— Ладно, — мрачно сказал Евгений Иванович, — идите, молодежь, на кухню и организуйте чай. Я тут сделаю несколько звонков.
На кухне Людка упала на табуретку и закрыла лицо руками, не переставая плакать, а я сперва постоял растерянно, не зная, как ее успокоить, а потом стал греметь чашками.
Но выпить чаю не получилось.
— Людмила, — приказал Евгений Иванович, заглянув на кухню, — мне надо в одно место съездить. Ключи от машины дома?
Людка побелела.
— Куда?
— Тебя это не касается. Я через час-полтора вернусь.
— Я тебя не пущу одного! Я с тобой.
— Тебе там делать нечего. Сиди вот с Костей, пей чай. Я позвоню.
— Что с ним? Куда ты едешь? Что ты узнал?
На Людку было страшно смотреть — она вся распухла от слез, покрылась багровыми пятнами и ее начала бить крупная дрожь. Она схватила лежавшие на холодильнике ключи от машины и зажала их в кулаке.
— Ты без меня не поедешь!
— Дура! — завопил Евгений Иванович, — прекрати истерику сейчас же! Ничего не известно пока.
— Я знаю, что ты едешь в м-м-м…. я знаю, куда ты едешь, тебе сказали, что он там, я должна его видеть…
На какое-то мгновение я будто бы отключился и опостылевшая музыкальная фраза в голове, зазвучавшая сразу же после белой световой вспышки, заглушила и Людкин плач и слова Евгения Ивановича.
— Евгений Иванович, — с трудом проговорил я слова, входящие откуда-то извне в мою гудящую голову, — Люда права, она должна ехать с вами, а я останусь здесь, на телефоне. Я совершенно уверен, что с Гришей все в порядке, вы мне скажите только, что надо делать, если он появится до вашего возвращения.
Евгений Иванович, оставшись в меньшинстве, неохотно сдался.
— Иди одевайся, Людмила, — сказал он. — Чтоб через пять минут была готова.
Мы остались вдвоем.
— Плохие новости, Костя. Я дозвонился до Склифосовского. К ним привезли… без документов, всего изуродованного, умер не приходя в сознание… по описанию может быть Гриша. Я договорился, что сейчас подъеду. На всякий случай, если он действительно найдется, пока нас не будет, вот тебе телефон дежурного по училищу. Он меня найдет.
Минут через десять после их отъезда я услышал, как открывается входная дверь. Фролыч покопошился немного в коридоре, потом заглянул на кухню и удивленно поднял брови, увидев меня:
— Нежданный гость. Здорово. А где законная супруга? Что тут вообще творится?
— Ты где был?
— Если я тебе скажу, что в консерватории, ты все равно не поверишь. А где был я вчера, позабыл хоть убей…
У тебя в гостях, похоже, не был, раз ты тут. У мамы засиделся. А телефон у нее что-то барахлит, не смог дозвониться.
— Вере Семеновне звонили уже. Перед тем как начали морги обзванивать. Сейчас они в Склиф поехали, там похожий покойник объявился.
— Кто это — они?
— Людка и Евгений Иванович. Она всех на ноги подняла.
Услышав про тестя, Фролыч почернел.
— Она его сюда выдернула?
— Ну да. Он еще до меня приехал.
— Ас мамой кто говорил?
— Он и говорил.
Фролыч причмокнул языком и сел.
— Хреново. Вот ведь дура. Что ж теперь делать-то?
Он призадумался, потом вскочил и выскочил в комнату. Вернулся через минуту с бутылкой водки в одной руке и фужером в другой. Налил доверху, залпом выпил, сморщился, закусил печеньем и тут же налил повторно.
— Когда они вернутся, скажешь, что позвонили в дверь, а там мужик, которого ты никогда в жизни не видел, меня поддерживает. И мужик этот меня тебе сдал с рук на руки, рассказывать ничего не стал, потому что сам был сильно нетрезвый, и тут же ушел. Понял?
Пока Фролыч укладывался, я вымыл и убрал фужер, вынес в мусоропровод пустую бутылку, заглянул в спальню и убедился, что он уже спит, поверх одеяла, в костюме и ботинках, а потом набрал телефон дежурного по училищу и передал информацию для Евгения Ивановича. Срочно.
— Он у тебя что?.. — спросил Людку Евгений Иванович, выслушав мой рассказ про незнакомого пьяницу, который посреди ночи приволок Фролыча домой. — Пьющий? Давно это с ним?
Людка помотала головой. В глазах у нее все еще стояли слезы.
— Ну как все. Если в компании. Он вообще-то умеет пить, я в первый раз его вижу в таком состоянии.
— Ну смотри, доченька. Это такая штука, она затягивает. Многих загубила, зараза.
Ну, то что Людка и Евгений Иванович поверили, будто Фролыч просто нажрался с каким-то мужиком до полной бессознательности, это в порядке вещей. Но ведь и меня на следующий день он уговорил, что всего лишь засиделся в компании за преферансом и что это не в первый раз, и с Людкой у него уже было несколько стычек по этому поводу, и она даже Евгению Ивановичу жаловалась, и он им обоим обещал, что больше не будет. Просто так получилось, что ему здорово шла карта, и он элементарно забыл про время. А поскольку так все получилось, со всеобщим сбором и с поездкой в морг, то преферанс бы ему в этот раз уже никак не сошел с рук, а с Евгением Ивановичем ему ссориться совершенно невыгодно.
Очень удачно вышло, что я оказался дома один и смог его историю подтвердить. Ну выпил мужик, с кем не бывает. Это тестю должно быть близко и понятно.
Я ему почему поверил тогда про дурацкую байку о преферансе, как я думаю — это, наверное, было оттого, что я Людку очень сильно любил, она для меня была просто идеалом каким-то недостижимым, поэтому представить себе, что человек, который с ней может быть рядом каждый день и каждый час, который с ней и в постель вместе ложится и все такое, — чтобы человек, у которого это все есть, мог ее на какую-то другую променять, хоть на час, из дури или по пьянке, это для меня совершенно было непостижимо.
Фролыч со мной свои кобелиные делишки никогда не обсуждал, поэтому я довольно долго ни о чем не догадывался. А Людка почуяла недоброе быстро, на то она и жена. Как я узнал позже, у него постоянно кто-то был, а иногда и по две-три связи одновременно. Частенько она его ловила практически с поличным — был случай, когда он уже работал в райкоме комсомола и соврал ей, что на два дня отбывает на выездной актив, а она случайно позвонила ему на работу, и ей сказали, что он буквально пять минут назад ушел обедать. Людка два дня выждала, пока выездной актив не закончился, а когда он заявился домой, приперла его к стенке. Но он отбивался изо всех сил и уговорил ее, что в райкоме просто все перепутали и что дуру-секретаршу он непременно завтра же уволит.
Ей очень хотелось ему поверить, она и поверила. Или сделала вид.
Но все это шло по нарастающей. Первые месяцы или даже год-другой он гулял исключительно на стороне, а потом стал водить баб домой. Например, если Людка уезжала на дачу. Она как-то вернулась без предупреждения и не смогла попасть в квартиру, потому что Фролыч на всякий случай оставил в двери с внутренней стороны ключ. Людка промучилась с полчаса, пытаясь открыть дверь, а потом побежала вниз звонить ему на работу из автомата. Пока она звонила, он девицу спровадил и привел квартиру в порядок, а Людке сказал, что заехал домой переодеться, потому что залил рубашку чаем, и был в душе, оттого ее шуршанье и лязганье у двери не слышал.
Если она находила под кроватью чужой бюстгальтер, он врал, что заходили приятели и подшутили над ним по-дурацки. Что он придумал, когда она перестилала постель и обнаружила на простыне длинные черные волосы, даже представить себе не могу. Ее некоторое время сбивала с толку записная книжка Фролыча, которую он оставлял на видных местах, потому что ни одного женского имени в ней не значилось, но впоследствии она его нехитрый шифр раскусила — например, запись «Светланин В. Кл. ++.» означала «Светлана. Высокий класс», а «Олег Кац», как выяснялось при проверке, оказывался Ольгой.
Рабочий телефон он бабам не давал, поэтому они ему звонили домой без всякого стеснения и днем и ночью. Были такие, которые, услышав женский голос, тут же трубку вешали, а от особо наглых Фролыч защитился оригинально — он, на первых порах во всяком случае, представлялся не Гришей, а Сашей, поэтому Людка отвечала, что таких здесь нет, и только удивлялась, кто такой этот Саша, и почему его так домогаются самые разнообразные девицы.