— То есть вы хотите брать даже меньше, чем ростовщики европейские… однако, полагаю, вы же нам предложите за… воплощение ваших знаний средства из нашей казны получать?
— Не получать, а тратить. Мы же вам скажем, научим ваших инженеров, как то или иное делать, какие машины для этого потребны будут — но ведь заводы эти будут вашими, так с чего бы нам постройку их оплачивать? Хотя и иной вариант я готов рассмотреть: заводы я за свой счет выстрою, плату вашим рабочим сам выплачивать буду — но произведенное я же и продавать вам стану. Вам и это выгодно будет, не потребуется платить за перевозку товаров из других стран. А вы сэкономленные на закупке таких товаров деньги потом уже потратите на постройку своих уже заводов.
— И какие же заводы вы строить предполагаете?
— Для начала — железноделательные. — Я внезапно вспомнил кое-что из уже русской истории, а викарий после определенного на него воздействия слегка приоткрыл мне «тайну своей казны», так что, по моим прикидкам, кое-что можно было уже сейчас начинать. — Но тут как раз речь пойдет о том, почему нас интересует именно Россия в качестве партнера в делах. Мы можем выстроить завод, который через два года будет выпускать стали больше, чем это делает сейчас Англия. Но чтобы мы этот завод строить начали, нам нужна уверенность, что ни один англичанин… вообще ни один иностранец не сможет увидеть, как завод работает — иначе они просто сделают это у себя и гораздо быстрее. У нас такой завод строится в такой глуши, что иностранцы туда просто живыми не доберутся, а в России… Вы — император, вы в состоянии окружить завод… да хоть бы казаками, которые никого чужого туда просто не пропустят.
— А свои, вы считаете, иностранцам, да за деньги…
— Вы в состоянии сделать так, чтобы и своим продавать иностранцам секреты было крайне невыгодно. Смертельно невыгодно.
— А иностранцы, думаете, глупее вас? Если вы придумали…
— Они тоже придумают, но лет через десять — если мы их специально на заводы не приведем и все им показывать не будем, поясняя всё непонятное. Но через десять лет русская металлургия разовьется настолько, что ее уже никто в мире просто не догонит.
— Но вы же у себя такие заводы строите, зачем вам вообще Россия?
— Вероятно, я плохо объяснил, вы уж извините. У нас очень мало людей. Мы завод выстроим, но если о нем узнают британцы, они не станут пытаться украсть у нас секреты производства. Они просто пришлют двадцать тысяч солдат, или пятьдесят тысяч — и просто все отнимут. А если завод будет в России, то во-первых, к вам они с солдатами не придут… просто так не придут. А во-вторых, они даже не узнают, что и у нас такой завод есть: мы просто будем всем говорить, что сталь мы в России покупаем. И да, покупать ее мы тоже будем: у вас есть руды, которых у нас просто нет, но без которых отличную сталь не сделать. Хорошую — да, ее можно делать сколько угодно, но вот отличную — например такую, из которой моя яхта построена — мы не сделаем. Точнее, не сможем сделать столько, чтобы дать армии лучшее в мире оружие.
— И вы вот прямо сейчас готовы выстроить такой завод? За свои, как я понимаю, деньги?
— Извините, ваше величество, наверное мой русский не так хорош, как хотелось бы… Вы построите такой завод. Ваши люди выстроят, ваши инженеры и ваши рабочие. Но да, за мои деньги и по нашему проекту.
— Я подумаю над вашим предложением…
— Да, такие вещи с кондачка решать не стоит. А чтобы вам лучше думалось, я хочу вам предложить проект попроще. В Англии, если вы не знаете, сейчас начали строить железные дороги… рельсовые дороги.
— Я это знаю, и даже прокатился как-то на их паровой машине.
— Отлично. Я хочу вам предложить постройку — за мой счет, естественно, в качестве демонстрации наших технических возможностей, строительство такой дороги от Петербурга и до, скажем, Царского села. Так вы убедитесь, что мы действительно кое-что умеем, а иностранцам мы скажем — и покажем тоже обязательно — что Россия сама такие дороги строить может, причем не хуже британских.
— И как вы это покажете?
— Вы — я имею в виду русские инженеры и рабочие — сами построят паровоз…
— Пароход рельсовый?
— Ну да. А как его построить, причем довольно недорого, я им покажу. Назначьте двух-трех толковых инженеров на это дело, я их быстренько свожу в Уругвай…
— Быстренько — это как? До Рио-де-Жанейро из Петербурга идти хорошо если три месяца, насколько мне известно, да еще там до вашего Монтевидео сколько, недели две? Три?
— Месяц.
— Вот видите!
— Месяц от Петербурга до Монтевидео, на моей яхте месяц. И обратно — столько же. Я в этот раз, оказывается, в худшее время отплыл, в Южной Атлантике с мая по ноябрь сезон штормов, и мы из-за шторма ушли аж до самого юга Африки сначала. А сейчас, в конце лета, я дойду за две недели до Карибского моря, и оттуда до Монтевидео тоже за пару недель. А в Уругвае, точнее в Аргентине ваши люди месяца за три все, что нужно будет, изучат — и обратно я их в лучший сезон повезу, когда на всем маршруте ветры будут исключительно попутными. Сейчас у нас конец июля, если мы выйдем в начале августа, то я их обратно уже к Рождеству привезу, полных новых знаний привезу. А с остальным вы, ваше величество, лично мне поможете.
— И чем же я вам лично помогать буду? — Николай переключился в режим откровенного сарказма.
— Я думаю, что до завершения всех работ по завоеванию мирового господства нам не стоит светить как источники финансирования проектов, так и наше сотрудничество вообще.
— Что не надо делать?
— Ну, не надо, чтобы об этом все знали. Вам граф Голенищев-Кутузов презент наш передал?
— Это вы про эсмеральд?
— Изумрудов и на Урале немало, так что если вы — не лично, а через доверенных людей — горстку изумрудов толкнете, скажем, амстердамским ювелирам… задорого…
— Что сделаю?
— Ну, продадите. У аргентинских епископов с золотом отношения… странные, они предпочитают, скажем, более компактные формы хранения денег. Я вам для финансирования работ по железной дороге хотел бы передать горсть как раз изумрудов… по моим оценкам, примерно на полмиллиона рублей. Но сам я их продавать не хотел бы, мне только нападений на мою яхту и не хватало…
— Я понял. То есть у вас с собой изумрудов на полмиллиона⁈
— Нет, что вы! Я столько изумрудов хочу лишь поменять на деньги для того, чтобы у посольства были средства на содержание… и на оплату всего, то для железной дороги потребуется.
— Хм… я вам в этом помогу. А… а когда… а вы мне можете показать ваше судно в плавании? В небольшом, не более чем на день.
— Завтра устроит? В восемь утра, к восьми вечера вернемся обратно в Санкт-Петербург.
— Завтра? Вы пойдете от вашего… посольства?
— Давайте так договоримся: в восемь я вас буду ждать у Дворцового причала. То есть перед мостом, он же с рассветом реку перекрывает?
— Хорошо, я принимаю ваше приглашение.
На причале, когда к нему подошла яхта, толпилась уже приличная кучка народу. Я ее оглядел и сообщим Николаю, что на борт готов взять не более шести человек:
— Ваше величество, по ряду причин, в которых вы сами разберетесь, когда мы будем уже в море, больше людей я взять просто не могу. И внутрь корабля я их не пущу — а о причинах этого я вам лишь скажу. Так что советую взять лишь тех, кто не успел еще позавтракать… у меня нет ни малейшего желания еще и палубу после вашего визита мыть, да и вам будет неприятно.
Николай лишь хмыкнул и распорядился, так что на борт поднялись лишь четверо из «и сопровождающих его лиц». После чего яхта неторопливо отошла от причала и устремилась к морю. А когда она вышла на простор, «неторопливо полетела» к Кронштадту.
— Действительно, — повернулся ко мне Николай, — ход у корабля вашего весьма неплох.
— И если мы обо всем договоримся… Примерно половину каждого года ветра и течения благоприятствуют судовождению между Балтикой и Ла-Платой, большое грузовое судно с двумя сотнями тысяч пудов груза легко совершит рейс в один конец менее чем за два месяца. И вы в России такие суда выстроить сможете.