2 Правда – мёртвая вода, Милосердие – живая. Средь обмана и стыда Правда вешки расставляет. Пусть свершится правый суд, И тогда для новой жизни Милосердия сосуд Животворной влагой брызнет. 3 Пока Господь не раскрутил пращу, пока не перевёрнута страница, прощаю и прощения прошу, прошу любви и мира, чтоб ресницы не закрывали взор, что я ищу, чтоб жили все и были все здоровы, пусть длится жизнь, сбываются мечты, прошу, чтоб при подходе к шалашу на праздник Кущей я увидел снова благословенье на родные лица, чтоб милосердным оставался Ты. 4 Милосердием и истиной искупается грех.
Мишлей (Книга притчей Соломоновых) Мир – коромысло на плече у Бога, в одной бадейке милости вода, в другой – бескомпромиссно, жёстко, строго медь справедливости и тяжкого труда. Бадьи скользят, не торопясь, сквозь вечность, то вверх, то вниз без гнева и любви, мимо эпох, где правит человечность, но чаще злоба, войны на крови. То справедливость без конца и края: суд, ссоры, склоки, тюрьмы, лагеря; то милосердье, как мечта о рае, и всепрощенья страшная заря. А что же мы? Как соблюсти нам веру среди крушенья истин дорогих? Себя ль судить, не соблюдая меры, и милосердным быть к делам других? Иль строже к ближним, а к себе терпимо, как издавна на свете повелось? Есть коромысло на оси незримой, и в каждом сердце кровоточит ось. 2016–20.05.2023 Ханука 1 Старинной книги мудрая печаль, В ней воплотился в страстной мысли логос, В ней алфавита царственная строгость И лента строф, струящаяся вдаль. В ней вдох и выдох, встречи и разлуки, Где жизнь и смерть сплетаются в кольцо, И горестно опущенные руки, И счастьем озарённое лицо. Мгновения, ветвящиеся в вечность, Капель веков, как сердца метроном, Любви сиянье, веры бесконечность, Молитва, охраняющая дом. В ней явный смысл, намёк, и толкованье, И тайна, и признание вины, И стыд греха, и радость осознанья Того, что для свободы рождены И рабство временно. В ней всё, и все мы в ней: Кипенье чувств, и космоса безмерность, И непреложных истин эфемерность, И Ханука в сиянии огней. 2 Вновь Ханука, сияние огней, И всюду свечи, свечи, свечи, свечи, И тёплый свет за окнами, и вечер, Как ожиданье ясных летних дней. И тьма рассеется, и будет всё как надо, И Маккавеи вечно будут жить… Храм восстановят, оживёт Масада, И никогда не будет в мире лжи. Читая Шломо Пройдёт любовь, и отпылает страсть, Иссякнут силы, и наскучит власть. Сметает время всё неумолимо. Познанья жажда лишь неутолима. К чему стремлюсь я, что хочу понять, На что пытаюсь небесам пенять? В объятьях смерти жизнь, и, не дыша, Внимает вальсу этому душа. «Без цели некуда идти…» Без цели некуда идти, И пусть открыты все пути, Но жизнь пуста, уныла и убога. Снежинка на чужом плече, Пылинка в солнечном луче Осмысленней, чем жизнь без Бога. Один над нами господин, Мир будет, как и он, един, И, как бы ни была длинна дорога, Отбросив злобу за порог, Изжив надменности порок, Придёт к нему. Нет Бога, кроме Бога. Дорога в Иерусалим В темноте ночной огни брезжат, Я не стану никогда прежним. Мчит автобус ночью нас в горы, Ты лечи меня, лечи Торой. Ты в веках один такой вечный, Не сгорают твоих снов свечи, Не смолкают о тебе споры, Ты лечи меня, лечи Торой. Здесь молитвы вливаются в небо, Здесь сливается с былью небыль. В наши дни здесь случится, скоро, Что предсказано было Торой. Иудея То ли явь, то ли сон, то ль мечта – я никак не пойму, Эту встречу я ждал, на неё уж почти не надеясь, Но в лиловом дыму, в невесомом миндальном дыму, Как подарок и тайна, открылась мне вдруг Иудея. В этой выжженной вечности лишь ручейками текут В чёрных шляпах паломники (скорбно опущены лица), На могилы святых их надежды и грёзы влекут И стремленье в молитве хотя бы на миг раствориться. Тишина и покой, первозданная графика гор, И столетья, как миг, в равнодушном дыханье пустыни, Из теснины забот вылетает душа на простор, Понимая, где быть предстоит ей вовеки отныне. Позабуду стихи, позабуду про всё и про всех, В этой выжженной вечности весь растворюсь без остатка, Только эхом в горах разольётся твой шёпот и смех, И слезами на скалах проступят скупые осадки. Евреям быть
Евреев бить сегодня не смешно, Порой опасно, иногда грешно. И неизвестно, кто будет избит, И Нюренберг как будто не забыт. Евреем быть сегодня не грешно, Порой досадно, иногда смешно. Нет, право, быть евреем – пережиток. Всё прожито давно, и всё изжито. Зачем же до сих пор ищу следы Той с нами приключившейся беды? Смотрю в глаза с надеждой и опаской И вижу: омут глаз подёрнут ряской. Неужто смыла память навсегда Забвения болотная вода? Но я там был, вы слышите, я был! Всё помню и ни грана не забыл. Я как незамерзающий ручей, Струящийся сквозь тысячи ночей, Несущий слёзы скорби и стыда За всё, что с нами сделали тогда. Евреем быть как в бурном море плыть, И сострадать, и сомневаться, и любить, И вновь надеждой наполнять сердца, И против лжи бороться до конца. Евреем быть – за истиной идти, Пусть сил уж нет и нет конца пути, Но в тусклом свете сумрачного дня Хранить искру Синайского огня. Евреем быть – о прошлом не забыть, Закон исполнить, все грехи избыть И в память встречи на заре времён Стать совестью всех наций и племён. Евреям быть! |
