Петроний приподнялся на локтях:
– Откуда вообще берутся слухи? Никто не знает. Их не отследить, они просто возникают, и всё.
– Но это гнусная клевета! Подлое поношение!
– А скоро все может стать еще хуже, – проронил Сенецио. – Люди всегда ищут виновника, жаждут расправы над главным злодеем.
– В таком случае им придется винить во всем богов, – отрезал я.
– Ах да, боги… Вот почему мы здесь. – Петроний элегантно, на правах хозяина, взял бразды правления нашей встречей в свои руки. – Давайте отбросим дурные мысли. Забудем об отчаянии и боли и перестанем беспокоиться из-за недавнего бедствия. – Он встал с грубой плетеной кушетки и, выйдя в центр поляны, поднял руки, призывая нас к тишине.
Как только мы умолкли, сразу стали слышны звуки леса: сначала скрип покачивающихся деревьев, потом мелодичный посвист ночных птиц и где-то на краю поляны – тихое кваканье лягушек. А еще я сразу ощутил запах хвои, чем-то напоминающий аромат сухих специй.
– Пан – бог долин и лесов… – Петроний достал свою свирель. – Это его инструмент. Для детей свирель что-то вроде игрушки, но, когда на ней играет Пан, ее простые звуки превращаются в восхитительную затейливую мелодию. – Он поднес свирель к губам и, подув, извлек несколько нот, которые прозвучали так, будто он пытался кого-то ублажить. – Теперь вы, – предложил он нам.
Мы достали свои свирели и заиграли по очереди. Кто-то играл неловко, как ребенок, кто-то легко, как настоящий пастух.
– Вот так мы его и призовем, – объяснил Петроний. – Выманим из пещеры, где он отдыхает.
– А зачем его призывать? – спросил Квинциан. – Для чего он нам здесь нужен?
– Мы призовем Пана, потому что он был объявлен мертвым! – ответил Петроний. – А мы не можем этого допустить.
– Как бог мог умереть?! – изумился Вителлий.
– Боги умирают, когда мы перестаем в них верить. И Пан был объявлен умершим во времена правления Тиберия. Однажды мимо острова Пакси плыл корабль, и кто-то крикнул кормчему с острова: «Великий Пан умер!» Но я-то знаю, что это не так. Пан – мой любимый бог, и мы почтим его здесь, на этой поляне. Я верю, что он нашел свое последнее прибежище в этом зачарованном лесу.
Как и большинство устраиваемых Петронием банкетов и приемов, эта наша встреча в лесу была обставлена весьма необычным образом. Возможно, он просто хотел обрядиться в козлиную шкуру и поиграть на свирели, что действительно очень оригинально для того, кто недавно стал консулом.
Петроний поведал нам историю Пана, рассказал о его лесных компаньонах, о его сходстве с козлами, о том, что бог сам был наполовину козлом. Да, Пан любил бродить по лесам, любил танцы и игру на свирели, но прославился он не этим, а своей ненасытной похотью, забавами с нимфами и молодыми козочками. Думаю, именно поэтому Петроний выбрал его в свои любимчики.
Затем он подошел к импровизированному алтарю и в качестве подношения возложил на него свою свирель, срезанную ветку сосны и спрыснул все это темным вином. После чего, отступив назад, провозгласил:
– Он здесь! Видите – он среди нас!
Мы, чтобы ему подыграть, согласно закивали головами.
Вслед за этим мы все дружно начали произносить тосты в честь Пана, читать восхваляющие его стихи. Поэтому, когда зашуршали кусты, мы готовы были поверить, что они расступаются перед идущим Паном.
Затем мы снова расположились на кушетках и принялись за легкие закуски, запивая их различными винами, которые, естественно, были редких и дорогих сортов. Даже здесь, в лесу, Петроний оставался истинным горожанином с изысканным вкусом.
Темы пожара больше не касались. Всем хотелось увидеть перспективу, то есть не оглядываться на постигшее нас бедствие, а заглянуть в будущее. Не исключаю, что именно с этой целью Петроний нас и собрал. Наступит день, и мы встретимся вновь, но уже не в лесу, а в одном из великолепных залов отстроенного мной нового Рима.
Зачарованный лес словно заключил меня в свои объятия. Возможно, в новом Риме деревня и город встретятся – образно говоря, вступят в брак, – и больше уже не будут чужими друг другу.
На меня вдруг снизошло вдохновение – я увидел в своем воображении новый город, и это видение было даровано мне Паном.
Огонь не только не смог поглотить мои мечты – он послужил толчком к новым идеям, о которых раньше я и помыслить не мог.
VIII
Когда после этой странной лесной интерлюдии я возвращался в свою ватиканскую резиденцию, уже начинало светать. Трепетные нимфы и мотыльки отправились отдыхать, ночные существа подыскивали темные местечки, куда можно забраться, чтобы пересидеть день.
Но пока я шел по северной части города, в воздухе по-прежнему витал запах гари и картины разрушений поражали воображение.
Я стоял у окна в своей комнате и смотрел вниз, на шатры, разбитые для оставшихся без крова. Но им еще повезло, многие обездоленные просто спали на траве, укрывшись вместо одеял драными плащами.
Мои сады целиком были отданы потерпевшим и больше вместить просто не могли.
Далее вниз по течению Тибра по моему распоряжению были развернуты пункты, где раздавались еда и одежда, а также были установлены щиты для объявлений или просьб о помощи.
Надзирать за всей этой работой я назначил Эпафродита. Он был неутомимым и надежным, и самое главное – человеком здравым и практическим, что крайне важно для принятия решений по постоянно поступающим к нему вопросам.
Мой город, мой народ! Мы оказались на распутье. Рим выживет, но каким он станет?
Фений мрачно заметил, что Великий пожар – кара богов. Но за что они решили нас покарать? И если это так, мы не можем начать восстановление Рима, пока их не умилостивим, пока не принесем им подношения, которые они примут. А я как Великий понтифик и глава империи должен буду провести все эти ритуалы.
В глазах помутилось, и я решительно тряхнул головой. Каким образом искупить вину, если не понимаешь, в чем она? Но если я ее не искуплю, боги продолжат нас наказывать.
Я лег на застеленную гладкими шелковыми покрывалами кровать. В чем же наша вина? Как узнать? Боги лукавые, игривые и зловредные, они скользкие и изворотливые, и зачастую причина, по которой они нас наказывают, просто недоступна нашему пониманию.
Но насылать такое бедствие в качестве наказания за какой-то незначительный проступок… Это не просто странно, а невозможно! Даже капризные боги не настолько жестоки к людям.
Нет, тут что-то другое. Некий проступок, равный по своему весу постигшему нас наказанию. Но я, сколько ни ломал голову, не мог понять, что же это могло быть.
Вместе с тем по городу ходили слухи о поджигателях. Да я и сам видел негодяев, которые забрасывали в дома горящие факелы, и слышал странные мольбы-призывы огня, которые выкрикивали эти люди за несколько мгновений до того, как на них обрушился горящий дом.
Но в крайне опасной для жизни ситуации человек часто несет бред и совершает дикие поступки. Я вспомнил несчастных, которые не желали покидать свои дома и, хуже того, рвались вернуться в пекло.
И еще мародеры… В кризисных ситуациях зло проявляется в людях, будто его вызывает какая-то непреодолимая магическая сила.
Так что же это? Что? Я в отчаянии умолял богов дать мне знак. Хоть во сне приоткрыть завесу и даровать ответ на этот вопрос.
* * *
Но мои предрассветные сны были смутными и обрывочными, и, когда я поздним утром открыл глаза, никакого просветления у меня в голове не произошло.
День вступал в свои права, а я должен был приступать к своим обязанностям: посетить пункты помощи беженцам ниже по реке и встретиться со своими бывшими советниками из консилиума. Не все вернулись в Рим, многие лишились своих домов и потому остались на загородных виллах. Но для кворума их было достаточно, так что теперь нам предстояло обсудить масштабную кампанию по восстановлению города.
«Не думай о величине бедствия, перед тобой стоят определенные задачи. Ты должен их решать, решать одну за другой, – твердил я себе. – Сосредоточься на том, что ты понимаешь, на своих умениях и на том, что ты способен контролировать».