Выбравшись из холодильника, Пирра сказала:
– Холодная каша, хорошо? Вечером я залила ее соком и положила изюма, так что начинай его искать.
– Лучше, чем яйца, – решила Нона. – Как работа?
– Отлично. Двое моих парней подрались, потому что кто-то сказал, что битва при Притиби была тяжелее боев в Антиохии. Пришлось их отдирать друг от друга. Кусались за уши. Не забудь воду, сегодня будет жарко.
Нона взяла воду из коричневой мозолистой руки Пирры и даже отпила глоток. Вода оказалась невероятно холодной.
– Глупая причина для ссоры.
– Очень, но теперь этого будет все больше и больше. Три месяца назад они бы просто накричали друг на друга. Теперь они с радостью поубивали бы друг друга из-за пролитого пива. Сейчас на улицах трупов больше, чем в казармах после первой резни. Они просто лежат на улице, их никто не трогает или… просто мертвые. Страшно. Как дела в школе?
– Мои друзья не хотят убивать друг друга, – сказала Нона и уточнила: – Ну они все время об этом говорят, но это правда. Малыши уже несколько недель не кусают друг друга, а когда они слишком орут, Табаско говорит им замолчать, и они замолкают.
– У этой Табаско есть будущее, если она поменяет имя.
– Чести говорит, что есть очень важная и интересная причина, почему ее так зовут, и что мне надо ее спросить. – Нона выбирала самую маленькую миску для каши. Самую маленькую – для нее, среднюю – для Пирры, самую большую – для Камиллы и Паламеда.
Потом она вспомнила прошлый вечер.
– Пирра, почему Ценой страданий ненавидит тебя?
– Потому что я напоминаю ей, что ее Бог был всего лишь человеком, который мог устать и облажаться, – тут же сказала Пирра. Была у Пирры такая прекрасная черта – она не тратила время на вопросы вроде «А почему ты об этом спрашиваешь?» или «А зачем тебе?». Она просто прямо отвечала. Правда, это была и плохая черта Пирры, потому что врала она примерно с той же скоростью, что и говорила правду.
– Мне нравится думать, что больше она не ненавидит меня. Теперь, когда она испытала на себе мои знаменитые чары. Теперь она, вероятно, говорит себе: «Ну конечно, как можно было устоять перед этим?» Потому что я очаровательна, Нона, понимаешь?
– Если ты такая неотразимая, – сказала Нона, – то почему ты одна?
Пирра приняла мелодраматическую позу, приложив ложку ко лбу. Ее худое волчье тело выглядело в такой позе нелепо.
– Мое сердце разбито, и я больше никогда не полюблю.
Хотя Пирра и вела себя по-идиотски, Нона подумала, что в этом заявлении куда больше правды, чем кажется, особенно если посмотреть на морщинки в уголках красно-коричневых глаз. У Пирры действительно было разбито сердце, и чем больше Нона об этом думала, тем логичнее это казалось. Пирра была похожа на Камиллу и Паламеда, но ее эквивалента Паламеда больше не существовало, он был мертв по-настоящему, убит ужасным монстром, которого ей отказывались описать. Невозможно было представить, чтобы Камилла и Паламед разлучились. Конечно, они были не вместе, их всегда разделяли минуты, но Нона знала, что они писали друг другу многостраничные письма. Нона видела стопки бумаги. Камилла не запирала их, потому что Нона не умела читать, а когда она спросила у Пирры, будет ли та читать ее переписку, Пирра ответила: «Нет, если мне не захочется сблевать».
Нона ковыряла кашу ложкой, когда вошла Камилла, раскатывая закатанные рукава рубашки.
– Опять детское питание? – это значило, что это вовсе не Камилла.
– Вкусняшки для малышки, – объяснила Пирра. – Либо это, либо бобы и сушеные рыбные хлопья.
– Я думал, ты вчера принесла продукты.
– Мне платят половину, пока не найдут кого-нибудь, кто заплатит за бурение, – объяснила Пирра.
– Да, но что случилось с этой половиной?
Пирра выложила кашу в большую миску и протянула ее Паламеду.
– Когда-нибудь у тебя будет очень бесячая жена, Секст, – любезно сказала она.
– Две, если бы я думал, что ты пропила все наши деньги, я бы спал спокойно. – Паламед ткнул в ее сторону ложкой: – Кому и зачем ты дала взятку?
– Одним ребятам. Зона С, – лаконично сказала Пирра.
– Ради бога, Пирра, если туда так сложно попасть, давай возьмем зону Б, у нас с Кэм есть способы и средства…
– Я бы заплатила любую сумму, чтобы вы не несли такой риск, который несете. – Пирра сунула ложку каши в рот. – М-м-м… ее так… легко проглотить.
– Пирра, – сказал Паламед, – мы делаем это по крайней необходимости. А ради подсказки мы готовы на что угодно.
Пирра понизила голос.
– Кому какое дело до подсказок? На самом деле ты устраиваешь этому мозгу жесткий талергический секс. Сынок, каждый раз, когда вы пересекаетесь, ты подвергаешь ее таламус ужасающему стрессу…
– Я каждый раз даю этому зеленый свет, тщательно сканирую ее на предмет…
– Тебе следует слить и заменить ее гребаную мозговую жидкость, – сказала Пирра. – Когда мы с Гидеоном планировали это испытание, я взламывала ему череп и сама ее процеживала. В качестве контрольной переменной. Это все накапливается. Сомневаюсь, что ты проверяешь количество лейкоцитов. Единственными людьми, которых я провела через это чертово испытание, были Мерси и Крис, потому что только Крис не возражала против регулярной трепанации черепа. Трахаться с душами не так-то просто, Секст. У тебя никогда нет о них полной информации.
Паламед очень вдумчиво и медленно съел ложку каши.
– Ты считаешь, что я слишком доверяю себе, – сказал он.
– Я считаю, что ты не можешь быть сам себе сдержками и противовесами, и не стоит и пытаться.
– Иногда ты напоминаешь мне мою мать.
– Женщину, ради встречи с которой я готова убить, – сказала Пирра.
– Будем надеяться, что у тебя появится такая возможность, – ответил Паламед, – итак…
Нона вытащила из каши мягкую набухшую изюмину и принялась осторожно перетирать ее зубами, стараясь есть очень осторожно. Каша была неплохая, только слишком сладкая и немного жесткая, но ей всегда приходилось выбирать, какой кусочек она может съесть, не выплюнув и не привлекая ничьего внимания к тому, что она делает.
– Вы ссоритесь? – спросила она. – Это потому что все в городе ссорятся? – И Пирра, и Паламед сразу приняли виноватый, затравленный вид.
– Не становись слишком милой для этого мира, детка, – ответила Пирра. Но, в конце концов, она назвала ее деткой и дернула за косичку. – Просто у нас стресс. Ешь кашу. Боже, это ужасно.
Как ни странно, Нона не слишком возражала против каши. Она была настолько непохожа на обычную еду, что ее можно было довольно легко проглотить, не думая о еде и не ожидая дешевой похвалы от Пирры и Паламеда. Паламед ел с механической яростью.
– Нельзя морить Кэм голодом, – пояснил он.
Он почти доел, когда у него запищал таймер.
– Слава богу, я успел.
И вместо него стала Камилла. Камилла посмотрела на Нону и спросила:
– Новости?
– Паламед ненавидит кашу.
– У нас была каша? – Камилла посмотрела на свою тарелку, а затем на Пирру, которая приберегла изюм напоследок и пихала его в рот. – А куда делись деньги на еду?
– Я не хочу говорить об этом второй раз, – ответила Пирра.
До школы оставалось еще много времени, поэтому они вспомнили одно из любимых занятий Ноны. Нона стояла на ногах Пирры, пока Пирра с Камиллой делали растяжку и подъемы корпуса. Пирра помогала Камилле тянуть ноги с такой силой, что Нона боялась, что они оторвутся, а потом безжалостно растягивали саму Нону, заставляя ее касаться пальцев ног, вытягивать одну ногу, потом другую, пока она не почувствовала множество коротких ярких вспышек боли.
– Нужно поддерживать мышцы в тонусе, – сказала Пирра, – хотя бы грубой силой.
В конце ей помассировали спину и икры, и это было приятнее всего. Когда они вышли из дома, она чувствовала себя обессиленной и радостной, но не рискнула признаться, что устала. Правда, идя мимо огромных вентиляционных отверстий вместе с толпой, Нона уже чувствовала себя лучше.
Они шли по улице, никуда не сворачивая, пока Пирра не сказала у ворот парка: