– Воровку? Ты в этом уверен?

– Еще бы! Это сестра человека, которого ты сам велел арестовать!

– Гнусная клевета! Не я велел его арестовать, а ты, Бешу!

– Да, но по твоей указке! И вообще – он несомненно виновен!

– С чего ты это взял?

– Любопытно! А ты разве больше так не думаешь?

– Конечно нет! – ответил Жан д’Эннери с нескрываемым сарказмом. – Во всем этом деле есть удивительные несообразности. Неужели граф, такой знатный господин, может быть вором? И неужели эта гордая дама, у которой я осмеливаюсь целовать лишь лоб и волосы, воровка? Поистине, Бешу, я начинаю думать, что ты слишком поспешил с выводами и по недосмотру угодил в очень скверную историю. А ведь именно тебе придется нести за все это ответственность!

Бешу слушал и бледнел – его уже обуревал страх. А Ван Хубен, которого терзали ужасные сомнения, думал о том, что его бриллианты снова исчезли во тьме.

Тем временем Жан д’Эннери, вновь почтительно опустившись на колени перед графиней, шептал ей:

– Вы ведь не виноваты, мадам, не правда ли? Разве может дама вашего круга быть воровкой?! Прошу вас, откройте мне правду о себе и о вашем брате!

Нет ничего более скучного, чем подробный рассказ о судебном расследовании, особенно если речь идет о нашумевшей истории, которая обсуждается всем светом и о которой каждый имеет свое мнение – иногда более, а иногда менее верное. Суть же данного повествования заключается как раз в освещении фактов, оставшихся неизвестными ни широкой публике, ни представителям правосудия; словом, мы намерены поведать о действиях Жана д’Эннери, иначе говоря – Арсена Люпена.

Итак, напоминаем, что расследование дела ни к чему не привело. Дряхлая супружеская пара графских слуг вознегодовала, поняв, что кто-то посмел заподозрить их хозяев, коим они служили уже двадцать лет; впрочем, доказать невиновность оклеветанных брата и сестры им тоже не удалось. Гертруда покидала кухню лишь по утрам, когда ходила за покупками. А когда кто-нибудь звонил у дверей – что случалось чрезвычайно редко, ибо гости в особняк почти не наведывались, – Франсуа натягивал свою ливрею и шел отворять.

Тщательное обследование двора показало, что никакого потайного входа туда не существует. Тесная каморка, прилегающая к гостиной и прежде служившая альковом, ныне использовалась как туалет. Словом, нигде ничего подозрительного, ничего загадочного. Во дворе никто не жил. Там даже не было гаража для автомобиля. Было установлено, что граф умел водить машину. Однако, если это и так, где он ее держал? Где находился гараж?

Что же касается графини де Меламар, то ее местонахождение по-прежнему было неизвестно, а граф хранил упорное молчание, не отвечая ни на какие вопросы, даже на те, что могли показаться самыми мелкими и незначительными.

Однако был некий факт, который со временем стал доминирующим во всем этом деле и крайне заинтересовал как представителей правосудия, так и прессу и общественность. Вот он – этот факт, сразу привлекший внимание Жана д’Эннери и им же проверенный. Мы обнародуем его без всяких комментариев. В 1840 году Жюль де Меламар, прадед нынешнего графа, самый известный представитель рода Меламаров, наполеоновский генерал, посол в период Реставрации, был арестован за кражу и убийство и скончался от удара в тюремной камере.

Следователи сузили круг поисков. Изучили архивы. Разыскали кое-какие мемуары. И в конце концов обнаружили документ чрезвычайной важности. В 1868 году сын того Меламара и дед нынешнего графа Адриена – Альфонс де Меламар, ординарец Наполеона III, – также был уличен в краже и убийстве и застрелился в своем особняке, на улице д’Юрфе.

Император приказал тогда замять дело.

Слухи об этом двойном скандале произвели оглушительный эффект. Нынешняя драма получила единственно возможное объяснение: во всем была виновата наследственность. Граф и его сестра, хотя и не имели большого состояния, жили вполне обеспеченно. Они владели особняком в Париже и замком в Турени, занимались благотворительностью и вообще творили добрые дела. А следовательно, инцидент с похищением бриллиантов в Гранд-опера был вызван не преступной жадностью, но атавизмом: тяга к воровству попросту была у них в крови. Брат и сестра унаследовали ее от своих предков. Разумеется, преступление они совершили ради того, чтобы вести жизнь неизмеримо более роскошную, чем позволяли их доходы, либо же уступили неодолимому искушению, однако руководила ими главным образом наследственная тяга к преступлениям.

Вот почему граф Адриен, как и его дед Альфонс де Меламар, решил покончить жизнь самоубийством.

Очередной атавизм.

Впрочем, однажды граф все же соизволил заговорить. Он категорически отрицал, что имеет какое-либо касательство к бриллиантам, похищению девушек, тунике, обнаруженной в книжном шкафу его особняка, и всем прочим загадочным обстоятельствам, связанным с ночными происшествиями.

Еще он объяснил следователю, почему его так заинтересовала Арлетт Мазаль. По его словам, у него когда-то была связь с замужней женщиной, которая родила от него дочь; он очень любил эту девочку, но несколько лет назад она умерла. Граф безумно горевал о ней, а Арлетт очень на нее походила, и потому он дважды или трижды невольно шел за ней, думая о покойной дочери. Однако он решительно отказывался признать, что как-то попытался преградить ей путь на пустынной улице.

Так миновали две недели. И все это время бригадир Бешу с ожесточенным упорством вел поиски бриллиантов, развив бурную, но совершенно бесполезную деятельность. Ван Хубен, который ходил за ним по пятам, горестно стонал:

– Пропали!.. Я вам говорю: они бесследно пропали!

В ответ Бешу потрясал сжатыми кулаками:

– Ваши бриллианты все равно что у меня в руках! Я нашел Меламаров, и вот так же я отыщу ваши драгоценности.

– А вы уверены, что вам не нужна помощь д’Эннери?

– Абсолютно уверен! Лучше уж всё потерять, чем обратиться к этому типу!

Однако Ван Хубен не сдавался:

– Напрасно вы упрямитесь! Мои бриллианты поважнее вашего самолюбия.

Впрочем, банкир и сам не упускал случая поторопить Жана д’Эннери, с которым встречался чуть ли не ежедневно. Приезжая в свою квартиру, он всякий раз заставал его в уединенной комнате, где скрывалась Жильберта де Меламар. Жан, сидя подле графини, утешал ее, обнадеживал, обещал спасти ее брата от смерти и бесчестья, однако же не мог добиться от нее хотя бы словечка, могущего пойти на пользу расследованию.

А если Ван Хубен, вновь вернувшийся к Регине Обри, приглашал ее в какой-нибудь ресторан, там неизбежно оказывался и д’Эннери, который немедленно начинал флиртовать с нею.

– Оставьте нас в покое, Ван Хубен, – говорила ему тогда красавица, – я уже видеть вас не могу с тех пор, как случились все эти истории!

Однако Ван Хубен не унимался и, отведя д’Эннери в сторонку, спрашивал:

– Так как же обстоит дело с моими бриллиантами, дорогой друг?

– Послушайте, у меня полно и других занятий. Регина и Жильберта отнимают все мое время – одна днем, другая вечером.

– Ну а утром?

– А утром – Арлетт. Она очаровательна, эта девочка, – тонкая, умная, чуткая, жизнерадостная и трогательная, простодушная, как дитя, и загадочная, как истинная женщина. И притом такая непорочная! В первый день мне удалось расцеловать ее в обе щеки, но, увы, это был единственный раз! Ван Хубен, признаюсь вам: из всех этих дам я предпочитаю Арлетт.

Д’Эннери не лгал. Его короткая симпатия к Регине давно перешла в дружеское чувство. А с Жильбертой он виделся только в силу надежды – пока тщетной! – вызвать ее на откровенность. Зато, неизменно встречаясь по утрам с Арлетт, он неустанно восхищался ею. Эта девушка обладала особым шармом, в котором прирожденная душевная чистота соединялась с практическим жизненным опытом.

Все ее несбыточные мечты, направленные на то, чтобы помочь подругам, казались вполне осуществимыми, когда она с улыбкой рассказывала о них.