… кто о них помнит? Попадут ли они хоть в какие-то сводки, в статистику, хоть бы и в сухие отчёты, спрятанные тут же в архивы, на десятилетия и века? Бог весть…

Ваньку, впрочем, эвакуируют не только по причине его нужности. Будь он хоть сколько-нибудь здоров, у начальства, вернее всего, могли бы найтись другие соображения. Но тогда, на Федюхиных высотах, он получил пусть и не слишком значительные, но довольно-таки многочисленные раны, что, вкупе с ушибами и переутомлением, вывело его из строя, и скорее всего, надолго.

Выполнять какие-то работы по ремонту он может, но уже прогулка в ретирадное место — серьёзное испытание для выносливости. А уж целиться…

В госпиталь, впрочем, он не спешит, отговорившись привязанностью к полку, но на деле, зная не понаслышке, как обстоят дела с медициной в Севастополе, просто боясь попасть туда.

Несколько раз сопроводив туда раненых, попаданец решил, что получил достаточное представление о медицине в войсках Российской Империи. Лежать в плохо приспособленных для этого помещениях, вместе с сотнями раненых и больных без особого разбора, на набитых соломой матрасах, пропитанных кровью, гноем и испражнениями предшественников, не хочется совершенно!

А уж насмотревшись, как делают операции и ампутации, не отмывая рук и не протирая (хотя бы!) хирургических инструментов, он нисколько не сомневался, что и перевязочный материал, и руки санитаров будут совершенно, чёрт подери, антисанитарны!

При фактическом отсутствии многих медицинских препаратов и очень сомнительной ценности имеющихся, там, в госпитале, он умрёт с куда как большей вероятностью, чем в части. И хотя попаданец никогда не был сторонником самолечения, но… а куда деваться?

Соловый мерин, запряжённый в повозку, приподняв хвост, шумно выпустил газы, мешая мыслям, но удивительным образом попадая в тон творящемуся вокруг. Этакая гадская симфония…

— У-у, холера худая… — заругался Антип Иваныч, и полез за трубкой, принявшись раскуривать её со свирепым видом. Табак, как ни странно, достать проще, чем еду и воду, вот какой вот странный выверт армейской логистики.

Вокруг — сущий бедлам, где и падающие иногда бомбы, на которые уже почти не обращают внимания, и мёртвые или умирающие животные, и разбитые повозки, и ругань солдат с унтерами, и всё это скучено, скрипяще, задыхающееся, заполнено болью, страхом, ненавистью и самопожертвованием.

Наконец, повозки полкового хозяйства подошли к наплавному деревянному мосту, ведущему на Северную сторону, и лошади ступили на зыбкую, раскачивающуюся под ногами поверхность. Соловый мерин, заупиравшись, жалобно заржал, и Антип Иваныч, чертыхнувшись, кинул на помощника недовольный взгляд и слез с повозки. Ухватив мерина под уздцы и потчуя его ударами и разного рода словами, он потащил его вперёд.

— Какого полка⁈ — рыкнул возникший перед Ванькой офицер.

— Владимирского пехотного, Ваше Благородие! — отрапортовал ополченец.

— Какого… — Его Благородие начал было матерную тираду, мешая с грязью родителей попаданца, но, разглядев наконец, что перед ним ополченец, прервался на полуслове, сплюнул и удалился, раздавая по пути, без разбора, щедрые пинки и оплеухи тем, кто не успел увернуться от начальственного мата.

Долгая, мучительная переправа по мосту, заполненная ожиданием того, что вот-вот сверху рухнет бомба, превращая мост — в щепу, надолго останавливая движение и превращая всех сгрудившихся солдат и моряков — в мишень, но…

… обошлось.

Копыта солового мерина встали наконец на твёрдую поверхность, и, всхрапнув облегчённо, он торопливо зацокал копытами, поводя тощими, ребристыми, раздутыми от газов боками. Народ возле переправы сгрудился, бестолковщины, несмотря на усилия офицеров…

… а хотя нет, скорее — напротив. Слишком много людей в высоких чинах, которые полагают, не без оснований, что право имеют, и не стесняются этим правом пользоваться. Одни — для того, чтобы подвинуть в очереди повозки полкового или батальонного хозяйства, другие — повозки с собственным имуществом.

Наконец выбрались… и поплелись по дороге, а позади, по крайней мере, на время, остались бомбы, пожары и Смерть, которую многие, божась (!) видели своими глазами, овеществлённую.

— Чёрт те што, — бурчал оружейный мастер, приводя в порядок помещение, выделенное под мастерскую.

— Да уж, Антип Иваныч, и не говорите, — камертоном отзывается Ванька, пытаясь понять, как в этом крохотном домишке, от силы метров двенадцати, они могут втиснуть верстаки, инструменты, и… В общем, не втискивается, притом — никак!

— А спрашивать будут, — пророчески выдал мастер, втянув воздух сквозь зубы так, что аж пыль закружилась на полу, норовя всосаться в чёрную воронку его рта, обрамлённого давно не стрижеными лохматыми усами.

— Это уж как положено, — мрачно поддакнул Ванька, чуя спиной очередную порцию шпицрутенов.

— А расположились-то! — мастер вышел наружу, мрачно озирая с высоты склона полковое хозяйство, — Чисто шахматная доска на десяток игроков!

— Да уж… — согласился попаданец, оглядывая дома, домишки, сарайчики и мазанки под ними. Как уж там вышло, вопрос к Их Благородиями.

По-видимому, тягостная осада сказалась не только на солдатах, но и на офицерах, в том числе на их способности мыслить здраво и принимать взвешенные решения.

По его, Ванькиному, придерживаемому при себе мнению, квартирмейстеры, первые перебравшиеся на Северный берег, хапали помещения как могли, раскидываясь широко и привольно — так, чтоб было потом пространство для манёвров и возможности для торга. Ну а потом собственно торг, и нахрап, и…

… понятно, что ничего ещё не утряслось, и какой-то порядок чуть позже наведут, но сейчас полковые и батальонные хозяйства перемешались, что открывает широкий простор для разного рода злоупотреблений, воровства, склок, драк и прочего в том же духе. И что-то подсказывает, что за этим вот всем не задержится.

— Ваньк… — сменил тон мастер.

— Да, Антип Иваныч? — отозвался попаданец.

— Ваня, у тебя вода-то осталась? — чуточку смущённо попросил мастер.

— Немного, Антип Иваныч, — не сразу сказал тот, подавив вполне естественное раздражение, но не желая ссориться с непосредственным начальством, — Пить хотите? Там может, чаю?

— Пообедаем заодно, — решительно постановил Антип Иваныч, доставая тряпицу с сухарями.

С продовольствием и водой в Севастополе совсем плохо…

Всей еды — гнилые сухари, да иногда жидкая, сомнительного происхождения кашица, заправленная либо вонючей солониной, либо, чаще, не менее вонючим мясом павшего от бескормицы скота.

У оружейников, людей отчасти привилегированных, ситуация с едой, и в первую очередь, с водой, несколько лучше, чем у обычных пехотинцев или матросов. Но не так, чтобы сильно… и проблема с водой, по мнению попаданца, стоит достаточно остро.

— Да, кстати… — озарило попаданца, — я как-то давно читал, что воду можно добыть из воздуха, и даже картинку видел, правда, плохую…

— Из воздуха? — поперхнулся Антип Иваны.

— Ну… камни по утру, они же в росе, так? — попытался прояснить парень, получив осторожный кивок, — Ну вот… вроде как можно особенным образом сложить, и…

— Да ну его к бесу, Антип Иваныч! — махнул рукой попаданец, как бы наступая себе же на горло, — это время и силы, а результат то ли будет, то ли нет!

— Кхе… ты это, — осторожно сказал мастер спустя пару минут, заполненных мучительными размышлениями, — пробуй, што ли. Я уж тут сам как-нибудь поковыряюсь, оно-то и работы сичас и нет почти.

— Ну не знаю… — протянул Ванька тоном человека, который и не может отказать прямо, но и браться за тяжкое дело желания не имеет.

— Вот что! — стукнул кулаком по ладони оружейник, — Делай, мой тебе сказ! Внял⁈

— Внял, Антип Петрович, — покорно отозвался попаданец, радуясь, что удался его нехитрый психологический трюк, — как есть внял! Попробую, но и вы… не серчайте, уж если то не так!