И он, под разъяренным взглядом Ван Хубена, продолжил свои «пассы». Регина постепенно приходила в себя и, казалось, с удовольствием переносила эту необычную процедуру.
Глава 2
Арлетт, манекенщица
Это было неделей позже, в конце рабочего дня. Клиенты великого кутюрье Черница уже начинали покидать просторные демонстрационные залы на улице Мон-Табор, и теперь Арлетт Мазаль и ее подружки, сидевшие в комнате манекенщиц и почти не занятые показом моделей, могли наконец обратиться к своим любимым делам, а именно – погадать на картах, поиграть в белот и погрызть шоколад.
– Подумать только, Арлетт! – воскликнула одна из девушек. – Карты сулят тебе только приключения, счастье и богатство!
– И они говорят правду, – подтвердила другая, – ведь удача выпала Арлетт еще на том конкурсе в Опера. Подумать только: Первая премия!
На что Арлетт возразила:
– Я ее не заслужила. Регина Обри была куда лучше меня.
– Что за глупости! Ведь почти все зрители проголосовали за тебя!
– Да эти люди сами не знали, что делали. Когда начался пожар, три четверти зрителей выбежали из зала. Так что это голосование не в счет.
– Ну уж, Арлетт, вечно ты тушуешься! Да эта Регина Обри наверняка завидует тебе до смерти!
– А вот и ошибаетесь, вовсе нет! Она приходила ко мне, обняла и поздравила от всего сердца!
– Вот еще – наверняка притворялась!
– Да с чего бы ей мне завидовать?! Она такая хорошенькая!
В это время служанка принесла девушкам вечернюю газету. Арлетт развернула ее и объявила:
– Ага, вот уже пишут о начале следствия: «Похищение бриллиантов…»
– Ну-ка, прочти нам, Арлетт!
– Вот слушайте: «Таинственное происшествие в Гранд-опера находится пока еще на начальной стадии расследования. Наиболее вероятная гипотеза, принятая в прокуратуре, а также в префектуре, сводится к тому, что это злостное преступление имело целью похищение бриллиантов у Регины Обри. В настоящее время следствие не располагает даже приблизительными сведениями о человеке, похитившем прекрасную манекенщицу, поскольку он скрывал свое лицо. Предполагают, что этот субьект проник в Опера под видом поставщика с огромными букетами цветов, которые он разложил за кулисами.
Костюмерша смутно припомнила, что видела его, и сообщила, что молодой человек носил светлые замшевые гетры. Букеты наверняка были пропитаны каким-то специальным горючим веществом. Преступнику оставалось только воспользоваться паникой, неизбежно возникшей после начала пожара, которую он предусмотрел, чтобы вырвать из рук костюмерши меховую пелерину манекенщицы и осуществить свой план. Больше нам пока нечего сообщить нашим читателям, поскольку Регина Обри, уже не раз опрошенная следователем, заявила, что не может описать ни маршрут автомобиля, ни внешность похитителя и его сообщницы, если не считать нескольких второстепенных мелких подробностей, ни тот загадочный особняк, где пленницу лишили ее драгоценного наряда».
– Ох, как бы я перепугалась! Подумать только: совсем одна в этом доме, с негодяем и его сообщницей! – воскликнула одна из девушек. – А ты, Арлетт?
– Я тоже. Но я все-таки стала бы отбиваться… В такие моменты я бываю храброй. И только потом падаю в обморок.
– Ну а ты-то – ты видела этого типа там, в театре?
– Видела? Да ничего я не видела!.. Разве что тень, которая несла другую тень… в тот момент я понятия не имела, кто это. Мне нужно было лишь одно – выбраться оттуда живой и невредимой. Вы только представьте себе – такой пожар!
– Значит, ты так ничего и не заметила?
– Ну, кое-что все же заметила – лицо Ван Хубена за кулисами.
– А разве ты его знала?
– Нет, но он вопил во весь голос: «Мои бриллианты! Бриллианты на десять миллионов! Какой ужас! Это катастрофа!» – и при этом подпрыгивал так, словно пол обжигал ему ноги. А окружающие умирали со смеху.
Девушка встала и начала подскакивать на месте, подражая комичным прыжкам Ван Хубена. Сейчас она, в своем простеньком платьице из черной саржи, небрежно стянутом на талии пояском, выглядела такой же грациозной и элегантной, как и в роскошном туалете на показе в Опера. Ее высокая изящная фигурка безупречного сложения выглядела подлинным шедевром создавшей ее природы. Тонкое благородное лицо, матовая кожа, чудесные волнистые белокурые волосы…
– Станцуй, Арлетт, станцуй, раз уж ты встала!
Девушка не умела танцевать. Но она принимала разные кокетливые позы и делала причудливые па, которые казались еще более соблазнительными, чем ее выходы на показе моделей. Это было забавное прелестное зрелище, никогда не надоедавшее ее подружкам. Все они искренне восхищались ею и считали Арлетт избранной натурой, достойной жизни в роскоши и увеселениях.
– Браво, Арлетт! – восклицали девушки. – Ты просто чудо!
– Ты наша лучшая подруга – ведь теперь, благодаря тебе, три из нас поедут отдыхать на Лазурный Берег!
Арлетт присела рядом с ними, разрумянившись от возбуждения, с блестящими глазами, и сказала полудоверительно тоном, в котором звучали волнение и веселость, но также и грусть с примесью иронии:
– Я ничуть не лучше вас, не такая ловкая, как ты, Ирэн, не такая серьезная, как Шарлотта, и не такая благородная, как Жюли. У меня, как и у вас, есть ухажеры… которые не ждут от меня большего, чем я могу им дать… но которым я все же даю больше, чем мне хотелось бы. И я знаю: когда-нибудь все это кончится плохо. Ну да и как иначе?! На таких, как мы, не женятся. Мужчины видят нас в этих роскошных нарядах и робеют.
– О, тебе-то нечего опасаться, – проговорила одна из девушек. – Ведь карты предсказали тебе богатство.
– Откуда оно возьмется? От какого-нибудь старого богатея? Нет, никогда! И все же я мечтаю об удаче.
– О какой?
– Сама не знаю… У меня в голове такая путаница. Мне хочется счастья в любви, но хочется и денег.
– И то и другое вместе? Черт возьми, да для чего же это?
– Любви – для счастья.
– А денег?
– Сама не знаю для чего. Есть у меня мечты, есть амбиции, я вам о них уже рассказывала. Мне хотелось бы разбогатеть… даже не ради себя… ради других… ради вас, мои милые… Я мечтаю…
– Ну же, говори, Арлетт!
Девушка ответила, понизив голос и улыбнувшись:
– Это глупо… такие детские мечты. Мне хотелось бы иметь много-много денег, но не для себя, а просто чтобы я могла ими распоряжаться. Например, стать начальницей, директрисой большого дома моделей, где все было бы по-новому, где всем было бы хорошо… где работницам давали бы приданое… да-да, чтобы каждая из вас могла выйти замуж по своему выбору.
И девушка рассмеялась над своей несбыточной мечтой. А все прочие призадумались. Одна даже прослезилась.
Арлетт продолжала:
– Да-да, настоящее приданое, и притом наличными… Я не очень-то ученая… У меня даже школьного аттестата нет… Но все же я записала эти свои планы, пусть даже с грамматическими ошибками. По этим планам каждая из девушек по достижении двадцати лет должна получить приданое… а потом деньги на первого ребенка… а потом…
Но тут открылась дверь и директриса позвала:
– Арлетт, к телефону!
Девушка вскочила, побледнев от страха.
– Наверно, мама заболела! – пролепетала она.
В доме моделей Черница все знали, что служащих зовут к аппарату только в исключительных случаях – из-за чьей-то болезни или кончины. Знали все и то, что Арлетт обожает свою мать, что она была незаконной дочерью и что две ее сестры, бывшие манекенщицы, уехали за границу со своими кавалерами.
Арлетт со страхом направилась к двери, среди всеобщего молчания.
– Поторопитесь! – приказала директриса.
Телефонный аппарат находился в соседней комнате. Остальные девицы, скучившись у приоткрытой дверной створки, жадно слушали прерывающийся голос девушки:
– Мама, верно, заболела? У нее плохо с сердцем? Но… кто у аппарата? Это вы, мадам Лувен?.. Я не узнаю ваш голос… Доктор? Как вы сказали? Доктор Брику, улица Мон-Табор, дом номер три-бис?.. А вы его предупредили? Я должна приехать вместе с ним? Хорошо, я сейчас же буду.
