Идея раскрытия трагедии совершенного искусства и трагедии совершенства в жизни зародилась давно, в ходе прочтения «Моя биография» Чарли Чаплина [2] и написания трагедии в стихах. Так сама мысль родилась из цитаты о балерине Павловой, «трагедия совершенства в искусстве» [2]. И суть трагедии этого совершенства искусства в самой жизни хорошо выражает пример из воспоминаний Чарльза Чаплина о «Послеполуденном отдыхе фавна» в исполнении Нежинского: «несколькими простыми движениями, без видимых усилий, он создавал таинственный и страшный мир, таившийся в пасторальном пейзаже, в котором трагически метался его пылкий и печальный бог» [2]. Момент из жизни и мгновение из творения живого искусства – прекрасная трагедия совершенства, воплощенного в жизни, и вместе с тем в ней столько бессмертного величия. И трагедия совершенного искусства в жизни и торжество совершенства вне времени вместе заключаются в моментности жизни и в абсолюте идеи, воплощенной в нашей неповторимой жизни в этой форме.
Каково понимание людьми трагедии в целом – есть и личностное, и абсолютное понимание. И в чём трагедия заключается – об этом можно узнать в одном из трудов «Идея трагедии», содержащем три лекции W.L. Curtney [3] о том, как возникла трагедия и развивалась в древней и современной драме. И здесь интересно сравнение двух фраз, из «Ромео и Джульетты» и «Юлия Цезаря», и в каждом из этих высказываний – трагичность, но как она выражается и возводится в степень, когда меняется восприятие, контекст и точка зрения: Ромео бросает вызов звёздам, а Кассий, обращаясь к Бруту, говорит о том, что не звезды виновны в нашей судьбе, а мы сами. Только на приведенном примере мы можем ощутить трагедию, которую творит человек (обращение к человеку, его жизненному выбору и поступкам), и масштабную трагедию, которой может стать для человека жизнь ввиду объективного стечения обстоятельств (обращение к звездам, судьбе).
У К.С. Станиславского в книге «Моя жизнь в искусстве» [4] есть глава «Драма жизни» – о пьесе Кнута Гамсуна и создании творческого самочувствия. «Вокруг трагедии человеческого духа кишит земная жизнь с ее бедствиями» [4]. И к чему устремляется дух-разум – к высям, ближе к этому информационно-энергетическому и притягательному пространству космоса – в пьесе – творение поэтом под куполом «Стеклянной башни» – этот образ с теплотой сердца узнаваем в жизни. Но здесь, в произведении – это трагедия творения совершенства и отсутствие понятия сути этой красоты у других людей. И люди привыкли говорить о земном, а о высоких знаниях как о небесном. Но если задуматься, и это одно: на нашей планете мы и так находимся в Космосе, и не так уж оторвались от неба, шагая по земле. Но совершенство многими воспринимается как недостижимое, и лишь творец совершенства устремляется к его воплощению, потому что всё это есть объективно – но нужно отшлифовать данную красоту и явить миру.
Другой пример понимания трагедии жизни Константин Сергеевич приводит в связи с постановкой пьесы "Жизнь человека", действие которой происходит на фоне чёрного бархата, а фигуры намечены контурами. В записных книжках можно узнать о генеральной репетиции пьесы и ключевом выводе: необходима "эссенция жизни", в которой – все особенности, будто вся жизнь, а не реальная жизнь, которая является только частью общей жизни.
И данное воплощение совершенства возможно через претворение духа и ума, их живого участия, чтобы дать жизнь тому прекрасному и вечному. В свете философии духа о совершенстве в искусстве и жизни Г. Гегель [5] пишет как о воплощении абсолютного духа. И этот дух творится субъективным духом и созерцается другим, и во всем этом развернутом во временах процессе вместе запечатлевается идея – очищенное и доведенное до совершенства и идеала природное настоящее. Так претворяется абсолютный дух в жизни.
И живой творец этого абсолютного духа – первоисточник совершенного искусства – передаёт идею для её абсолютного бытия. Но те устремления к претворению абсолютного духа его живым носителем – уже трагедия жизни и достижения совершенства в ней. И эту линию жизни созидательного начала, воплощенную в самом человеке, нужно длить. И абсолютный дух, таким образом, может изначально жить в том, кто стремится к его воплощению. Трагедия живого искусства в его неповторимом совершенстве. И когда вы чувствуете мощную идею в человеке, этой идее нужно дать жизнь. Именно поэтому столь важно стремиться сохранить воплощаемое живое искусство – в нем жизнь его автора, жизнь идеи и творения, и жизнь самого абсолютного, что будет длить данную жизнь, – это уже задачи запечатления.
Трагедия жизни и трагедия искусства всегда связана с жизнью духа и его воплощением. Под трагедией духа Николай Бердяев понимает переход субъективного духа к его объективизации и затем вновь возвращение к себе [7]. Воплощение жизни духа мыслитель видит через свободу, ее трагедию – именно дух, по мнению Николая Бердяева, способен побороть принудительные рамки действительности. И как пишет Н. Бердяев – «цель жизни – в возврате к мистерии духа»[8].
И жизнь духа в произведении связана с жизнью общей. Искусству дано индивидуализировать пример проявлений жизни в целом и конкретной жизни в частности. И только в произведении возможно погрузиться в жизни других и будто прожить их. А в жизни общей не у всех есть такой дар понимания и видения жизни другого человека, и как правило большинство воспринимают жизнь других как чужую историю, тогда как произведение искусства позволяет прочувствовать и понять жизни других людей. Таким образом, искусство может примирять людей, но опять-таки не каждый сможет вынести этот урок из произведения, чтобы применить его в жизни.
Связь трагедии жизни и трагедии искусства можно рассмотреть на примере рассуждений Ф. Шиллера. В записях публичных лекций о самом Шиллере также можно найти тот концепт искусства – в его нравственной составляющей, в «трагическом сострадании» самой жизни, воплотившемся в «драматическое изображение» [9] в искусстве – для жизни. Люди, сами являясь той частью чувствующей жизни, страдают сами и сострадают другим, и страдая и сострадая в живом произведении искусства они проявляют своё чувство трагедии жизни. И здесь интересен пример мыслей Г.А. Товстоногова об «Оптимистической трагедии», о том, что она одновременно и оптимистична и трагична [10]. И самый верный и вдохновляющий взгляд одного замечательного человека – это трагикомедия, и об этом же пишет Ф. Ницше, что трагедия позволяет нам говорить о возвышенном, побеждая все тяжести и ужасы жизни, и комедия – побеждать любое разочарование в конечном или смысле бытия.
И трагедия совершенства искусства в жизни – это трагедия живого искусства, воплощенного в живом духе, который его творит и даёт жизнь абсолютному духу идеи.
А всемирная трагедия достижения совершенства самой жизни состоит в том, что, хотя многие люди по своей природе тянутся к другим, и сам человек может мир на части и отдельные сферы не разделять, а видеть его единым, но все живут своей семьей – своими сообществами, и порой именно данный сепаратизм препятствует объединенному движению и развитию. И в искусстве как семье существует та же тенденция, которую отмечают и её деятели [6], о различной жизни. Но на семью нужно смотреть еще масштабнее. Широко глядеть на мир и чувствовать, что весь он – общий дом и огромная семья – то необходимое для жизни человеческого духа, чтобы сама жизнь не становилась трагедией…
2023, Ксения Мира
Литература:
[1] Oscar G. Brockett. History of the Theatre. Second edition. Boston, London, Sydney: Allyn and Bacon, Inc., Indiana University, 1974.– 680 p.
