– С ума сошёл? – Олеандр тогда страшно разозлился, взирая на Глена как на полоумного. – Да, они целебные. Но, во-первых, сок их нужно пить, не отрывая листья от ветвей. А во-вторых, они могут как исцелить, так и умертвить. Такая себе игра случая, сознаешь? Готов рискнуть жизнью?

Гулкое уханье стволов разнеслось по роще. Глен тряхнул головой, отметая давние воспоминания.

Тропа подводила к расщелине в земле, через которую протягивался хрустальный мост. За ним сияло озеро – столь чистое и спокойное, что в нём отражалась картина, достойная запечатления на холсте: размышлявшие над водой шапки белой листвы и высившиеся вдали пики Хрустальных скал.

От озера веяло свежестью, даровавшей шаткий покой. Дувшие ветра сметали со скальных уступов пыль и утягивали за собой её сверкающие хвосты. Белесые крупинки парили над кронами. Глен уже блестел, как сугроб под лунным оком. Проклинал и рощу, и прекрасные в своей иности полупрозрачные скалы и старался не заострять на них внимания. Казалось, они разговаривали с Гленом. Велели устроиться в тихом уголке и отринуть мирские волнения.

Что за чары? Быть может, гемеры наложили на скалы защиту, чтобы отваживать путников?

Удивляться чему-либо у Глена уже не было сил. Он просто вёл скакуна вперёд, надеясь отыскать луч последней надежды. Читал стихи, пытаясь заглушить назойливые шепотки. Но тут же умолк, увидев ступившую в озеро чернокудрую девушку. Она взволновала куда сильнее – до вставшей дыбом чешуи. Расти рядом иные деревья, Глен притаился бы в тени крон. Но Изои-Танатос давали столько света, что от него не находилось спасения.

Глен осадил скакуна, страшась спугнуть Эсфирь неосторожным жестом или шорохом. Её кофтёнка и штаны покоились на плоском камне у кромки воды. На нём же лежали и ржавый нож, и клевец Погибели. Похожее на клык лезвие клевца горело в ночи и отливало синевой.

Ореол света обволакивал Эсфирь и очерчивал её рога. Неловкая и неказистая, она уже стояла по бёдра в воде. Сложив крылья, омывала обнаженное тело – до того тощее, что кожа обтягивала кости. Глен устыдился и отвернулся – негоже благородному воину глядеть на девичьи прелести. Подстегнул скакуна, но тот встал, как обледенелый, отказываясь идти по хрустальному мосту.

Эсфирь встрепенулась. Глен перехватил её чёрный взгляд – и в сознании укрепилась глупая мысль, что боги сжалились и послали Глену дар, желая извиниться за все невзгоды, которые вылились на его дурную голову.

– Глендауэр! – девичий восклик прошёл по воде мелкой рябью и словно пробудил рощу.

За деревьями друг за другом вспыхнули парные огни. Они мигали и двигались, приближаясь к озеру.

– Это силины, – поведала Эсфирь.

И Глен отнял ладонь от эфеса сабли и спешился. Из густевшего за озером мрака и правда выползали силины. Десятки глаз-блюдец потухли, когда мохнатые звери вынырнули на свет. Некоторые расселись у воды, другие, подергивая рожками, разбрелись по роще.

Иные девушки засуетились бы и прикрыли грудь – хотя бы грудь, – но Эсфирь нисколько не смущала нагота.

– Благой ночи, – подал голос Глен.

– Иди сюда! – Эсфирь покинула водоем и принялась одеваться. – Я знала, что рано или поздно ты найдёшь меня. Нам нужно поговорить.

– Ежели позволите, я тоже желал бы побеседовать с вами. – Глен смотрел на неё, и тревоги испуганно отступали в тень.

Пошёл навстречу зову, не смея ему противиться.

– Сюда никто не захаживает, – лепетала Эсфирь, шелестя одеждой. – Поговаривают, что Хрустальные скалы прокляты. Дескать, коридоры между ними имеют привычку превращаться в лабиринты.

– А здешнему свечению подвластно навсегда ослепить, – закончил Глен и пояснил: – Сказания о Хрустальных скалах перевраны. Но слухи пустили корни на подкормленной почве и несут долю правды.

– Тебе тут неуютно?

– Немного.

– Э-эх… – Эсфирь оправила серую кофтёнку и застегнула под грудью широкий пояс.

Растрепала кудри, стряхивая с них влагу и белесую пыль. Щелкнула пальцами, и клевец на камне исчез в дыму.

Глен замер в трёх шагах. Очи Эсфирь утягивали в мрачные пропасти, и он был готов шагнуть во тьму.

– Прежде я хотела изучить Морионовые скалы, – снова заговорила Эсфирь, – но в то время мне не хотелось оставаться у Барклей. Вот я и подалась на север, решила посмотреть на Хрустальные. Не знаю, может, на них защита какая лежит. Но сколько я тут ни бродила, прохода внутрь так и не нашла. И вообще мне кажется, что эти скалы меня недолюбливают. Думаю, я всё-таки с эребами жила. С пристанищем гемеров совсем не чувствую родственной связи.

Каждое её слово грузом ложилось на сердце Глена. Он хотел бы помочь Эсфирь, но это желание шло вразрез с нежеланием даровать пустые обещания. Он узнал о гемерах и эребах пару-тройку месяцев назад из ветхого фолианта, приобретённого Олеандром. Та книга располагала скудными сведениями, а в иных Глен не откопал даже беглого упоминания о сгинувших Древних.

– Стало быть, ваша память не возвратилась, – пропел он тихо, силясь сгладить неловкость.

– К несчастью. – Эсфирь отвела взор, и Глен ощутил пустоту – будто солнце внутри поглотили тучи. – О чём ты хотел поговорить? В Танглей дерьмо приключилось, да? Я ведь знала, что оно нагрянет!

Эсфирь наклонила рогатую голову, точно хин, надумавший бодаться. Глен улыбнулся уголком губ.

– Истинно. – И покосился на трущегося о ноги силина.

Следом за Эсфирь ступил на извилистую тропу. Сверкающие кроны сплелись над головой в плотный навес.

Глендауэр завёл рассказ. Вспомнил о цуйре, которую Эсфирь увидела подле фениксов. Поведал о лже-найрах под масками иллюзии, настигших отряды океанидов ещё до пожара. Об озарении, что в Танглей скрывается доносчик. О схватке с Сэра́ и его сомнительных покаяниях…

Казалось, путь до скал растянется в бесконечность, но Глен и глазом моргнуть не успел, как хрустальные осколки застелили прежде голую землю, а перед взором выросли полупрозрачные громады.

Волшебство – не иначе!

Хрустальные скалы лоснились переливами и помигивали прилипшими к резным граням пылинками. Навязчивые шепотки больше не терзали слух, не приказывали отмахнуться от невзгод. Рядом с Гленом бежала вприскочку гемера. Вестимо, она и гасила голоса, сбивавшие слабых духом с толку.

– Значит, ты не веришь в виновность мастера Сэра́? – Под кожей Эсфирь словно крохотные звезды зажглись.

Белесое сияние очертило её контуром. Она юркнула в широкую расщелину в скалах и скрылась из виду.

– Лабиринты, – напомнил Глен. – Не страшитесь заблудиться?

– Я тысячу раз тут бродила, – звонкий голосок разлетелся эхом. – Все дороги знаю.

– Что ж… – Глен шмыгнул в расщелину и ощутил себя загнанным в угол, зажатый стенами с боков.

Переминаясь неподалёку, Эсфирь усердно растирала нос. Его кончик уже покраснел.

– Я не верю в виновность мастера, истинно, – подтвердил Глен. – Посему я и потревожил ваш покой. Молю, припомните, быть может, не только цуйру вы видели той роковой ночью?

– Я пряталась, помнишь? – Эсфирь побрела дальше по коридору. Глен поспешил за ней. – Мы с Небом тихонько сидели за деревьями, боясь, что нас заметят. Вдобавок слово «цуйра» мне ни о чём не говорит. Я ведь плохо в существах разбираюсь. У неё лиловые крылья. Это точно. Чары тоже лиловые.

Определённо цуйра, – подумал Глен, когда они замерли под высоким хрустальным куполом. Вокруг – полупрозрачные стены с арочными проходами в тоннели. Часть проходов вела к тупикам и коридорам без крыш. Часть заставляла проделывать круги и возвращаться к исходной точке.

Гиблое место! Глен скользил взглядом по сверкающим стенам. Вдруг разум охватило дурное предчувствие. Стук сердца запорхал в ушах. По виску сползла подогнанная ветром капля пота.

– Стойте! – излишне резко приказал Глен.

Эсфирь споткнулась и едва не шлёпнулась. Перья на её крыльях встрепенулись и распушились. Глен вмиг очутился рядом и втянул носом воздух. Пахло кровью – никаких ошибок. Но откуда ею тянет?