А Егор Васильевич рискнул, правда после довольно прозрачного намека со стороны императора. Я-то Николаю рассказал, что если в сталь добавить хрома процентов так двадцать… двадцать четыре, но эта сталь ржаветь перестает. А еще сказал, что для прочности в такую сталь еще хорошо бы никель добавить — и вот тогда стальной корабль может хоть сто лет прослужить. Ну и намекнул, что «где-то в степях киргизских есть месторождение, в которым четверть всего хрома Земли закопана, и добывать его там весьма легко», но вредная дева мне только примерно место указала. Или не вредная, а просто она решила дать возможность людям себя проявить…
Честно говоря, я не ожидал, что даже у императора отношение к религии будет столь трепетным. Правда, в разговоре с царем я все же удержался от обзывания пресвятой девы словами неуместными — так что морального урона ни я, ни он от разговора не получили. А вот Егор Васильевич был настолько интенсивно простимулирован, что он эту экспедицию лично аж до Оренбурга проводил. Что мне понравилось не очень: я на Карнеева совсем иные планы имел, но что случилось, то уже случилось и мне пришлось уже своими силами выкручиваться.
Сильно выкручиваться. Но летом-то погода в целом даже в этих краях стоит довольно приличная, так что «возглавляемая» лично мною «экспедиция» на Шую особого ущерба моему здоровью не нанесла. Подозреваю, что ущерб, причем изрядный, она много кому нанесла, и в основном это были обычные мужики — но им я особо пообещал снабдить припасами на зиму, так что и мужики эти обижены не оказались.
А целью экспедиции был поиск наиболее подходящего места для строительства первой в стране (и в мире) ГЭС, и цель была достигнута. Даже, я бы сказал, «досрочно достигнута»: увидев уровень воды в реке на исследуемом пороге, я распорядился сразу же к постройке станции и приступить. Потому что строить что-то на реке, когда воды в той реке по щиколотку — это совсем иное, чем строить это что-то, когда поток воды может даже слона с ног сбить.
Правда, тут тоже все было не так уж и просто: насколько я знал, чтобы плотина воду все же держала, сначала требовалось убрать со дна всякие камни и добраться до «сплошной скалы» а в Шуе за порогом камешков было на дно насыпано вероятно слоем больше метра, и отдельные камешки там как раз со слона размером и были…
Наверное, ч бы очень долго думал, как со всем этим справиться, но местные мужики сами все придумали. Причем, думается, все придумали еще несколько веков назад: они опускали в реку сруб бревенчатый, который их защищал именно от сильного потока воды, и изнутри сруба камни и выгребали. А те, которые поднять не могли, сначала разбивали на мелкие куски кувалдами. А общем, до «ровного дна» за порогами мужики добрались уже по всей ширине реки еще к началу сентября, а к середине октября там уже плотина была выстроена больше чем на две трети ширины реки, да и здание электростанции почти целиком построить получилось. Впрочем, станцию вообще начали строить до того, как лишние камни с порога убирать начали…
В октябре снова началась «школьная рутина». Только в этом году эта рутина для меня выглядела совершенно иначе: заработала «школьная типография», и там начали печатать учебники — а я с утра и до вечера «проверял гранки». Наборщиков товарищ Бенкендорф набрал все же грамотных, но все равно ошибок они делали немало и приходилось очень тщательно следить за тем, чтобы в готовых учебниках их уже не было.
Особенно много опечаток было у наборщиков в учебнике арифметики: вероятно, этих ребят только грамоте учили, а с арифметикой познакомить забыли. И поэтому они в цифрах очень часто путались, причем до смешного доходило: примеры-то в книжке пронумерованы были — а они номера примеров часто неверно указывали и после, скажем, семнадцатого номера шел уже тринадцатый. Откровенно говоря, мена таки ошибки из себя выводили, и я — чтобы окончательно не сорваться — попросил Машу Байрамову мне с выверкой гранок помочь. Девушка была исключительно спокойная, так что я надеялся, что такая работенка ее не взбесит.
И не взбесила, в этом я совсем не ошибся. Но когда учебник арифметики был, наконец, закончен, произошла вещь ну совершенно неожиданная. У Маши как раз день рождения случился, на Крестовский приехали ее родители — и в самый разгар праздничного обеда я встал, поднял бокал — и вместо приличествующего случаю тоста произнес:
— Уважаемый Давид Ростамивич, я прошу у вас руки вашей дочери Марии…
Собственно, неожиданным это стало, мне кажется, только для самого Давида Ростамовича и, возможно, его супруги (хотя за последнее я бы не поручился). Мне, например, самая младшая из сестер Байрамовых, Катя, уже с сентября на сестру ябедничала, что та в меня «по уши влюбилась». И не думаю, что матери родной она это же не говорила. Что же до меня — мне девушка откровенно нравилась, и я последние пару месяцев сам с трудом сдерживался, чтобы не броситься к ней в ноги с предложением. Но Катя меня предупредила, что этого делать не следует до того, как отец меня благословит — ну, нравы тут такие были. А кто я, чтобы с современными нравами спорить? Тем более что и с отцом потенциальной жены поговорить об этом нетрудно. Просто раньше как-то случай не подворачивался…
А теперь подвернулся. Очень подходящий случай подвернулся, и будущий тесть мне отказать не смог. А я… Я, чтобы не изнывать от любви пару лет, как это часто тут отдельные граждане проделывали, тут же (то есть на следующий день уже) договорился о церемонии со священниками «двуединого храма». О приличной такой церемонии: все же хотелось, чтобы Маша этот день навсегда запомнила как самый счастливый.
Спустя две недели состоялось венчание, в «православной половине» состоялось. И гостей собралось неожиданно много, причем я из всех собравшихся хорошо если половину хотя бы в лицо видел. Однако Николай Павлович всем видом показывал, что «так и надо», и я спорить с императором не стал. Раз уж он кого-то на мою свадьбу позвал, то пусть сам и отдувается…
Серафим к делу подошел очень ответственно: он со мной отдельную репетицию провел, а потом отдельно весь церемониал и с Машей отрепетировал. И натаскал он нас качественно: ни я, ни Маша ни разу за все время не сбились. А когда Серафим объявил нас мужем и женой, над рубкой яхту появилась пресвятая дева Мария (на этот раз — в белом одеянии и без младенца на руках) и сообщила всем присутствующим, что она высоко ценит мой выбор, потому что я в жены взял самую достойную деву, на которую и самой пресвятой стыдно не будет, и что она (железяка то есть) благословляет наш брак, нашу семью (включая даже дальних родственников) и радуется, что мы теперь стали «ячейкой общества». Ну, что-то в этом роде…
Все же я перестарался с торжественностью и запоминаемостью: Маша (моя Маша) после того, как пресвятая дева рассыпалась звездами и погасла, просто хлопнулась в обморок, да так, что я ее едва подхватить успел. По счастью, обморок был не особо глубокий, и моей жене (уже жене!) хватило брызг воды на лицо, чтобы очнуться. А вот все остальные «гости столицы» очнулись далеко не сразу. И, похоже, так окончательно в себя и не пришли: когда все стали к нам подходить с подарками, только два человека нам не поклонились глубоко: сам Николай и Александр Христианович. Да и то последний лишь потому, что я ему шепотом напомнил:
— Александр Христианович, я всего лишь человек, мне кланяться неуместно.
Я бы и остальным напомнил, но не знал, как их зовут…
Зато после венчания к нам на свадебный пир никто ломиться не стал. То есть я отдельно пригласил императора с супругой и Бенкендорфа со всем семейством, ну и все Байрамовы тоже, конечно, попировали. А уже вечером Маша, окончательно придя в себя, робко меня спросила:
— Значит я вышла замуж за святого?
— Нет, я обычный человек. Просто в свое время римский папа неточно попросил деву Марию позаботиться… он-то просил позаботиться о яхте моей, но пресвятая дева понимает просьбы буквально, вот она теперь за мною и присматривает. Не всегда присматривает, а только когда я на яхте путешествую… или просто рядом с яхтой что-то нужное делаю. И вот видишь, она решила, что наша с тобой свадьба –дело очень нужное. Собственно, именно это она нам и сказала. А вот вся оставшаяся жизнь — она от нас зависит. И только от нас, а мы уж постараемся сделать ее самой счастливой. Ведь постараемся?
