Я попросил жену передать полиции пленки. Полицейские прослушали запись, но, видимо, сочли ее недостаточным доказательством. Они пытались выяснить обо мне как можно больше. В итоге у меня создалось впечатление, что они сомневаются в том, что на меня действительно было совершено нападение. Это настолько разозлило меня, что я прямо в лицо спросил офицера полиции:

– Так вы думаете, что я сам себя ударил ножом?

На что он ответил:

– Нет, конечно. Я проверил, такую рану вы не могли нанести себе сами. На дорожке, по которой вы шли, зажимая рану, была найдена всего одна капля крови, которая показала люминоловую[31] реакцию. Однако странно, что, несмотря на оживленное время – около семи часов вечера, – не нашлось ни одного человека, который бы видел убегающего убийцу. Но несомненно, что вас кто-то ударил ножом. Впрочем, Ямагути-гуми могут оказаться не единственной группировкой, у которой есть на вас зуб. Мы должны действовать, рассмотрев другие возможные варианты.

Мне нечего скрывать, ничего постыдного я не совершал, думал я. Пусть допрашивают, сколько им будет угодно. Но меня злило то, что, несмотря на все имеющиеся косвенные улики, полиция не хотела обыскивать штаб-квартиру Ямагути-гуми. Подробно рассказав о случившемся, я твердо заявил, что добавить мне больше нечего.

На шестой день меня перевели из реанимации в отдельную палату. В тот же день ко мне пришли около 20 посетителей, которых до этого момента не пускали в больницу. Я встретился с каждым из них. Сигэру Хатакэяма, президент Sanichi Shobou, произнес странную речь, очевидно, призванную меня приободрить: «Нападение на автора – это редкость. Несмотря на то, что дом президента издательства Chuukouronsha подвергся нападению со стороны правых из-за публикации скандального романа „Необыкновенный сон“, автору, Ситиро Фукадзава, удалось спастись. Так что ваш случай, несомненно, войдет в историю японского издательского дела. Что касается нас, то наш долг – продавать книги и платить вам большие гонорары».

Двое полицейских из участка Тоцука дежурили перед дверью моей больничной палаты. Они действительно хорошо выполняли свою работу. Позже, уже после выписки, я узнал от знакомого репортера, что это дежурство было организовано благодаря моим коллегам-журналистам, часто работавшим со столичным полицейским управлением. Они устроили там пресс-конференцию и заявили: «Это происшествие выявило большую проблему – подавление свободы слова насилием. Столичному департаменту полиции необходимо серьезно этим заняться».

Я провел в отдельной палате всего одни сутки, и на следующий день меня уже выписали. Швы мне пока не сняли. Несмотря на то, что ранение было в спину, еще чувствовалось онемение в животе и странная вогнутость в боку.

Я быстро шел на поправку. Из больницы Токийского женского медицинского университета меня перевели в больницу в Татикава, недалеко от моего дома, и я ходил туда на реабилитационные процедуры. Возможно, им не очень хотелось держать у себя пациента, около которого шныряют полицейские.

Лейтенант Фудзимото из четвертого следственного отдела столичного департамента полиции и сержант из полицейского участка Тоцука подвезли меня до дома в Татикава на штатной машине департамента. Похоже, теперь эти двое занимались моим делом. Я хорошо поладил с лейтенантом Фудзимото и стал меньше раздражаться из-за бесконечных вопросов полицейских. И все же для меня оставалось загадкой, почему полиция не может разобраться с Ямагути-гуми.

В день моей выписки из больницы несколько изданий предложили мне интервью. Я решил согласиться на все. Конечно, все газеты сообщили о случившемся сразу после инцидента, но мне хотелось, чтобы эта история получила продолжение.

Я был возмущен нападением. Да и полиция – как и я сам – горела нетерпением, понимая, что если мы не будем бороться с Ямагути-гуми, то проиграем.

На вопросы журналистов я отвечал у себя дома, в Татикава, стараясь делать это откровенно. На следующее утро в газетах появилось мое заявление о том, что преступление совершили Ямагути-гуми. Кроме всего прочего, репортер из Asahi Shimbun, видимо решив, что одной газетной заметки будет недостаточно, передал мою историю редактору еженедельника Weekly Asahi. Тот сразу же позвонил мне и предложил написать мемуары. Я согласился, и журнал опубликовал их в следующем номере от 21 сентября под заголовком «Эксклюзивные мемуары подвергшегося нападению журналиста Ацуси Мидзогути: Моя война с Ямагути-гуми».

Однако, судя по всему, полиции мои действия не понравились. После публикации мемуаров лейтенант Фудзимото, который вел это дело, выразил мне свое недовольство. Он сказал: «В расследовании чрезвычайно важно, чтобы информация, которая может быть известна только преступнику и жертве, оставалась в секрете. В вашем случае не был найден даже нож, который использовался в качестве орудия преступления. У нас есть только два свидетеля, которые сказали, что видели подозрительного человека возле вашего офиса незадолго до происшествия, но этого недостаточно. Если мы поймаем убийцу и в ходе признательных показаний он сообщит что-то, что не могло быть известно общественности, то это может быть использовано в качестве доказательства и привести к обвинительному приговору в суде. Вы дали интервью, написали мемуары и сами выдали все секреты».

Мне пришлось принести извинения за свой поступок. Тем временем после нападения прошло уже две недели, а у полиции все еще не было описания преступника.

Лейтенант Фудзимото хотел знать все о моих дружеских связях, моих рабочих отношениях, о том, какие рестораны я часто посещаю, и даже о семейных финансах. И хотя на большинство вопросов я ответил честно и ничего не скрывал, никакого прогресса в расследовании пока достигнуто не было.

С другой стороны, я слышал, что таким было намерение высшего руководства столичного управления полиции. А от знакомого газетного репортера и по совместительству информатора Сюнсукэ Исихара (издатель Gendai Sangyou Jouhou, умер в 2001 году), получавшего сведения от управления общественной безопасности, я узнал следующее: «Мидзогути – член Коммунистической партии. Невозможно вести расследование, если он продолжит свободно общаться со средствами массовой информации. Разве можно нормально работать в таких условиях? Расследование зашло в тупик».

Тут нужно дать пояснение. Одна из газет, на которые я подписан, – Akahata Shimbun[32]. Я читал ее уже давно. Полагаю, что Коммунистическая партия – самая толковая из нынешних политических партий, и испытываю к ней определенное уважение. Однако я недостаточно серьезен и добросовестен, чтобы стать членом Коммунистической партии. В личной жизни я не пример для подражания. Мне показалось, что нехорошо называть такого человека как я членом компартии и оправдывать этим провал расследования.

Как человек, находившийся на периферии масс-медиа, я более оторван от мира, чем обычные люди. Поэтому, когда я услышал об «истинных намерениях» полиции, то воспринял это как вполне типичное для них высказывание, и не рассердился. Однако я чувствовал, что если не буду поднимать шум, то мне не спастись от преследования со стороны Ямагути-гуми. Поэтому я должен сам стать источником информации. Судья Верховного суда США Луис Д. Брандейс сказал: «Лучший способ убить микробов – подвергнуть их воздействию солнечного света» («Sunlight is the best disinfectant»). И я согласен с этим утверждением.

Полицейские говорят, что раскрытие тайн следствия мешает. Но если они все равно не могут подобраться к преступнику, то какой толк в этом запрете? Это просто глупое правило, которому все они следуют, не вникая. Если я буду покорно молчать, то в Ямагути-гуми подумают, что они правильно сделали, что ударили меня ножом для острастки.

За неделю до нападения, 22 августа, перед моим домом была припаркована подозрительная машина. Дом находится в районе, где у машин – номерные знаки района Тама, и я нечасто вижу номерные знаки района Синагава. В машине находились двое мужчин, которые держали в руках фотоаппараты и фотографировали мой дом. Моя жена заметила это и вышла на дорогу, чтобы посмотреть, что они делают. Ей очень хотелось спросить их, что они фотографируют, но не хватило смелости, и она просто походила вокруг машины и записала ее номер.