Привычный путь, который Глен и его собратья не единожды преодолевали, возвращаясь с разведки. Безотрадная дорога, которую нужно миновать.

– Коли внемлете, – мелодичный голос Дила вырвал Глена из раздумий, – я не уловил, откуда донёсся крик.

– И я не разобрал. – Кира́ скинул капюшон накидки, обнажая мертвецки-бледное лицо. – Игла?..

– Обождите, – отозвался Глен.

Не мог же слух их обмануть? Всех разом? Вздор!

Пока Глен озирался, с его губ срывались морозные облачка. Зрачки стали вертикальными и расширились. Зрение обострилось, и мир посветлел. Даже небосвод, бывший чёрным, окрасился лиловыми и синими оттенками. Невидимый художник будто обвел каждую еловую иголку. Но без толку. Ели росли слишком густо. Прятали в тенях свои территории и не дозволяли углядеть творившегося в потёмках. Просветы между елями казались дырами в непроглядные бездны. Морозный неподвижный воздух впитал запах хвои. Снег не приглушал смолистый аромат.

Быть может, кричавший бедолага упал? Быть может, лежит в снегу, и мороз сжимает его в объятиях?

Колдовской дар позволял Глену слышать чужие переживания. Воспринимать происходящее через него было сложно – всякий раз Глен будто оголялся перед вражеским войском и сдавался на его милость. Всякий раз пришлые чувства дурманили разум. Но ныне иного не оставалось.

Глен воззвал к дару – и тот отозвался на безмолвный клич, как блудная девица на перезвон монет.

Мир померк. Глен распахнул внутренние щиты и сосредоточился. Дил и Кира́ не источали никаких чувств. Но издали чем-то веяло. Чем-то… Глендауэр ожидал услышать чужую панику, но в сознании прозвенела и сгинула нотка чужого веселья. Странно… Он недоверчиво выгнул бровь. Захлопнул щиты и задумался, силясь укротить мнительность.

– За спиной. – Не сразу, но он перехватил и шорох вялых шагов. – Идёт.

– Истинно, теперь слышу. – Хвост меловых волос соскользнул с плеча Кира́ и упал за спину.

Не сговариваясь, трое развернули ифралов. Дил первым выскользнул из седла и спрыгнул наземь. Вскоре еловые ветви прошуршали и взорвались тучей снежных хлопьев. Снежинки взвихрились, потревоженные вынырнувшим на тропу найром. Чернявый и угловатый, совсем ещё подросток, он застыл, провалившись в снег по икры. Портки и плащ найра совсем истрепались. Темно-серая рубаха, похоже, недавно угодила в огонь. Пожёванная пламенем, она запеклась слева обугленной коркой и оголила поцарапанный бок.

– Вы… – Найр прижал к чахлой груди котомку из черной ткани. – Вы призраки?

– Ага, – Кира́ расплылся в улыбке. – Всадники Погибели. По вашу душу явились, милейший.

– Кира́! – Глен и Дил с укоризной поглядели на него.

Природа одарила найров множеством цепких глаз. Два сверкали там, где положено. Еще четыре красовались на лбу, щеках и подбородке. Юноша моргнул всеми. Его ноги задрожали и подогнулись. Он рухнул бы, но Дил вовремя подхватил его под локоть, не позволяя завалиться.

– Вы океаниды! – осенило найра. И он взмолился: – Помогите! Ради богов, помогите! Напали… фениксы… моё поселение… Верески…

– Разбойники, – понял Глен и уточнил: – Рдяные и чёрные одежды? Парные мечи и шлемы с клювами?

Удивительно, как у найра голова не отлетела – до того бодро он закивал:

– И чёрные и алые маски.

– Опять! – прорычал Дил.

Найр вздрогнул и прикрылся котомкой точно щитом.

– Сколько? – Кира́ подхватил поводья.

Голос найра сорвался на писк:

– Около дюжины. Но я не уверен. Я… я бросил всё и убежал. Мне совестно…

Ложь, – понял Глен.

– …Не знаю, спаслись ли другие…

Хм-м. Неужели найр в одиночку сбежал?

– …Я издали увидел фениксов и…

Издали? Как он тогда опалил рубаху, ежели не застал пламя фениксов? И почему от этого юноши не веет паникой? Почему он извалялся в снегу, но не дрожит?

– Дил… – Глен перевёл на него предупреждающий взор, и собрат отступил от улыбнувшегося парнишки.

– Ц!.. – Кира́ прицокнул языком.

Они уже догадались, что их дурят. А найр догадался, что они догадались, и его улыбка стала жутенькой.

– Заболтался я, да? – Он попятился к елям, шесть его глаз прищурились. – Лишнего сказанул.

Найр выхватил из рукава нож. Метнул. Дил не оплошал – воззвал к чарам и вырастил перед собой ледяной щит. Нож с глухим стуком врезался в щит и осыпал с него морозную пыль.

От былой беспомощности найра не осталось и следа. Окутывавшая его иллюзия начала развеиваться. В горле родился птичий клёкот. Плащ исчез, рубаха превратилась в кожаную безрукавку. С боков свесились парные мечи в ножнах, а за спиной с хлопком раскрылись алые перьевые крылья.

Феникс!

Ифралы затопали. Подняли рёв. В их пустых глазницах вспыхнули белые огни. Синева чар подсветила чешуйчатые бока изнутри. Скакуны топнули. Снежный покров, послушный их воле, растаял. Паутинами расползлись и размножились индевелые узоры. Ледяной настил укрыл почву.

Феникс поскользнулся. Взмахнул крыльями, чтобы подняться в воздух. Водяной поток вырвался из ладони Глена и ударил парня так, что он впечатался спиной в ель. Воздух со стоном вырвался из легких феникса. Осыпавшийся с ветвей снег комьями усеял его крылья и обратился водой. Перенасыщенные жаром крылья зашипели. Замигали алым. Затрепыхались, вяло стряхивая влагу.

В мгновение ока Дил очутился рядом и поднёс острие сабли к горлу феникса.

– Кто вас подослал? – Голос Кира́ звенел сталью. – На кой? Жаждали заманить нас в ловушку?

Хрустнуло, и кадык феникса дёрнулся. Феникс сглотнул.

– Яд! – догадался Глен.

Дил схватил феникса за горло и перекрыл ему воздух, но не успел помешать отравлению. Яд из раскушенного ореха уже попал в кровоток, изо рта парня вытекла карминовая струя. Он кашлянул. Выплюнул сгусток крови вперемешку с осколками скорлупы и стек на лёд. Пламя жизни затухло в красных глазах, рассеченных вертикальными зрачками.

– Клятый смертник! – Кира́ соскочил с ифрала и подступил к мёртвому. – Чего он жаждал?

– Желал подвести нас к Верескам. – Дил убрал саблю в ножны и оглядел заляпанный кровью подол плаща.

– А ежели там и правда творится недоброе? – предположил Глен. – А ежели речи этого юноши не лживы?

– Риск – дело благородное, Игла, – Кира́ вздохнул. – Но…

– Но в данном ли случае? – вторил ему Дил.

Он снял капюшон, оголяя лицо, спокойное и благородное, будто высеченное из мрамора придирчивым скульптором. Кончик белых волос, заплетённых в тугую косицу, покоился на плече. Дил опустился на колено перед мёртвым. Пока он ощупывал его, Кира́, скрывшись за елями, осматривал местность. Вскоре вернулся и вскинул над головой пузатую склянку. За её прозрачными стенками посверкивали невзрачные лиловые искры, прилипшие ко дну.

Чары иллюзии! Вестимо, феникс взял их у цуйры – только её народу подвластно укрывать себя и других лживыми обликами.

Боги милостивые! Глена раздирали противоречия. Случившееся выглядело подозрительно. Чудилось, феникс ведал, где искать океанидов, и нашёл их, чтобы направить в капкан. И всё же небеса не раз становились свидетелями, как лёд и пламя схлестывались в битве. Как фениксы ради забавы скрещивали с океанидами клинки и плодили жертвы, обращая пепелищем кишевшие жизнью деревеньки.

– Поскачем, но сперва перестрахуемся, – решил Глен. – Подадим собратьям знак и попросим о помощи.

– Добро.

Дил вскинул ладонь и выпустил в небо белую вспышку чар, подавая сигнал бродившим неподалёку соплеменникам.

***

Время торопило. Они спешили как могли. Гнали ифралов по большаку столь резво, что в ушах свистел ветер. Заиндевелые прутья хрустели, выбитые осколки льда летели из-под копыт.

Ещё издали Глен услыхал звон надвратного колокола. Узрел за расстилавшейся к селению долиной дым и осознал: они безнадежно опаздывают. Смог вспухал и расползался над крышами домов. В небе мелькали крылатые силуэты, словно сотканные из пламени. Не дюжина. Больше.