Юрий Евгеньевич еще раз прошелся по коридору и понял, не стоит над душою маячить, но хочется посмотреть на ребят.

Небрежно помахивая тряпкой, проходит мимо Игорь Столбов. Красивый, грациозный парень. Значит, немного избалован, привык быть в центре внимания.

Карпенко протирает батарею, словно кошка облизывает Любимого котенка. У Карпенко лоб невысок, но широкий, и весь Михаил сотворен основательно. Служит он по первому году, только что из экипажа, помнит курс молодого матроса. А Столбов службу правит третий год, за спиной два дальних похода. Хорошо, что он у меня в БЧ.

Шваброй орудует Гриценко. Лицо задумчивое, хорошее лицо. Швабру кидает профессионально, точно у него в руках малярная кисточка. Видно, парень сильный. Как его зовут? Леонид. Среди своих, видно, Лехой ходит. Леонид, Леха… Ладно, хватит маячить…

В училище ротный обходил кубрики после уборки с белоснежным носовым платком. Он небрежно проводил им по батарее, взмахивая, ронял у плинтусов. Инженер-лейтенант Доватор сразу понял — белоснежный платок не требуется.

— Карпенко, постройте БЧ.

— Становись, — попросил Карпенко и первый сам встал у стены.

БЧ неторопливо построилась. На правом фланге Столбов, на левом — Мищенко. Узкоплечий, пропорционально сложенный, головой крутит во все стороны. Рядом встал Чернилов, неприметный парень.

Инженер-лейтенант Доватор остановился у правого фланга, вдоль строя маячить не стал.

— Повторить приборку. Разойдись.

Столбов глянул сверху вниз. Мищенко крутанул головой вокруг оси. Инженер-лейтенант не стал смотреть на реакцию остальных, повернулся и пошел вдоль коридора. Затылком услышал:

— Вот и познакомились.

Так началась служба, хоть так начинать не хотелось.

В чем дело? Ведь и у меня командиры, налегающие на внешний блеск, никогда особого уважения не вызывали. Почему я сам гну ту же линию? Между прочим, сегодня среда, и у матросов увольнение, и они сейчас теряют время берега. Неужели со званием у любого человека меняется психология, и у меня это произошло?

На занятиях по энергоснабжению подлодки Юрий Евгеньевич Доватор сидит за последним столом и слушает со вниманием. Собственно говоря, это занятия для матросского и старшинского состава, и командиров БЧ здесь нет. Но теорию устройства корабля курсант Доватор сдал на втором курсе. С подводной лодкой у стенки знакомился на первом. Так что можно посидеть и послушать.

После занятий Столбов стоит в окружении матросов. Лейтенант смотрит на часы — до построения на обед осталось тридцать пять минут. Что ж, попробуем пообщаться вне строя и строгой субординации.

Юрий Евгеньевич двигается неторопливо туда, где ораторствует Столбов. Судя по занятиям, у Столбова не только гибкая талия, но и хорошая память. И зрение у него, конечно, прекрасное, но он делает вид, что не видит своего лейтенанта — обижен за приборку.

— Нет, по внешним признакам судить не стоит, — продолжает Столбов. — Почему столько разговоров о высоком интеллекте дельфинов? Исследователей потрясает величина их мозга. А мой товарищ, изучая этот самый мозг, пришел к выводу, что дельфин по своим умственным способностям не выше обыкновенной дворняжки. Например, человек — инженер по диплому. Это совершенно не значит, что он обладает развитым интеллектом.

— Смирррно! — крикнул старательно Карпенко.

— Вольно, — скомандовал инженер-лейтенант Доватор и присел на подоконник. «Значит, дорогой Игорь Столбов, говорите о разуме дельфина, а подразумеваете мой» и вслух:

— Продолжайте, Столбов, я тоже с интересом послушаю. Не возражаете?

— Никак нет. — Столбов провел двумя руками по волосам, прислонился небрежно к стене и продолжил: — Может быть, дельфин и умен по сравнению с другими водоплавающими, но не интеллектуален.

— А чем тебя его интеллект не устраивает? — поинтересовался Гриценко, косясь в сторону инженер-лейтенанта Доватора.

«Мальчики решили порезвиться на мой счет. Квитаются за приборочку». Инженер-лейтенант поплотнее устроился на подоконнике.

— Дельфин похож на узкого специалиста. Плавает, и отлично. Своим локатором, или, как у него называется, сонаром, работает обалденно. Наши акустики тут могут умереть от зависти. Но на этом его интеллект исчерпан.

— Зато дельфин с человечеством пытается контакт установить, — усмехнулся Гриценко.

— Насчет контакта — это спорный вопрос. Попытка установить контакт с человеком, по-моему, говорит о неразумности дельфина. Посмотрите, человек на дельфина охотится, причем довольно успешно, а дельфин все крутится вокруг него. Статьи в защиту дельфина появились недавно, да он их и не читает.

— А может, дельфин ждет, когда человек начнет его понимать, — задумчиво протянул Карпенко.

Карпенко добродушный человек, он действительно о дельфине рассуждает.

— Нет, — возразил Столбов, — вряд ли дельфины познакомились с философией Ганди и Толстого.

— А может быть, они все-таки ищут контактов, — уперся Карпенко, — ведь при огромности океана, — Карпенко примолк, видимо, стараясь представить себе его необъятность, — при том, что они себя в нем чувствуют, как рыба в воде, могли бы они вообще уйти с пути человеческого. Может, все-таки у них интеллект, равный нашему.

— Твое пристрастие к дельфинам, — Столбов усмехнулся, — я объясняю только тем, что сам ты из семейства карповых.

— Ну Игорек дает шороху! — восхищенно помотал головой Мищенко.

Столбов улыбнулся, стараясь скрыть удовольствие.

«В рассуждениях Карпенко меньше логики, но есть эмоциональная последовательность. — Доватор улыбнулся. — Хороший он, видно, парень».

— Но ведь им общения хотелось, — медленно сказал Карпенко.

— Общения? А разве мало в океане всякой живности? Зачем идти на контакты с таким опасным соседом? — зло возразил Столбов.

— Эх ты! — Карпенко посмотрел на Столбова с некоторым сочувствием. — Там ведь крабы, да глупые озверевшие акулы, да осьминоги безмозглые. А им, может быть, тепла, интеллигентного общения не хватало. Вот они и спасают тонущих людей.

— Причем издревле, — не выдержал инженер-лейтенант Доватор. — О дельфине, который дружил с мальчиком, есть запись даже у Платона.

— Читал, — небрежно заметил Столбов.

«Интересно, он в самом деле читал?» Инженер-лейтенант Доватор посмотрел на Столбова с любопытством.

Столбов, спокойно повернувшись к Михаилу, словно инженер-лейтенант Доватор не был для него достойным противником, продолжал:

— Платон писал о дельфине, который дружил с мальчиком, о дельфинах, которые спасли человека. Однако дельфины помогают плыть и раненым акулам, своим врагам, с которыми они, по твоим же словам, никаких контактов устанавливать не собираются.

— Не врешь, Игорь? — с надеждой спросил Карпенко.

— Не вру, Миша из семейства карповых.

«Мальчик эрудированный. Но второй раз обыгрывать фамилию не по-джентльменски. Мальчик эрудированный, но, пожалуй, его наказать стоит». Инженер-лейтенант Доватор плотно положил ладони на подоконник:

— А вы, Столбов, не задумывались, что если встать на позицию Михаила Карпенко, — Доватор специально сделал ударение на фамилии, — то можно предположить, что столь древнее общество, ведь дельфины, возможно, старше человечества, могло выработать свою этическую культуру. Допускаете?

— Допускаю, — снисходительно согласился Столбов.

— А если так, то, может быть, у них существует правило не добивать поверженного противника. — Доватор помолчал, давая аудитории время освоиться и с подтекстом.

— Забавная мысль. Может быть, вы ее разовьете, товарищ инженер-лейтенант?

«Не знаю, как остальные, а Столбов все понимает и, видно, готовит какой-то встречный удар, — подумал Доватор. — Ладно, посмотрим, кто кого». И вслух:

— Видите ли, Игорь Александрович (хорошо, что я запомнил его отчество, я ему продемонстрирую, как с полным уважением к противнику можно спорить. Мальчик еще не знает, что грубость и снисходительность — оружие слабого). Видите ли, Игорь Александрович, настоящая этическая система, проникнутая гуманизмом, может быть выработана только хорошо развитым интеллектом, уверенным в своей силе и избавленным от комплекса неполноценности. Тогда нет потребности смотреть на окружающих с превосходством.