«Я расскажу об этом Альке, расскажу ребятам в роте. И каждую субботу, когда женщина сидит у окна, мы будем приходить к ней».

Юрка взмахнул рукой, и где-то у самого ребра трепыхнулось все еще не прочитанное письмо. Юрка расправил письмо.

«А маме я теперь буду писать два раза в неделю про что угодно: про то, какое течение у Невы, про то, как львы напротив Адмиралтейства стерегут свои шары, и, может быть, даже про Альку».

Он вдруг вспомнил, что не знает ни имени, ни фамилии, ни адреса женщины, не видел даже номера трамвая.

Все равно ее можно найти: не так уж много трамваев бродит ночью по городу, только надо запомнить, какое сегодня число.

Редактор — это я. Трензель командует нашим взводом, а Левка — мой большой друг. Он из породы способных лентяев. Это те, кому все дается легко, и поэтому они не привыкли работать.

Способные лентяи появляются в школе, когда с ребят, более одаренных, спрашивают столько же, сколько с остальных, словно вместе с форменной фуражкой всем выдаются одинаковые головы. Я давно собираюсь написать об этом статью в большую газету.

Не знаю, как живется редакторам больших газет, наверное, по принципу: большие дети — большие хлопоты. Если так, я им не завидую. Во всяком случае, быть редактором факультетской газеты сложно. Вот и с Левкой мы поссорились из-за карикатуры.

Было два рисунка: первый — Лев, проснувшись в конце семестра, делает прыжок и цепляется хвостом за тройку; второй — Лев ходит по клетке и смотрит в окно на трехцветный шарф.

Трехцветный шарф носила Левкина девушка. Она приходила под наши окна, когда Лев оставался без увольнения. Об этим знали все курсанты и дежурные офицеры.

Она была стройна, как мачта, порывиста, словно парус под резким ветром. Вымпелом на быстрой бригантине реял знаменитый шарф. Все наши курсанты мечтали о девушке, похожей на нее.

Трехцветный шарф художник дорисовал, когда я приболел и газету вывесили. Левка зашел ко мне, щелкнул каблуками и бросил небрежно: «Однако ты совершил колоссальное математическое открытие… научился, сохраняя прямую идеальной выправки, гнуться дугой перед начальством». Я ответил ему на высоком уровне, и мы расстались. Известие о нашей ссоре потрясло факультет, как землетрясение.

Левка — дьявольски способный парень, и, по-моему, он не смеет забывать об этом. У Левки на этот счет иное мнение. Когда они были в девятом классе, девушка с трехцветным шарфом намекнула ему, что быть круглым отличником неприлично. Левка принял это за аксиому, но перейти в разряд отстающих ему было непросто: мешала «проклятая эрудиция». О двойке Левка мечтал, как пятиклассник после морских романов о трубке и пистолете. К десятому классу Левка уже научился получать все оценки, предусмотренные министерством просвещения.

Девушка испугалась результатов своей агитации. Чтобы утешить, поцеловала его после первой двойки за четверть и попросила помочь ей готовиться в институт. Левка помог и сам, прилично закончив школу, сдал вступительные экзамены в наше училище. Но агитация не прошла бесследно. Сейчас девушка пытается «перевоспитать его обратно», потому что очень грустная штука — свидание через окно.

А сегодня, когда я пришел из санчасти, Левка даже не смотрит в мою сторону. Ребята, подтянув ремни и поправив синие воротники, отправились на занятия по навигации. Я на правах больного освобожден от занятий и решил чертить: пока болел, у меня вырос «хвост», как у древнего ящера.

Неожиданно Левка тоже остался в классе, закрыл дверь на ключ, повесил на ручку тряпку — теперь дежурный офицер не может мимоходом заглянуть и увидеть нас. Но у старшины есть ключ, а за пропущенные лекции еще никому не выносили благодарности. Левке тем более рисковать не стоит: у него и так достаточно всяких неприятностей.

Он начал свой список взысканий еще на первом курсе. На втором, когда к нам пришел новый старшина, Левкина жизнь стала совсем скучной. Старшина прочитал наши аттестации и решил сделать из Левки человека. А Левка решил сделать человека из старшины. Это дается сложно обоим. Они часто стоят друг против друга, похожие на двух закадычных друзей. Оба невысокие, светлоголовые. У Левки волосы ежиком, тонкий нос и огромный чистый лоб. У старшины волосы, как у молодого барана, нос разлапист и вздернут, на лбу три параллельные линии. У Левки смешная фамилия — Капелька, у старшины — Трензелев, сокращенно Трензель. Их «дружеская» беседа иногда продолжается довольно долго. После нее, как правило, Левку можно застать в гальюне за уборкой.

— Сегодня Трензель начальник караула. При обходе постов он может заглянуть в класс, — роняю я.

Левка пожимает плечами:

— Он мне вчера организовал занятия по уставу, думаю, сегодня его бдительность притупилась.

Левка тоже устраивается чертить. Обычно он сидит передо мной, а сейчас ушел в другой конец класса, укрепил доску так, что я вижу только, его макушку.

Первый час окончен. За дверьми гудит перемена. Нехитрая штука — черчение, а проглатывает время, как удав кролика. К концу недели я разделаюсь лишь с первым заданием, а впереди еще одно. Оно несложно, но когда?.. Распорядок дня жесткий: лекции, наряды… Значит, минимум две недели мне сидеть без увольнения, заменяя театр и танцы лишней порцией компота.

Левка чертит, тихонько насвистывая. Так проходят четыре часа.

Мы не слышали, как щелкнул замок. Дверь распахнулась, словно зев чудовища. На пороге стоял Трензель, похожий на пуделя, сделавшего стойку.

— Вчерашние друзья сидят по разным углам.

— Это, кажется, не запрещено уставом, — парирует Левка.

— Почему вы в классе? — поворачивается ко мне старшина.

— Освобожден на сегодняшний день по болезни.

— А вы, Капелька?

— Проявляю творческую инициативу, — говорит Левка, сворачивая чертеж.

— Чтобы у вас для нее осталось больше времени, даю вам десять суток без берега.

— Есть десять суток без берега, — дрогнувшим голосом повторил Левка, смерив презрительным взглядом Трензеля с головы до ног.

Старшина напрягся, казалось, он хочет стать выше ростом. Но за взгляд не сунешь наряд вне очереди. Трензель шагнул вперед, он не мог сейчас уйти из класса, это было бы похоже на бегство.