Ну а сам занимался в основном тем, что обучал молодых офицеров. Математике обучал и физике: тех знаний, которые они получали в военных училищах, для инженерной работы все же им не хватало. Хотя и моих знаний для такой работы было явно недостаточно, но тут уже инженеры нынешние «полировали» слушателей «инженерного училища». А вот училище железнодорожное приказом Бенкендорфа было переведено в Москву.
Ну а Маша — она ведь не была «королевских кровей», на самом деле она была всего лишь дочерью безземельного дворянина, содержащего семью «на одну зарплату» и это помогало ей общению с простым людом, поскольку себя она никогда не ставила выше их. То есть все же разница в положении ее и какой-нибудь деревенской девки была велика, но жена не считала это чем-то особенно важным — а потому (и, вероятно, со скуки) начала обучать обслуживающих нас девиц простым наукам. Сначала обучила всех грамоте, потом стала арифметике обучать, книжки их заставляла читать, стихи наизусть выучивать. А к осени тридцать седьмого вообще организовала в Подольске школу для девочек, и все девочки от семи до двенадцати лет в городе были обязаны эту школу посещать. В качестве приманки молодежи она постановила всех учениц кормить обедом бесплатно, так что и родители их особо возражать против обучения чад не стали.
Мы с Машей посидели, пообсуждали всякое — и составили программу обучения для первых четырех классов школы. И лично я не помнил, чтобы в числе предметов у меня в школе была музыка, но Маша настояла — и оказалось, что с учителями этой самой музыки в городе вообще проблем нет. То есть если есть деньги на зарплату таким учителям… учительницам: практически все жены работающих здесь специалистов сами музыке обучались в молодости и в принципе были не против знания свои применить, тем более получая за это какие-то деньги. Думаю, что хрен бы они где-либо еще возжелали (и даже за большие деньги) браться за обучение мужицких детей — но сейчас действительно религия играла огромную роль. А о том, что наш брак явилась благословить сама дева Мария, знали вообще все — и если Мария Давыдовна считает, что детей учить нужно, то наверняка же не сама она это придумала…
Вроде бы слухи о затее моей жены доползли и до Казани, так что я даже не очень удивился, когда к нам в гости нагрянул товарищ Лобачевский. У себя в городе он тоже очень серьезно занимался вопросами народного просвещения и то ли решил у Маши опыт перенять, то ли возжелал своим поделиться, но в середине сентября он оказался у нас в городе — и долго не решался к нам зайти. А когда зашел, пояснил свою нерешительность:
— Александр Васильевич, я раньше-то слышал, что вы здесь всего второй год как обосновались, а вот город увидел — и подумал, что я просто попал не туда. Это же не просто город, тут не дома, а дворцы одни понастроены! А уж гостиница городская…
Ну да, Мельников расстарался. Новые дома в городе строило десятка два приглашенных им архитекторов, и ведь каждый из них делал выстроить архитектурный шедевр всех времен! Ну а с учетом его личных пристрастий получился очень гармонично выглядящий городок в стиле «русский ампир». Причем почти все здания были отделаны местным известняком — не мрамор, конечно, но общее впечатление создавалось более чем внушительное. А если учесть, что даже многоквартирные дома для рабочих строились в этом же стиле…
Но это было только «зрительным проявлением» некоторой элитности Подольска, а вот сама элитность ощущалась иным образом. Сейчас в любом городе (за исключением Монтевидео) атмосфера благоухала отнюдь не розами. А вот в Подольске — она вообще не благоухала. В свое время я где-то прочитал смешную байку о том, что в городе Плёсе силами рукожопых сантехников канализацию, которую выстроил еще атаман Платов, направили в городской фонтан как раз в какой-то праздник. Туповатая байка, но я тогда заинтересовался (и выяснил, что в Плёсе канализации вообще до конца двадцатого века не было), зато узнал, что с появлением канализации в приволжских городах частота желудочно-кишечных заболеваний сократилась чуть ли не впятеро, а благодаря наличию этой самой канализации в начале века двадцатого Саратов не посетила холера, накрывшая тогда почти все города южнее. Ну а так как с лекарствами у меня было грустновато, а чем холеру лечат, я вообще не знал, то предпочел заранее этой заразы избежать. Поэтому и в Питере на Крестовском острове, и здесь любое строительство начиналось в обустройства именно водопровода и канализации.
А затем уже и электричества, которое шло в том числе и на освещение. Но это лишь попутно оно туда шло, а в основном электричество крутило моторы станков. Пока в основном, про алюминий я не забывал. И еще кое о чем не забывал: усилиями Шиллинга был выстроен завод по выпуску кабеля типа ТЗГ, и к осени появилась телеграфная линия (с работоспособными буквопечатающими автоматами) от Зимнего дворца в Петербурге до царского дворца в Гатчине. Николай пришел в восторг, Бенкендорф — тоже, но уже по другому поводу, и началось строительство телеграфной линии вдоль железной дороги из Петербурга в Москву. Но не кабельной (подсчитанная Шиллингом сумма, нужная для изготовления кабеля такой длины даже меня повергла в ужас), а воздушная. С проводами из стали.
Провода такие начали выпускаться на еще одном новом заводе. И это была не примитивная проволока, к трос, скручиваемый их множества оцинкованных проволочин. Получалось на порядки дешевле медных проводов — и я искренне надеялся, что железо не проржавеет до тех пор, пока не начнется выпуск проводов уже алюминиевых. А если и проржавеет, то не особенно страшно: стали производится уже очень много, провода и заменить недолго.
И такие же железные провода использовались и в линиях электропередач. По той же самой причине: медные были очень дорогими. Но вопрос был не столько в стоимости этих проводов, сколько в том, что кто-то дорогие провода обязательно сопрет. А вот стальные скорее всего воровать не станут: сталь там какая-то «подозрительная», серая и не ржавеет (не иначе колдовство на нее наведено, так что лучше ну ее нафиг), а купить что-то стальное стало уже совсем нетрудно и довольно недорого. После запуска металлургического завода в Старом Осколе и пуска железной дороги из Кривого Рога в Донецк выпуск стали достиг миллиона тонн в год в продолжал быстро расти. Егор Францевич благоразумно решил, что отрасль, дающую стране только валютную выручку свыше тридцати миллионов рублей, недофинансировать будет неблагоразумно. А «отрасль» отправляла в Европу огромное количество рельсов, кучу мелких стальных изделий (по крайней мере русские стальные лопаты и грабли, а так же топоры, молотки и прочий мелкий инструмент в Европе занял ну никак не меньше половины рынка). Опять же, паровозы и вагоны, которые тоже были «продукцией металлургии») тоже денежку в казну несли немалую. Причем не только из Европы.
В самом конце лета тридцать седьмого года Москву (в очередной раз) навестил Николай Павлович. И мы с ним немного поговорили о будущем России на Востоке: про золото в Калифорнии и на Аляске император не забыл. После чего Егор Васильевич получил новое поручение — на этот раз просто провести кое-какие геологические изыскания, а Александр Иванович — провести «дополнительное обучение» сразу четырех полков. Причем все это ни Калифорнии, ни Аляски не касалось, туда Николай послал уже совсем других людей. Несколько необычным маршрутом послал: из Риги и из Ростова (который на Дону). Послал он их маршрутом вокруг Африки через Индийский и Тихий океаны, для чего в те края были направлены все корабли, выстроенные на казенной верфи Риги и шесть «недокорветов» Ростовской постройки. Странный на первый взгляд маршрут, но мне его железяка рассчитала как «оптимальный для этого времени года». Ну да, в чем-то наверное «оптимальный»: по ее расчетам рейс вокруг мыса Горн должен был занять четыре месяца, а вокруг Африки — всего сто двадцать дней. Но если учесть сезоны штормов и всякие прочие мелочи… в общем, я тут спорить не стал. Да и смысла спорить с бездушной железякой я не видел: с тем же эффектом можно спорить с батареей отопления…
