Злая, беспомощная брань рвалась с языка, но мужчина смолчал: без толку теперь сотрясать воздух! А нелегко это было, руки так и тянулись к цыплячьей шее эверранского принца. Всполошил весь город, ничего никому не сказал, возомнил себя самым умным. Проклятье, если мальчишка – пороть за такое надо, а если принц… Принцы за ошибки платят иначе: жизнью. И если бы только своей. Бесы дери, за собственную голову Эрид и прежде дорого бы не дал, а стараниями Рика его шансы дожить хотя бы до осени сократились еще вдвое. Как, собственно, и шансы остальных сподвижников Ордена.

– Ну, хорошо, что во всем разобрались! – с излишней бодростью подытожил Эйверик. – Пора мне, и так Альвир голову оторвет.

Потрясающе. Его, Эрида, желания сейчас полностью совпадали с желаниями черно-серебряного узурпатора. Кто бы мог подумать!..

– А дойдешь?

– Куда денусь? Да не переживай ты, это ничего… Бывало хуже.

И Эрид почему-то сразу поверил. И в то, что, несмотря на жуткую слабость, парень доберется куда надо, и в то, что нынешнее его плачевное состояние – отнюдь не худшее, что случалось с ним в жизни. Мужчина проводил глазами хрупкий силуэт, а потом долго еще сидел, бессмысленно пялясь в кружку. Было бесовски горько за страну, в которой к неполным семнадцати люди успевают нахлебаться так, что собственная смерть уже не кажется им чем-то страшным.

Передал хранителю все то, что сумел выяснить – вышло сумбурно, сбивчиво. Что ж, как смог. О домыслах своих умолчал, ни к чему они. Хранитель не ответил, и Эрид, нацепив перевязь, вышел из дома. Постоял на крыльце и двинулся в сторону казарм, то и дело запрокидывая лицо к небу. В Эверре хватало храмов, но к чему они, если лики одиннадцати старших богов отразились когда-то на ночном небосклоне и стали созвездиями. Эрид искал глазами Хайрану[1], вглядывался в угловатые строгие линии, образованные небесными огнями. Не то с надеждой, не то с осуждением – сам не знал.

Он обогнул казармы, прошел мимо Голубиной канавы и шагнул в пропахшее пивом и жаренным салом помещение. Привычно скрипнули под ногами половицы. Еще несколько часов назад видеть никого не мог, а теперь вдруг до одури страшно стало оказаться одному в пустом, давно умершем доме. Что ж у Рика за талант такой?.. Всякий раз, как стражник с ним говорил, потом не то напиться охота была, не то повеситься! А может, вовсе – бросить здесь все, плюнув и на месть, и на пресловутую справедливость, вскочить в седло и уехать в крохотную деревеньку на востоке от Эверры. Армия Иргана разорила те места подчистую, наверно, там и не осталось никого, кто помнил бы Эрида… Но сам-то он не забыл! Не забыл крыльцо с затертой резьбой на балясинах, нагретые солнцем камни дорожки, ведущей к старенькой, покосившейся калитке… Все собирался чинить, да руки так и не дошли: посевная была тяжелая. А потом гвардия, столица…

Смешливая темноволосая разносчица поставила перед ним кружку, и Эрид разом выхлебал половину. Притянул девушку к себе – та ожидаемо не стала возражать. Ночь текла своим чередом, только странное щемящее чувство в груди так и не притупилось.

Идти было трудно, то и дело приходилось останавливаться и ждать, привалившись к чему-нибудь. А попробуй пройдись, когда перед глазами пляшут круги, и ребра саднит так, что не вдохнуть! Знатно Нейд их отбил, небось с месяц заживать будут!.. Впрочем, это все мелочи. Сейчас Рику любые беды в жизни казались ерундой и думать о них не хотелось совершенно. Хотелось другого… Тормошить проходящих мимо стражников и кричать им в самые уши – пусть тоже знают, пусть все знают! На всю Эверру хотелось кричать…

Он не взовьется в закатное небо и не обрушит огненный шквал на улицы города. Не уничтожит ни своей страны, ни всего континента. Он человек, просто человек.

– Я не чудовище! Слышите, я не чудовище! – Хорошо, что голоса совсем нет, с двух шагов в этом хрипе не разобрать было слов. Потому что смолчать не получалось, и Жаворонок раз за разом шептал это, глядя в ночную высь.

Небесные огни смазывались, расплывались – не то от слабости, не то от предательской влаги, набившейся в глаза, – и чудилось, что они падают, падают… Вот ведь штука: столько падающих звезд, и ни одного желания! О чем просить небесных господ, если и без того счастлив до одури? Рик не чудовище, не монстр из легенды, чего еще можно желать?!

Какой-то частью ума – циничной и равнодушной – он понимал, что восторг этот скоро схлынет. Дела-то на самом деле не просто паскудны… Слова такого не подберешь, чтоб выразить! Своей рукой Жаворонок обрек Эверран на гибель. Да, не по его воле пламя прольется на город, не он воспарит к горящим небесам, но пророчество Отступника сбудется по его вине, и как избежать этого, Рик не знал.

Он все понимал, но сейчас ненормальная эта радость рвала грудную клетку, и бороться с собой не было никаких сил. Рик Жаворонок снова делал то, что любил больше всего на свете, – жил. Раздери бесы, у него было на это право! Все-таки было.

– Ну и какого феникса? Тебе Анатэ что сказала? – Нейд встретил у замковых ворот. Факелы высвечивали затухающую тревогу в серых глазах. Он пристально вгляделся в лицо волшебника, встретил совершенно осоловелый взгляд и выругался. – Проклятье, вот что ты творишь?!

– Да ладно тебе, – отмахнулся Жаворонок. – Чего ты причитаешь, как баба? Вот удовольствие – валяться целыми днями! Тут не то что не выздоровеешь, тут наоборот, помрешь с тоски. Прогулялся к реке, воздухом подышал.

– Во дворе тебе воздуха не хватило? Вот выставлю охрану под дверью!..

Рик только фыркнул, он знал, что не выставит. Принц не имел привычки отбирать чужую свободу. Если так вдуматься, Лиар Нейд никогда по-настоящему не угрожал ему и не приказывал.

Хотя нет, все-таки было – один-единственный раз. Пес его знает, как Жаворонок мог это помнить, но он помнил!.. Помнил глухие удары и знакомый голос, в котором не осталось и тени привычной мягкости.

Не смей, ясно?! Дыши! Сожри тебя фениксы, дыши, я сказал!

И вот ведь как вышло, ослушаться Рик не посмел.

Сквозь терпкую смесь слабости и одуряющего счастья пробилось понимание: вот они и вернулись туда, откуда начинали. Снова Рику таскать за пазухой смерть этого доброго и сильного человека. Впрочем, с этим он уж как-нибудь справится. Все лучше, чем самому – на тот свет!

Ты извини, приятель, ничего личного… Я бы лучше сдох, чем навредил бы Эверрану, но уж тебя… тебя прикончить сумею. Должен суметь. Зря ты меня спас…

Слабость брала свое и пришлось облокотиться на подставленное плечо. Бесконечно долго тянулись коридоры, возникало паскудное чувство, будто вообще никуда не идешь, а просто топчешься на одном месте. И все равно возле лестницы, ведущей к покоям господ, Рик потянул принца за рукав и увлек дальше, туда, где жили слуги: не стоило злоупотреблять чужим гостеприимством.

Пока штурмовали пролет, до их слуха долетело гулкое эхо приближающихся шагов. В это время – не то сильно позднее, не то уже наоборот, излишне раннее, – людей в коридорах почти не было, разве что обходы.

– Лиар? Можно тебя на два слова? – Рику даже оборачиваться не пришлось: Вальда Гарту он легко узнавал по голосу.

Альвир на мгновение замялся, но, посмотрел в лицо гвардейского командира и кивнул.

– Отдышись-ка пока, я быстро, – бросил он Жаворонку и отошел вслед за графом.

Рик привалился к стене, прохладные камни впечатались в кожу. Ни беса отсюда было не слышно, а прибегнуть к магии он не рискнул, но грудь сдавила тревога. Интуиция во все горло кричала, что разговор этот каким-то образом касается его, Рика Жаворонка. И разговор этот – неприятный… Нейд стоял спиной, но волшебник прекрасно видел, как закаменели широкие его плечи. Наконец принц кивнул и, попрощавшись с Гартой, в три прыжка взлетел по ступеням.

– Случилось что-нибудь? – кто бы знал, как нелегко давалось волшебнику это простое любопытство в голосе. – Эй, ты чего нахмурился?