Так Лиар Нейд впервые за свою жизнь прохлопал засаду. Должен был ощутить угрозу, да где там! Тут же и без того все кругом дышало опасностью! Они выступили из-за камней – воинственные, хмурые, рыжеволосые. И чего горцев со степняками сравнивают, совсем же разные! Ну, может, только в разрезе глаз нечто общее есть. Они надвинулись сразу отовсюду, сомкнулись вокруг незваных гостей. Эхо шагов – все новое, новое… Проклятье, сколько же их скрывалось за камнями?! У некоторых в руках – луки. Короткие совсем, не чета орбесским: дальность у таких смешная, но сейчас хватит и ее. Вот почему Каменный город неприступен: пока твое войско будет петлять лабиринтом горных троп, его попросту перещелкают со скал. Оттуда ж все как на ладони! Эти могли и не спускаться, постреляли бы так, и дело с концом. Но они спустились, и это давало принцу хоть какую-то надежду.

– Я приветствую воинов Белой долины! В сердце моем нет войны, и мое оружие не покинет ножен, – выкрикнул он то, что предписывал горский обычай.

Его будто не услышали. Оказавшийся ближе всех горец, тот, что носил на плечах накидку из светло-серого меха, обнажил меч – короткий, изогнутый на манер серпа. И зачем такой, кишки выпускать сподручнее, что ли.

– Нас же сейчас всех перебьют, чего мы ждем? – Один из гвардейцев тоже наладился вытащить оружие.

– Не вздумай! Если попробуешь – перебьют наверняка, – одернул Лиар, и парень, сцепив зубы, убрал руку с эфеса. На принца он смотрел почти что с ненавистью.

Что ж, можно понять человека: умирать, даже не попытавшись дать бой, Лиару и самому претило. Но сейчас было очень важно выдержать и остаться стоять. Поможет или нет, пес разберет, но это хоть какой-то шанс. Их продолжали обступать – все ближе, ближе…

– Они не остановятся. – Еще один гвардеец потянулся к поясу. – Я хоть умереть хочу как воин, а не как свинья на убое!

Альвир понимал его, честно.

– Дернешься, и я прикончу тебя сам.

Если он, Лиар, ошибается, то с этой тропы ему дорога прямиком в пекло: притащил людей на смерть, да в придачу даже погибнуть им не дал, по-человечески! Впрочем, тут для черно-серебряной падали неожиданностей и так не предвиделось, в Небесные горы не позовут, хоть ты из шкуры лезь вон. А между тем, не хотелось Нейду ни в пекло, ни в небесные горы.

– Нет веры равнинным! – выплюнул воин в серой накидке. Это словно стало сигналом. Диковинные клинки вспороли воздух в неожиданно слаженном замахе.

Разговор с Антарой оставил на душе налет липкой мути – приставучей, что хрен стряхнешь, засел камешком в башмаке. По-хорошему, прирезать ее надо было, пока шанс имелся. А может, просто хранителю про нее рассказать: что-то подсказывало Жаворонку, что этот умеет прятать концы в воду. Многовато дамочка знает для человека, который не сегодня так завтра попадется черно-серебряным! Да, о магии Рика ей вряд ли что известно, но вот на Орвика она может вывести, как бы ни хорохорилась: в подвалах замка доносят и на самых дорогих людей. А тот в свою очередь может потянуть за собой и Жаворонка. Но избавиться от нее Рик сегодня ночью не решился, и не сказано, решится ли после.

Вообще, странный выдался разговор. Должно бы быть смешно от того бреда, что несла Антара: влюбиться в человека, о котором ни беса не знаешь, жизнь свою бросить ему под ноги… Одно слово, женщина. И какая ж это все ерунда на фоне того, что кругом творится!.. Того гляди, война грянет, сбудется пророчество, и падет континент, а тут сопли любовные. Но отчего-то не было Рику смешно – было жутко. Нечто подобное чувствуешь, если говоришь со смертельно больным или раненным – тем, который все уже понял и со всем смирился. И вот ведь какое дело… Ничем, если вдуматься, Антара из Аннея не отличалась от того же Орвика или Эрида, только те на Старый Эверран молятся, а девчонка на смазливого баронета. А так, им только дай помереть – было б, за что!

Когда вернулся на постоялый двор, иссиня-черное небо успело изрядно выцвести, полинять. Вообще-то стоило поторопиться на службу, но объясниться с Орвиком надо было, хоть тресни. Ничего, как-нибудь он в замке да выкрутится… Нельзя Рику союзников терять – даже таких дурных, как Орвик Анней. Других-то нету.

Под осоловелыми взглядами засидевшихся посетителей Рик прошел через зал и взбежал по лестнице. Негромко постучал в дверь. Послышался скрип кровати, а потом сопение и грузные, шаркающие шаги, принадлежали они уж точно не Орвику, и это Жаворонка насторожило. Проклятье, разговаривать он собирался наедине и портретом лишний раз предпочел бы не светить! Однако уходить было поздновато. Дверь скрипнула, приоткрываясь, и волшебник разглядел тучного пожилого человека со встопорщенной пегой бородой. Он отчаянно зевал и тер глаза, наредкость убедительно делая вид, что еще не проснулся, но попробуй проведи толкового жулика: Рик отлично видел, что глаза у деда ясные. Он или давно уже встал, или не ложился вовсе.

– А, Рик? Проходи, проходи. Ты уж извини, что Вик сам не открыл. Замаялся на службе, да и нездоровится ему пока.

И что-то кольнуло в груди от мягкого хрипловатого голоса старика. Что-то такое знакомое заворочалось на кромке сознания – то ли напомнил кого, то ли виделись уже. Впрочем, к этому чувству Жаворонок почти привык. А еще он отметил, что этот человек знает его имя – стало быть Орвик многое ему рассказывает. Возможно, даже слишком многое. Ну что ж, тогда удивительно, что Рикас порога не послали к бесовой матери.

В куцем свете одной жировой свечи Жаворонок разглядел болезненное и хмурое лицо Орвика – стражник явно был настроен не столь радушно, как его родственник – или кем там ему приходится человек, открывший дверь? Вообще, какими бы на первый взгляд ни казались разными лохматый грузный старик и утонченный до хрупкости Орвик Анней, было у них в лице нечто схожее. Наверно, и правда родня.

– Зачем ты пришел? – стражник поднялся навстречу.

Дед укоризненно уставился на него из-под кустистых пегих бровей.

– Вик, невежливо сразу набрасываться на человека с расспросами, – возмутился он. Потом обратился к Жаворонку: – Прости моего племянника, он просто еще толком не проснулся. Хочешь твеля?

Волшебник кивнул: за чашкой куда удобнее прятать лицо, да и врать сподручнее, когда есть, что повертеть в пальцах. А если Рик не хочет, чтобы его раскусили прямо сейчас, врать ему придется ну очень убедительно: дед, несмотря на простецкую физиономию и тон деревенского святоши из храма Ане, вызывал опасения. Ясные светлые глаза с хитроватым прищуром смотрели вполне миролюбиво, но почему-то казалось, что их обладатель видит Жаворонка насквозь со всеми потрохами. Не хуже регента видит.

– Меня, кстати, Теаном зовут, – наконец представился тот. – А о тебе племянник рассказывал.

– Боюсь представить, что именно, – пробормотал волшебник.

Помолчали. Слышно было, как старик возится с крохотным котелком, прилаживая его над жаровней, и вскоре по комнате поплыл запах твеля, к которому примешивались незнакомые Рику нотки. Что ж, стоило проследить, чтоб себе и Орвику дед наливал из той же посудины: едва ли здесь волшебника станут травить, но осторожность лишней не бывает. Он ждал, когда Теан начнет расспрашивать, готовился врать, беззастенчиво мешая ложь с правдой: из этого всегда получается замечательная штука, которой очень удобно завешивать уши собеседникам. Но дед с расспросами не торопился. Наоборот, даже Орвика одернул, когда тот снова полез не то с вопросами, не то с обвинениями. И, посидев немного, Жаворонок заговорил сам. Рассказал про то, как узнал о появлении огненной кометы от Варрена, а о магическом зеркале – из старого дневника. О том, что все пошло наперекосяк той ночью.

– …Ну вот, я почти уже до места добрался, а тут этот, главный их… Вальд Гарта. Я хотелпрорываться, да побоялся, что проиграю.

Вопреки ожиданиям, Вик не стал обвинять его в трусости.

– Правильно побоялся. Он с ног до головы шунгитом был обвешан, даже я с ним не сладил.