— Ха-ха, ха-ха, — металлически загоготала она, раскрывая рот с нарисованными крупными белыми зубами. — Заходите, сударь! Заходите в наш клуб! Сегодня на сцене лучшие балагуры, остряки и озорники Светлограда! Их шутки веселят даже металлолом вроде меня! Ха-ха-ха!
— Обойдусь, — просипел я и покинул-таки площадь, подгоняемый внутренним голосом, настойчиво шепчущим, что полицейские идут за мной по пятам.
Улочка оказалась пустынной. Я побрёл по ней, словно в тумане. Мысли текли плавно и лениво, путаясь друг с другом. Всё же мне удалось сообразить, что моё состояние, скорее всего, вызвано именно потерей маны.
Но так ведь не должно быть! Мана обязана восстанавливаться, а не исчезать! Какого лешего? Как мне теперь быть-то⁈ Где взять магическую энергию? Без неё я могу и ласты склеить!
Тотчас перед моим мысленным взором появилась физиономия фон Брауна. В уборной ресторации я ударил его, и он одарил меня непонятным теплом, спровоцировавшим появление маны. Однако я получил лишь хрен на постном масле, свернув набок нос Бугра. Почему так произошло? А что если и вправду всё дело в том, что один маг, а другой — чёрт бездарный?
Тогда, может, мне следует отыскать какого-нибудь мага и дать ему по роже, чтобы снова получить тепло? Вдруг оно опять даст мне ману, а та уберёт слабость?
Хм, конечно, это всё звучит как бред сивой кобылы. Но у меня же имеется рабочий пример с фон Брауном!
Да, надо пробовать. Вот только, кажется, эта идея слишком поздно ворвалась в мой затухающий разум. Я совершил ошибку, покинув площадь, где среди горожан точно ходили маги. В проулке же никого не было, кроме худющей дворняги с выпирающими рёбрами. Она смотрела на меня голодным взглядом, будто уже оценивала, что съест сразу, а что закопает на чёрный день.
— Кыш, — с трудом погрозил я ей трясущимся кулаком и развернулся, чтобы попробовать вернуться на площадь.
Мне уже было плевать на полицейских. Выжить бы!
К несчастью, ноги предали меня. Они подогнулись, из-за чего я ударился спиной о стену дома и соскользнул по ней, влекомый силой гравитации. Моя задница грохнулась на картонку. Дыхание с трудом вырвалось из груди, а сознание решило оставить меня, погрузив во тьму.
И сколько я так просидел, блуждая разумом во мраке? Шут его знает. А вот очнулся я от деликатных похлопываний по щекам.
— М-м-м, — простонал я и с трудом разлепил веки.
Передо мной склонилась парочка тех самых полицейских, что следили за мной на площади. Они с обеспокоенностью смотрели на меня, закрывая своими фигурами часть вечернего неба.
— Горин, что с вами? Вы как с луны свалились, — тревожно произнёс тучный служивый с пышными бакенбардами. — Дерябнули чего-то эдакого? Или, может, подрались? У вас вон костяшки пальцев разбиты.
— А-а-а, — снова простонал я, с трудом соображая. Сил совсем не было.
К счастью, часть моего мозга зафиксировала, что, кажется, полицейские узнали меня и вроде бы не собираются швырять в темницу. Правда, ничего внутри меня не откликнулось на фамилию Горин.
— Василий, бери сударя под руки. Надо помочь ему, — проговорил второй служивый, молодой брюнет в форменной фуражке с двуглавым орлом. — Конечно, дни сейчас ещё по-летнему тёплые, но уже сентябрь. Можно что-то застудить, сидя на картонке.
Полицейские потянули ко мне руки и ухватили за предплечья. А я вцепился слабыми пальцами в их конечности и мигом почувствовал знакомое тепло. Оно выходило из руки тучного Василия, пробегало через мои пальцы и оседало в грудной клетке, где снова разгорелся огонёк маны, принявшейся прогонять лютую усталость.
— Кха-кха, — вдруг закашлял резко побледневший Василий и отпустил меня.
Мои пальцы перестали соприкасаться с его кожей, из-за чего слабенький поток тепла сразу же пропал.
— Василий, ты чего? — недоумевающе спросил молодой полицейский и единолично помог мне встать на ноги.
— Ох, что-то поплохело мне, Пётр, — просипел служивый, вытирая слюну с губ. — Будь проклят этот китайский бронхит! Спасу от него нет. Вроде бы уже переболел, ан нет. Всё ещё даёт о себе знать, аж часть маны вроде бы куда-то делась. Признаться, такого со мной прежде не было. Мана же сама собой никуда не девается. Её нужно потратить на какое-нибудь магическое умение.
Слова медленно розовеющего Василия буквально прямо сообщили мне, что тепло не просто стимулирует появление моей маны, оно и есть мана! А я могу эту ману воровать! Одуреть! Хотя, конечно, два случая — это ещё не тенденция. Правда, уже кое-какая закономерность. Фантастическая закономерность.
А ещё фантастично звучит то, что моё собственное тело, кажется, пожирает мою же ману, преобразуя её в некую жизненную силу. Потому-то слабость и ушла с приходом магического топлива, словно я был сказочным вампиром, наконец-то осушившим долгожданную рюмку крови.
Я кое-как справился со своим ошеломлением и на всякий случай уточнил:
— Василий, а вы маг, что ли?
— Так точно, — ответил тот, потирая сквозь форму грудь. — Сносно владею магией воздуха.
— А чего вы так удивились, сударь Горин? — вскинул бровь Пётр, неверно трактуя мои слова. — Среди простолюдинов-полицейских хватает магов. Я вот тоже хотел стать магом, да мне не свезло. У меня, как и у Василия, имелся десятипроцентный шанс на то, что я смогу пробудить дар. Но, к сожалению, министерство даёт всего две попытки. Мои прошли впустую. Эх…
— И что? Вы теперь даже ничего не должны министерству? — изумлённо спросил я, помня, что «синька» стоит ого-го сколько!
— Как это не должен? — удивился Пётр, поправив фуражку. — Вы разве не знаете, что министерство берёт пятую часть цены за потраченную «синьку», если претендент не стал магом? Вот теперь у меня с каждого жалования кое-чего удерживают. А ежели бы я стал магом, то ничего бы платить не пришлось. Просто подписал бы контракт с министерством на тридцать лет служения в оном и получал бы повышенное жалование.
— Тридцать лет⁈ — снова изумился я, хотя и понимал, что, кажется, удивляюсь прописным истинам. Но в моей голове не было такой информации. Вот я и ахал, как впечатлительная домохозяйка.
— А чего? Много? Дык я ведь и так собираюсь всю жизнь быть полицейским. Ну, ежели не убьют.
— Правильный выбор, правильный, — ободряюще покивал Василий и спросил у меня: — Так что с вами произошло-то, сударь?
— Меня пытались обокрасть прямо на этой улочке, — принялся сочинять я, косясь на мага, медленно избавляющегося от болезненной бледности. — Но я отбился. Правда, всё-таки получил несколько тумаков и потерял сознание. И, к сожалению, никого и ничего запомнить не сумел.
— Жаль. Преступники наверняка уже далеко. Нам их не догнать. А без описания мы их найти не сумеем, — расстроился Василий.
— Мда, жаль, — вторил ему Пётр и следом глянул на меня. — Мы чего вообще за вами-то пошли. Я случайно услышал, что брат ваш с утра везде ищет вас. Говорит, что вы пропали куда-то. В студенческом общежитии вас со вчерашнего дня никто не видел, в библиотеке тоже. И ни слуху ни духу от вас. Вот он и забил тревогу.
— Да я… впрочем, неважно. Спасибо за помощь. Я непременно заскочу к брату, раз он искал меня.
— Дык они оба вот тут на площади в питейной «Заводной Иван», — проговорил Пётр, махнув рукой в сторону выхода из проулка. — Давайте мы вас проводим, а то мало ли что.
Оба? Видимо, братьев у меня двое. Но я их вообще не помню, хоть убей! И родителей не помню, и детство, и даже имя своё… И впрямь как с луны свалился. Как же у меня так сильно память отшибло?
— Ну, господа, пойдёмте, — сказал я, решив, что встреча с братьями поможет мне докопаться до истины.
Служивые двинулись в сторону площади, а я пошёл следом за ними, посчитав, что мне пока лучше никому не рассказывать о своих многочисленных странностях. Непонятно, какие могут быть последствия. Лучше помалкивать.
Я сам себе кивнул и вместе с полицейскими пришёл к развесёлой питейной. Внутри неё звучала музыка, а за круглыми деревянными столами выпивали сытого вида горожане. Хватало тут и хохочущих дам в откровенных нарядах. Среди них особенно выделялись обладательницы больших, тугих грудей, чрезмерно пухлых губ и ресниц, похожих на опахала. Всё их «богатство» выглядело фальшиво, неестественно и даже вызывающе. Впрочем, вели они себя прилично. На колени ни к кому не садились и на барную стойку не забирались.