5 На проспекте Малом узком, Пополудни в три часа, Силой огненных этрусков Смертная бежит коса. Чтоб её посторониться, Чтобы шеи сохранить, Надо тополям спилиться, Встать обратно не посметь. Только странно: человеки По проспекту всё идут, От рождения калеки И кончины режут жгут. Режьте, режьте – жгут сильнее, Рвите, рвите – глубже он. Только тени всё длиннее, Только пламенней фреон. Мне скажи, монах уставший, Ты сегодня во гробе, Ты живой, но будто павший: Как живешь ты в коробе? И монах мне отвечает: Жизнь вечна и смерть вечна. Только сердце привечает Тех, чья душенька речна. Заглянул я в томный омут: Только черти в нем живут, Только темной силы скрёбот, Только водяные ржут. Дай мне камень, камень веры: Брошу в воду, разгляжу Бегство древнее мадеры, Крестовидную межу. На проспекте Малом узком Пополудни в три часа Мчалась огненная блузка, А над ней вилась лиса. 6 В неубранности русских кладбищ Я вижу светлую струю Луча, глядящего на пастбищ Неразбитную колею. И что сказать? Я не посмею Окрест порядок наводить; Душа без крыльев цепенеет; Но птицы будут гнёзда вить Из прошлогодности обломков: Они шуршат, они хрустят; Они трещат в деснице ломко, Под пяткой молча шелестят. 19 Когда Природа – Вдохновитель, Молчи и внемли, человек; Несется черный воцаритель Наждачной коркою на снег, И мнится: хмель переменится, Где был брильянт, там уголь ест Пучок земли, чтоб насладиться, И делает широкий жест: Но углежоги ветром сдуты, А в облаках – сырой кисель, Собаки, в кованом обуты, На гору тащат ель–апрель. 20 Качает плотная вода Бока серебряных Аврор, Влечет утиные суда Трубы троящийся узор. Выходит утренний горнист, И хоть рыбак–невежда хмур, Но небосвод предельно чист, Как зрак от златоглавых тур. Найду я черную скамью И брошу в урну–инвалид Сигары толстую струю, Чтоб не испортить четкий вид: Качает плотная вода Бока серебряных Аврор, Влечет утиные суда Трубы троящийся узор. Выходит утренний горнист, И хоть рыбак–невежда хмур, Но небосвод предельно чист, Как зрак от златоглавых тур. 21.
Вход Господень в Иерусалим 33 пылинки от утра Близ ключей Апостола Петра. В череде краснеющих косынок Ищет чьих–то вздохов древний инок. Отражают воска полутоны Желтые старинные иконы. И взлетает в воздух скифов вайя. В облаках звучит вода из мая. Здравствуй, друг, паломник–пилигрим! Виждь Господень вход в Ерусалим! 24 апреля 2005 года 22. Великий Понедельник Рубинится в лампадке жжёный сахар огня спокойного, преемника свечей. И Крест Голгофский, железистей трака, напоминанье для людских очей: Иосиф продан, как прообраз Агнца, смоковница бесплодная падёт, и виноградари, лукавому продаться желая, ждут: когда же Сын придёт? Нет времени для праздности речей. Не слышен звон апостольских ключей. Душа голубкой на пустынных сходнях. Начало. Путь Страстей Господних. 23–25. Великая Пятница 1 Пойду к Отцу моему. Вырвусь из паутины метро, оттрясу грязь улиц, открою душу–ситро, пройду арку–стулец. Быть по сему. 2 Над плотью умершего Бога горюет преклоненный род; в иголке, исткнутой из стога, – в моей душе обломки вод. Не плачь, мой умерший народ. 3 У храма, меж оград витальных, как птичка спящая, во льду, горит желто́ кулич пасхальный у богомольцев на виду. Христос Воскрес! Мир виртуальный! 29 апреля 2005 года 26–29. Великая Суббота 1 На кладбище Брения зримые знаки, Стеллы со словом: «Судьба!» Живы мы сей день; а паки Втянет нас кремо–труба Или весенняя жижа, Вкупе с осенней листвой; Камень гранитный лижет Плоть на Неделе Страстной. |
