А я занялся совсем иными делами. И начались эти «иные дела» после того, как я в разговоре с Егором Францевичем при обсуждении вопросов финансирования строительства тех же рудников, дорог и мостов мимоходом сказал, что мена очень удивили размеры «военных займов», которые страна аж за двадцать лет выплатить не смогла — и узнал много нового и интересного.
Вообще-то Егор Францевич оказался очень интересным собеседником — и как «специалист по финансам», и как очень грамотный и много знающий человек. Причем знаниями своими делиться не стесняющийся. Ну, по крайней мере он с видимым удовольствием рассказывал все, о чем я его спрашивал…
Где0то когда-то я читал, что о реальное состоянии дел в отечественной финансовой сфере знали два человека: Канкрин и Николай, причем второй знал об этом «очень приблизительно» — но сейчас я стал думать, что это скорее всего происходило из-за того, что все прочие просто не интересовались этим вопросом. А вот финансовое положение России, оказывается, было более чем грустным, и война двенадцатого года тут была почти ни при чём. И вообще с финансовой точки зрения эта война меня очень удивила.
В целом, как мне рассказал Канкрин, война казне обошлась почти в сто шестьдесят миллионов, точнее, в сто пятьдесят семь (и еще тридцать два миллиона казна задолжала за провиант и прочее материальное снабжение, но этот долг был сугубо внутренним и с ним разобрались вообще за год). Так вот, из этих заметных миллионов девяносто шесть ушло на зарплаты генералам и офицерам, на жратву — порядка двадцати миллионов, на обмундирование — восемь. А на все орудие и боеприпасы — три с половиной миллиона, из которых два с половиной ушло на артиллерию, а на всю пехоту — то есть на ружья, пули и порох — потратили миллион. Ну, еще примерно на полтора миллиона всяких пушек и ружей в армии до войны имелось.
Так вот, вся война велась за счет собственных средств державы, ни копейки денег у иностранцев страна не брала. Но вот когда война закончилась, тут-то всё и началось: в Европе русский рубли стал признаваться вполне себе «конвертируемой валютой» — и первыми эту «валюту» начали тратить стоящие за границей русские офицеры. Ну а что, денег-то им император от души насыпал, их что, солить что ли? И до середины четырнадцатого года эти офицеры попросту пропили (и это не форма речи, а медицинский факт) чуть больше двадцати миллионов рублей серебром. На начало войны внешний госдолг был в районе шестидесяти миллионов, к концу четырнадцатого он уже превысил восемьдесят…
А дворяне, во Франции не квартировавшие, решили, что и они ничем не хуже боевых офицеров и стали массово скупать импортные предметы роскоши — их которых по каким-то причинам восемьдесят процентов составляли… вина. И к двадцать пятому году внешний долг — несмотря на то, что около сорока миллионов старых долгов было уже погашено — достиг ста миллионов. При размере госбюджета четыреста миллионов.
Но засада тут была в том, что бюджет считался в «ассигнациях», а долг — исключительно в «серебре», и если пересчитать даже по официальному курсу серебра к бумажкам, то получалось, что страна задолжала иностранцам полный годовой бюджет. И Егор Францевич искренне считал, что Александр (который цари) просто «самоустранился», поняв, что он просто загнал державу в долговую кабалу навеки. Причем он считал, что скорее всего он просто «притворился мертвым» — но это, я думаю, были личные тараканы министра финансов.
Ну а при Николае все пошло по нарастающей: к дворянам к процессу траты русских денег за границей присоединились отечественные промышленники. То есть они шампанского телегами все же чаще не покупали, а закупали «новейшие технологии», но за оборудование, станки и «ценных иностранных специалистов» платили или русскими рублями, или — чаще — взятыми в иностранных же банках кредитами. Но и тут было мне непонятно: иностранцы русским частникам кредита давали исключительно под гарантии государства, а государство почему-то эти гарантии давало практически всегда…
Хуже всего было то, что государство финансовые гарантии отечественным промышленником давало, а вот их устные «гарантии» государству не исполнялись вообще никогда: иностранцы в Россию отправляли сильно устаревшее оборудование, а «ценные специалисты» в основном оказывались шарлатанами — и производимая ими продукция спроса не находила. А потому производство сокращалось, в двадцать пятом в России чугуна произвели почти вдвое меньше, чем в десятом. И даже военное ведомство было вынуждено очень многое приобретать у иностранцев, увеличивая внешний долг. Так что к тридцатому году он — долг этот внешний — составлял уже то пятьдесят миллионов рублей.
Вероятно, Егор Францевич был со мной так откровенен и из-за того, что с моим появлением рост внешнего долга прекратился: Россия по крайней мере перестало «железо» за границей покупать. И стала даже кое-что продавать, принося казне довольно приличные деньги. Хотя все равно на постройку того же Донецкого завода (точнее, двух первых домн) все же пришлось у иностранцев взять заём на пару миллионов, но по нему Канкрин уже успел рассчитаться и дальше видел в металлургических заводах лишь источник постоянно растущих доходов. А я, внимательно проанализировав его рассказы, решил, что мне удалось кое-что еще в отечественную экономику привнести: Николая стали неинтересны «иностранные инвестиции», поскольку сейчас по крайней мере тяжелая промышленность стала расти за счет «внутренних резервов». А казна стала пополняться уже и за счет доходов от полностью «государственных предприятий», из которых уже не требовалось изымать больше половины денег на прокорм «эффективных собственников». Впрочем, доводить до министра финансов эти мои соображения я не стал…
Генератор для демонстрации царю электрических ламп был сделан почти такой же, как и тот, который за яхте стоял. То есть мощностью киловатт так в двадцать (хотя размером он получился раза в два больше «оригинального»). И вот с помощью такого генератора (уже второго) я продемонстрировал другим уже офицерам из «горного департамента» электросварку. Про электросварку я знал не особо много, но у нас на даче сварочный аппарат имелся и я даже с отцом как-то его ремонтировал, будучи еще школьником. Так что «горняки» по моим эскизам изготовили трансформатор, все прочее нужное оборудование (и даже маску с почти черным кобальтовым стеклом) — и я им показал «класс».
То есть показал, что дугой вполне можно сварить друг с другом два куска металла. Или один кусок с загнутыми краями — и вот именно последним офицеры и были озабочены. Потому что в Арзамасе уже научились катать стальной лист толщиной в одну линию, а я очень подробно расписал парням, что из такого листа можно сделать. Ну, судя по тому, что мне эти товарищи приволоки где-то в конце июня, расписал я не совсем понятно, пришлось заново все рассказывать — но уже сделанное я все же выкидывать не стал. А сделали они одну очень простую вещь: дюймовую водопроводную трубу.
Ну, это я решил, что труба будет водопроводной, правда чтобы она такой стала, мне еще пришлось изрядно повозиться. Из привезенной окиси цинка мне удалось получить почти что двадцать тонн относительно чистого металла. Не сказать, что овердофига. Но на первую заправку ванны для оцинковки труб хватило, а из Великого герцогства продукт продолжал поступать во все возрастающих количествах. А два привезенных воза с трубами я к августу смог оцинковать… то есть не я лично, а команда из четырех «горных инженеров» с двумя десятками рабочих. Повезло мне, что в прошлой жизни я как-то на ютубе ролик посмотрел про производство консервных банок и «догадался», что с трубы лишний металл нужно сильной струей горячего воздуха сдувать.
Радиаторы чугунные мне по моим чертежам отлили пушечных дел мастера в Сольцах: все же не напрасно император туда пригнал лучших чугунолитейщиков из Касли, да и вообще там рабочие очень грамотные попались, они и ниппели стальные для батареи изготовили, и собрали эти батареи в готовые секции отлично, так что все прочее оказалось совсем нетрудно проделать.
