Кирилл спокойно начал новый учебный год, не представляя, что будут и снисходительные взгляды одноклассников, и вежливое презрение педагогов, которые, как многие люди, видят лишь следствие, не задумываясь о причинах.
— Кирилл Умаров, прошу к доске, — негромко произнес математик, — докажите-ка мне, пожалуйста, все теоремы о свойствах углов треугольника.
И Кирилл неожиданно для самого себя решил на опыте проверить логические постулаты. Для начала он взял и доказал, что сумма трех углов треугольника совсем не равняется двум d. Математик хотел поставить Кириллу двойку, но Кирилл вспомнил: мама каждый день смотрит дневник, и быстро отстучал на доске все теоремы.
Зазвенел звонок. Старательная Ниночка согласно правилам выгнала всех из класса. Восьмиклассники в коридоре оживленно обсуждали событие.
Следующий урок — литература, классное сочинение. Тема о связи двух поколений.
Такое сочинение писали и в прошлом году. Повторяться было скучно. Кирилл долго сидел, не поднимая ручку, вспоминал джек-лондоновского Волка Ларсена — на его паруснике можно бы получить хоть немного той жизненной закваски, которой, Кирилл инстинктивно понимал, ему не хватает.
«Но я бы там не выдержал как человек из другого века и социальной среды», — решил Кирилл.
Нужно было писать сочинение, а Кирилл представлял себе, что он уже закончил десять классов, и тогда…
— Умаров, почему вы не пишете? — спросила Клавдия Петровна и посмотрела сочувственно.
Кирилл придвинул к себе тетрадь, и на него накатило…
Коротко комментируя, Клавдия Петровна раздавала сочинения. Кирилл напряженно ждал. Наконец в руках у нее осталась одна тетрадь. Клавдия Петровна вышла на середину класса и сказала негромко:
— А сейчас я хочу вам прочитать, что написал Кирилл Умаров.
Кирилл опустил голову и уткнулся глазами в парту. Клавдия Петровна пошелестела страницами и начала читать:
Дни летели трубя,
Вскинув головы круто.
Ненавижу себя
За пустые минуты.
Но лежат чертежи,
Ждут бессонные вахты —
Все считаем, что жизнь
Начинается завтра.
А пока бурелом
Нам лишь изредка снится,
О великом былом
Повторяют страницы.
Биография дней
В сообщениях ТАССа,
Когда двое друзей
Оставалось из класса.
И невест и сестер
Они нам завещали,
Пионерский костер
И огонь на причале.
И еще они нам
Завещали работу,
Уходя по тылам
И в десантные роты.
Шторм гремел на цепях,
Враз взлетали на сходни
И держали в зубах:
«Жизнь начнется сегодня!»
Клавдия Петровна помолчала:
— Кирилл, мне тоже нравятся эти стихи. Как эпиграф они бы украсили сочинение, но одного эпиграфа недостаточно. Я ничего не поставила тебе, Умаров. Надеюсь, ты представишь свое сочинение.
— Но я ведь написал сочинение, — возразил смущенно Кирилл.
— Ты хочешь сказать, что это твои стихи? — Клавдия Петровна гневно вскинула голову.
Кирилл тоже вскинул голову.
И снова гудела перемена. А он стоял у окна в коридоре и смятенно думал: «Неужели она решила, что я списал? Значит, у меня получилось?!»
Вот здесь, у окна, и появилась Анка, Анка из седьмого «Б», которая жила на четвертом этаже их семиэтажного дома. Она постояла рядом и, не глядя на Кирилла, сказала:
— Ты молодец, Кирилл. Я всегда это знала.
Кирилл молчал, ему стиснуло горло. Он смотрел в окно и молчал. Анка постояла немного и отошла.
За окном проклевывались листья, и на огромном циферблате электрических часов на углу, над булочной, поминутно вздрагивая, двигалась стрелка.
* * *
И сейчас по маленькому кругу циферблата, фосфоресцируя, бегала узенькая стрелка.
Кирилл давно хотел носить на руке такой хронометр, чтобы он светился в темноте и чтобы стрелка была длинной и узкой. И такие часы подарила мама. А сейчас она сидит одна и тоже следит за движением стрелок.
Кирилл поднимает воротник дубленки. В ней уютней, чем в плотной флотской шинели. И дубленку подарила мама. Теплые коричневые тупоносые ботинки покупала тоже она.
А сама вечером сидит над какими-то толстыми рукописями, читает, что-то черкает на полях то красным, то синим карандашом. И поля становятся похожими на небо во время салюта. А потом приходит почтальон и приносит переводы.
Стрелка на циферблате закончила круг. Часы самозаводящиеся, пылеводонепроницаемые. Сколько вечеров над монографиями мама просидела ради этих часов!
А позавчера позвонил Леонид Витальевич, пригласил ее в Большой на «Кармен-сюиту». Так она свой синий костюм два часа утюгом отпаривала. А чего его отпаривать? Его давно выкинуть надо. Сколько лет можно одно и то же женщине носить?
Ведь писал же я, что мне ничего не надо, что мне нравится все время ходить в курсантской форме. Ну да, я писал, а мать решила по-своему: мол, в короткие курсантские каникулы Кирилл иногда с удовольствием наденет штатское. И ради этого «иногда» она по-прежнему ходит в шубе, которую я помню еще с шестого класса.
Да, мама многое решает по-своему. И насчет Анки она тоже решила за меня. Вот Анка и повернулась ко мне спиной и тонким прутом чертит там что-то на снегу. Что ж, насчет штатского мама не ошиблась, а вот насчет Анки…
Да, штатское Кирилл в самом деле носит с удовольствием и сам себе кажется принцем, сохраняющим инкогнито. Но во имя любого инкогнито он не может расстаться с клешами и флотским ремнем. И, встречая в метро матросов или курсантов, оглядывая их взглядом знатока, он понимает: и они в нем признают своего.
А мама сейчас одна. На коленях у нее клубок шерсти, спицы методично чертят воздух. В уголке рта вздрагивает сигарета. Мать косит взглядом на дверь и ждет.
Она давно не назначала часа, когда Кирилл должен прийти домой, но никогда не ложилась спать, пока он не возвращался. Кирилл знал — утром мать все равно встанет в половине седьмого, будет готовить завтрак, раздраженно гремя кастрюлями. Кирилл старался приходить домой рано, но появилась Анка…
Кирилл вздохнул, поднял глаза. Анка стояла теперь чуть боком и быстрыми точными ударами прута заканчивала на снегу огромного страшного черта. Последним движением она изогнула ему хвост, который был с пушистой кисточкой на конце. Анка обернулась:
— Елена Анатольевна считает, что я на него похожа. Твоя мама…
— Анка, не надо.
— А мне обидно, когда ты смотришь на часы, я их когда-нибудь расшибу о стенку. Она специально их тебе подарила, чтобы ты бросал меня где попало.
— Анка, не надо, ведь через день я уезжаю.
— Думаешь, я забыла? Она и в училище тебя отпустила, лишь бы ты был от меня подальше.
— Но ты согласилась, — сказал Кирилл, понимая, что Анка права.
— Я… Я по-другому. Я — чтобы как ты хотел.
И тут она тоже была права.
Анка мягко положила руку на его плечо:
— Прости, я замерзла, а ты все стоишь и смотришь на свои часы. Дай я посмотрю на них, сколько там настукало, — постаралась лихо произнести Анка.
А в это время Елена Анатольевна тоже посмотрела на часы и решила, что Анке все зачтется, ей даром ничего не пройдет…