– Арлетт, Арлетт, – говорил он, – я не знаю никого более светлого, чем ты… но и более темного.

– Это я-то темная? – удивлялась девушка.

– Да, временами. Ты понятна мне, но есть в тебе некая неразрешимая загадка. Я не заметил этого во время нашей первой встречи, но теперь вижу, что ты таишь в себе чистое сердечное чувство.

– Не может быть! – со смехом восклицала девушка.

– Да, сердечное… Ты любишь кого-нибудь?

– Люблю ли я кого-нибудь? Да я всех люблю!

– Нет-нет, – возражал он, – в твоей жизни появилось что-то новое.

– Вот это верно: новое появилось! Похищение, страхи, следствие, допросы, множество людей, которые мне пишут, слишком много шума вокруг меня! Есть от чего потерять голову такой скромной манекенщице, как я!

Но Жан лишь недоверчиво улыбался, смотря на девушку со все возрастающей нежностью.

Тем временем официальное следствие совершенно застопорилось. С момента ареста графа де Меламара прошло уже двадцать дней, а опросы случайных свидетелей и обыски так ни к чему и не привели. Все следы оказывались ложными, все гипотезы – недоказуемыми. Следствию не удалось даже разыскать шофера, который привез Арлетт, сбежавшую из особняка Меламаров, на площадь Победы. Ван Хубен места себе не находил. Он уже не видел никакой связи между арестом графа и похищением бриллиантов и, нимало не стесняясь, подвергал сомнению профессиональные качества Бешу!

И вот как-то днем оба позвонили в дверь дома возле парка Монсо. Слуга проводил их в комнату.

– А ну убирайтесь! – воскликнул при виде их д’Эннери. – Ван Хубен, Бешу, я смотрю, у вас совсем нет гордости!

Незваные гости признались ему, что совершенно растеряны.

– Это одно из тех дел, которые никак не распутать, – уныло сообщил бригадир Бешу. – Такое невезение…

– Тупицам вроде тебя вечно не везет, – заметил д’Эннери. – Ну да ладно, так и быть, я тебе помогу. Но только при условии беспрекословного повиновения, понятно? Как те граждане Кале – с веревкой на шее и в рубище![5] Согласен?

– Лично я согласен! – воскликнул Ван Хубен, страшно обрадованный добрым обращением д’Эннери.

– Ну а ты, Бешу?

– Давай, командуй, – мрачно ответил тот.

– Ты забудешь о префектуре и о судейских, объявишь, что эти люди ни на что не способны, и возьмешь на себя обязательства…

– Какие еще обязательства?

– Обязательства честного сотрудничества со мной. На какой стадии сейчас следствие?

– Завтра состоится очная ставка графа с Региной Обри и Арлетт Мазаль.

– Черт возьми, нам нужно поторопиться. От публики ничего не скрывали?

– Почти ничего.

– Ну, рассказывай.

– Меламар получил письмо, его нашли у него в камере. В нем говорится: «Все уладится. Я это гарантирую. Держись стойко». Я провел расследование и быстро выяснил, что записка была передана графу через рассыльного, который носит заключенному еду из ресторана. Парень подтвердил, что тот отправил через него ответную записку.

– Ты сможешь точно описать адресата?

– Конечно.

– Прекрасно! Ван Хубен, ваше авто здесь?

– Да.

– Поехали.

– Куда?

– Скоро увидите.

Они сели в машину, и д’Эннери сказал:

– В этом деле есть один пункт, который ты, Бешу, счел незначительным, а я – самым важным. Что означает объявление, данное графом в газеты за несколько недель до начала нашего следствия? Какую цель он преследовал, сообщая о потере этих грошовых мелочей? И с какой стати воры вздумали похищать это дешевое барахло, когда в особняке на улице д’Юрфе было полно ценных вещей? Ответить на этот вопрос можно было только одним-единственным способом – порасспросив добрую женщину, которая продала мне эти бросовые вещички за скромные тринадцать с половиной франков. Что я и сделал.

– И каков результат?

– Отрицательный – до сегодняшнего дня, но только что, как я надеюсь, ставший положительным. Торговка с блошиного рынка, к которой я наведался уже назавтра после известных событий, прекрасно помнила ту особу, которая продала ей все это барахло за сто су; это старьевщица, которая иногда приносит ей подобные мелочи. Ее имя? Адрес? Моя торговка их не знает. Но она уверяла меня, что месье Граден – антиквар, который привел к ней эту женщину, – мог бы их указать. Я поспешил к месье Градену, на левый берег Сены. Увы, он был в отъезде. Но сегодня наконец антиквар возвращается.

Они приехали к господину Градену, который, не колеблясь, ответил им:

– О, это наверняка матушка Трианон – мы все зовем ее так из-за лавки «Малый Трианон», которую она держит на улице Сен-Дени. Странная особа, угрюмая, необщительная, торгует всяким барахлом, но тем не менее продала мне как-то очень интересную мебель… уж и не знаю, где она ее раздобыла. Там, наряду с прочим, был превосходный, весьма красивый мебельный гарнитур красного дерева, бесспорный Людовик Шестнадцатый, подписанный Шапюи, великим мастером-краснодеревщиком восемнадцатого века.

– И вы его уже перепродали?

– Да. Отправил в Америку.

Трое мужчин вышли от антиквара сильно заинтригованные. Подпись мастера Шапюи стояла на большинстве предметов мебели графа де Меламара.

Ван Хубен довольно потер руки:

– Судьба к нам явно благосклонна; я уже начинаю думать, что мои бриллианты спрятаны в каком-нибудь потайном ящичке «Малого Трианона». И в таком случае, д’Эннери, я надеюсь, что у вас хватит порядочности…

– Преподнести их вам?.. Ну разумеется, дорогой друг!

Авто затормозило поблизости от «Малого Трианона»; Ван Хубен и д’Эннери вошли в лавку, оставив Бешу за дверью. Лавка представляла собой длинное узкое помещение, битком набитое грошовыми безделушками, треснувшими вазами, выщербленным фарфором, облысевшими мехами, рваными кружевами – словом, всем тем, что обыкновенно продают старьевщики. Мамаша Трианон, тучная женщина с полуседыми волосами, сидела у задней стены, беседуя с каким-то посетителем, который сжимал в руке графин без пробки.

Ван Хубен и д’Эннери принялись медленно бродить по лавке, изображая праздных любителей старины. Д’Эннери искоса поглядывал на господина, который явно не походил на человека, желающего что-нибудь купить. Это был высокий мускулистый блондин с открытым лицом, лет тридцати на вид, в элегантном костюме. Он поговорил с хозяйкой еще минуту, а затем поставил на стол графин без пробки и направился к двери, на ходу рассматривая безделушки и бросая пристальные взгляды на новых посетителей.

Ван Хубен даже не заметил этого молодого человека; немного помедлив, он направился к матушке Трианон, полагая, что может завязать с ней беседу, ибо д’Эннери явно не собирался этого делать. Подойдя к торговке, он спросил ее вполголоса:

– Скажите, вам, случайно, не доводилось перепродавать некоторые вещи, которые были у меня украдены? Например…

Д’Эннери, опасаясь, что его спутник может допустить оплошность, попытался знаком отвлечь его, но Ван Хубен продолжил:

– …например, медная плакетка от замка, половина голубого шелкового шнура от сонетки…

Торговка насторожилась и бросила взгляд на блондина, который резко обернулся и нахмурил брови.

– Да нет, месье, – сказала она. – Поищите-ка лучше на развалах… Может, там вы их и найдете.

Незнакомец выждал немного, снова пристально взглянул на женщину, словно предостерегая ее от излишней болтливости, и наконец вышел.

Д’Эннери поспешил за ним следом. Тот окликнул такси, сел в него и, нагнувшись к шоферу, тихо назвал нужный адрес. Однако именно в этот момент мимо машины проходил бригадир Бешу.

Д’Эннери не двинулся с места, боясь, что незнакомец заметит его. Но как только такси отъехало, он кинулся к Бешу:

– Ну что, ты слышал адрес?

– Да. Отель «Конкордия», предместье Сент-Оноре.

– Значит, ты его сразу приметил?

– Я узнал его даже через стекло машины. Это он!

– Кто – он?

– Тот тип, которому удалось передать письмо в камеру графа де Меламара.

– И он же болтал с женщиной, которая торговала вещами, украденными из особняка графа! Черт возьми, какое удачное совпадение, да, Бешу?!