Я подошел к ней со спины и увидел свое отражение.

– Картина была бы лучше, если бы в этой комнате было больше света, – заметил я.

– А может, мне это и не нужно, – откликнулась Поппея. – При другом освещении я могу увидеть то, что мне не понравится.

Я обнял Поппею и зарылся лицом в ее волосы:

– Такого не может быть и никогда не будет.

Но она продолжала смотреться в зеркало, недовольно хмурясь.

– Раньше этого не было.

– О чем ты? – не понял я.

– Вот эта морщинка… – Поппея легко прикоснулась к коже возле губ.

– Ну, если отказаться от еды и вообще забыть о том, чтобы открывать рот, морщинки точно не появятся, – усмехнулся я.

– Раньше их тут не было, – упрямо повторила Поппея и положила зеркальце на туалетный столик. – Помнишь, я говорила, что хочу умереть до того, как моя красота потускнеет?

– Она не потускнеет. – Мне совсем не нравилось, куда повернул наш разговор.

– Мне тридцать два года, – вздохнула Поппея. – Время берет свое. Я вижу…

– Хватит! – решительно прервал ее я. – Ты зациклилась на этой идее. Не перестанешь об этом думать, сама накликаешь то, чего так боишься.

– Тебе легко говорить, тебе всего двадцать шесть!

– Будь это в моей власти, я легко поменял бы свои двадцать шесть на твои тридцать два. Меня никогда не волновала наша разница в возрасте. Для меня ты – богиня, а у богини нет возраста.

– Ну да, только у этой богини появляются морщины!

Я не сдержал смеха:

– Откуда тебе знать, были они у Афродиты или нет?

Поппея не очень охотно, но тоже рассмеялась:

– Думаю, мне снова нужны ванны из молока ослиц. Не знаешь, где теперь мое стадо?

– Признаюсь, состояние и место выпаса твоих ослиц оказались в нижних строках моего списка неотложных дел по восстановлению Рима. Но я этим займусь.

У Поппеи было стадо из двух сотен ослов и ослиц, которые содержались на окраине Рима, и она для сохранения красоты принимала ванны из ослиного молока.

– Если у меня снова будет их молоко, это восстановит цвет моего лица и разгладит морщинки.

– У тебя прекрасный цвет лица и нет никаких морщинок, – не отступал я.

Поппея прошла в противоположную часть комнаты и призвала служанок, которые отвечали за ее гардероб. Те мгновенно оказались рядом со своей госпожой.

– Сегодня снова будет жутко жарко, – объявила Поппея. – Желаю надеть самое наилегчайшее платье.

– Какого цвета платье предпочтет наша госпожа? – спросила служанка с опаленными солнцем щеками.

– Сегодня – зеленое, – сказала Поппея и, подозвав еще одну служанку, уточнила: – Светло-зеленое.

– А сандалии? – спросила служанка невысокого роста с очень внимательными глазами. – Госпожа желает надеть сандалии из кожи ягненка?

– О да, из кожи ягненка, – кивнула Поппея и взмахом руки отослала их обеих.

В комнате ее распоряжений дожидались еще несколько слуг. Двое из них выделялись своей тяжелой и закрытой одеждой. Я еще удивился – зачем они так оделись, день то выдался жаркий, – но быстро о них забыл, потому что просто не мог отвести глаз от Поппеи, которая стояла в глубине комнаты.

А потом посмотрел направо и увидел ее, стоящую неподалеку. Снова взглянул прямо и увидел супругу на прежнем месте.

Указав на ту персону, которая справа, я сказал, обращаясь к Поппее:

– Пусть та подойдет.

Поппея кивнула и, едва взмахнув рукой, позвала:

– Спор, подойди.

Этот то ли призрак, то ли видение подошел ко мне, причем двигался он в точности, как двигалась Поппея.

Я, будучи не в состоянии поверить своему восприятию реальности, всмотрелся в это загадочное существо. Рядом со мной стояла Поппея. То есть я понимал, что это не она, но их сходство… С такой же точностью мраморные римские статуи копируют бронзовые оригиналы греческих гениев.

Однако это не женщина… Это юноша…

Цвет его волос лишь слегка походил на янтарный, будто бы подсвеченный изнутри цвет волос Поппеи, но оттенок был очень близок к оригиналу. Черты лица красивы, но опять же не настолько прекрасны, как у моей жены.

Спор был стройным юношей с женственным телосложением, и все же изгибы его тела не могли сравниться с божественными изгибами тела Поппеи.

– И как тебе? – хихикнула она. – Нравится мой близнец?

А Спор просто стоял рядом, словно статуя или какой-то объект для наблюдения и любования.

– Мы с ним, насколько мне известно, не родня, но, с другой стороны, в Риме полно непризнанных законом родственников, – продолжила Поппея.

– Сходство просто поразительное, – признал я. – Нимфидий, например, утверждает, будто он сын Калигулы, а не какого-то гладиатора, с которым переспала его мать. Так что – кто знает?

– Спор – мой наперсник, – поведала Поппея. – Я с ним разговариваю, прямо как сама с собой. И наши беседы, кстати, всегда интересны и полезны, верно, Спор?

Юноша кивнул, но без подобострастия. В нем чувствовалось врожденное достоинство, и мне даже захотелось узнать, каково его реальное происхождение.

– Спор знает много секретов касаемо прислуги и при этом умеет их хранить. – Поппея многозначительно посмотрела на своего наперсника.

Тут подоспели посланные за одеждой служанки, и она удалилась во внутреннюю комнату, оставив нас со Спором наедине.

– Говорят, у каждого в этом мире есть двойник, – заметил я. – Но думаю, встретить своего – это довольно странное ощущение. Я своего пока что не встречал.

– Да, сначала это было довольно странно, – согласился Спор. – Но теперь у меня такое чувство, будто она – моя сестра-близнец.

– И все же ты – раб, а она – императрица.

– Мы те, кто мы есть вне зависимости от нашего положения, – сказал Спор.

У него действительно были благородные манеры, – возможно, когда-то для его семьи наступили тяжелые времена и они в силу этих обстоятельств были проданы в рабство.

– Как ты оказался в услужении при дворе императрицы? – спросил я.

– Моя семья из Помпеев, мы очень давно служим семье Сабинов. Мой дед сопровождал Поппея Сабина в Мёзию[45].

Как же тогда он стал рабом? Вопрос интересный, но я, полагаясь на то, что Поппея, если спрошу, мне обо всем расскажет, решил оставить Спора в покое.

И тут она вернулась в ниспадающем волнами светло-зеленом платье из тончайшего шелка. Спор ретировался, пока она возилась со своей брошью.

– Теперь я знаю, где, если понадобится, найти еще одну Поппею, – пошутил я.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – отозвалась она. – В том смысле, что другая Поппея тебе никогда не понадобится.

Когда мы вернулись в мои покои и остались наедине – насколько это вообще возможно для императора и императрицы, – я спросил:

– Твое упоминание о том, что Спор в курсе тайн прислуги, но умеет их хранить… Что ты хотела этим сказать?

– Думаю, среди моих слуг есть христиане. Впрочем, я тебе об этом говорила, еще когда ты допрашивал того пленника, Павла. Ты его отпустил, а я тебя предупреждала, что их учение просачивается повсюду. Спор помогает за ними присматривать. Благодаря ему я в курсе всего, что у них происходит.

– Тогда я сказал тебе, что, пока они верно нам служат, беспокоиться не о чем. Те двое, в закрытой одежде, они из христиан?

– Похоже, да. Христиане вечно кутаются так, будто человеческое тело – это нечто постыдное, поэтому в жаркую погоду распознать их не составляет труда. Какие глупые!

Мы находились в самых приватных комнатах императорских покоев. Во дворце бурлила жизнь, но здесь мы были надежно ограждены от всего.

Я обнял Поппею, желая всем телом почувствовать ее близость.

Все утро она от меня ускользала, но теперь поводов для «бегства» не осталось. И не важно, что моя кровать для дневного сна была слишком простой в сравнении с роскошным императорским ложем; главное – то, что она дарила возможность двум телам найти друг друга и, не ведая стыда, обрести в соитии подлинное наслаждение.

– Список составлен, – сказал Эпафродит, подавая мне табличку.