Другая вершина ее творчества – роман «Двойная жизнь» (издан отдельной книгой в 1848 г.). Сама Павлова обозначила его жанр как «очерк». Проза здесь чередуется со стихами. В прозе изображается светское общество Москвы и на примере замужества одной мечтательной и кроткой девушки рассказывается о том, как здесь устраиваются браки: в этом участвуют различные общественные силы, корыстные расчеты, амбиции и взаимоотношения отдельных личностей, учитываются самые разные и тонкие обстоятельства – все что угодно, кроме любви. В стихотворных отрывках, прерывающих этот рассказ, исполненный грустной иронии, девушка спит и слышит чей-то чудесный голос, обращающийся к ней. Он утешает, ободряет и наставляет ее, подготавливая к новой жизни как к школе испытания веры и душевных сил, как к подвигу терпения и познания. В предпоследней (9-й) главе романа он прощается с ней:
«Иди назад к земному краю,
Иди к земному ты венцу…
‹…›
Не вотще рвались так жадно
Бредни сердца к бытию:
Жизнь исполнит беспощадно
Просьбу страстную твою.
‹…›
И свершит судьба в избытке
Над тобою казнь свою:
Но не лечь в жестокой пытке,
Но не пасть тебе в бою.
‹…›
Бытие поймешь земное
Созревающей душой:
Купишь благо дорогое
Дорогою ты ценой.
‹…›
Так иди ж по приговору,
Только верою сильна,
Не надеясь на опору,
Беззащитна и одна…»
«Разговор в Трианоне» подводил к мысли о трагизме и непостижимости истории человечества, «Двойная жизнь» – к мысли о фатальном драматизме женской судьбы, также непостижимом. Для внутреннего принятия того и другого от человека требуются самообладание, терпение, вера.
«Двойная жизнь» заканчивается такими строфами, данными в эпилоге от автора:
Так пусть грозит грядущее утратой
И с каждым днем редеют сердца сны;
Пусть поплачусь я горестною платой
За светлые дары моей весны;
Пусть брошу я, средь жизненного моря,
За кладом клад на бурной глуби дно:
Блажен и тот, кто мог, с грозою споря,
Себе спасти сокровище одно.
4
Брак Павловых разрушился в начале 1850-х гг. Его разрушили вскрывшаяся любовная связь мужа с родственницей жены Е. А. Танненберг (потом она стала его третьей, гражданской женой) и, в особенности, его страсть к карточной игре, начавшей угрожать семейному благосостоянию.
К 1851 г. относится стихотворение Павловой «Портрет», где она с чувством огромного разочарования изобразила своего мужа, а в 1853 г. произошел окончательный разрыв. Он сопровождался скандальными обстоятельствами: в январе 1853 г. отец Каролины написал жалобу московскому генерал-губернатору графу А. А. Закревскому, обвиняя Павлова в игорных махинациях, тот санкционировал его арест и обыск в его кабинете, там нашли запрещенную литературу, и в апреле, после отсидки в долговой тюрьме, Павлов был выслан в Пермь (ссылка продлится только до декабря того же года, освободиться ему помогут друзья)[21].
В обществе почти единодушно сочувствовали мужу, а виновницей случившегося считали жену. От общественного осуждения в мае 1853 г. Павлова бежала в Петербург, взяв с собой сына и престарелых родителей. Однако там началась эпидемия холеры, и отец, заразившись, умер уже в июне. Напуганная Павлова, поручив похороны посторонним людям, с сыном и матерью бежала из Петербурга в Дерпт (ныне г. Тарту, Эстония).
Вся эта история повредила ее репутации. Злые толки вокруг ее имени еще долго твердились в литературных кругах. В основном они были несправедливые. Известный юрист А. И. Кони, разбиравшийся с этой историей через полвека, приходил к выводу, что действия Павловой, «прибегнувшей к крайним мерам борьбы для защиты достояния сына», были оправданными и обвинять ее не в чем[22].
Как бы то ни было, в 1853 г. закончился самый благополучный период в ее жизни: она навсегда рассталась и с мужем, и с Москвой (еще один раз – с последним коротким визитом – она заедет сюда в 1858 г.).
В Дерпте она находилась до весны 1854 г., пережив здесь новое любовное увлечение и творческий подъем.
Предметом ее увлечения стал Борис Исаакович Утин (1832–1872), студент Дерптского университета, юрист, впоследствии профессор в Санкт-Петербургском университете. С его именем связывают ряд стихотворений Павловой – гипотетически реконструируемый так наз. «утинский цикл» (1854–1855): «Мы странно сошлись. Средь салонного круга…», «Меняясь долгими речами…», «Зачем судьбы причуда…», «Когда один, среди степи Сирийской…», «К***» («Когда шучу я наудачу…»), «Ты силу дай! Устам моим храненье…», «Две кометы», перевод из Дж. Байрона «К… («Хоть гроза неприязни и горя…»), «За тяжкий час, когда я дорогою…», «К…» («Да, я душой теперь здорова…»)[23]. Еще одно стихотворение было найдено и опубликовано в 1982 г. (в наст. изд. оно не вошло, поэтому приводим его полностью):
Пишу не смело я, не часто,
Чернил боюся, как огня,
Литературного балласта
Найдется мало у меня;
Его легко поглотит Лета;
Лежит пока спокойно где-то
Он в ящике на самом дне;
Признаться должно, нет во мне
Отважной удали поэта;
К варьяциям избитых тем
Страшусь я приступать стихами;
Но нынче к вам пишу – вы сами
С улыбкой спросите: зачем?
Не будем требовать мы строго
Причин сему – я к вам пишу
Затем, что тяжкого я много
Давным-давно в душе ношу,
Что вдруг грустней мне стало что-то
И что сильна порой охота
Дать волю думе и стиху;
Затем, что складно иль не складно,
Мне уже нужно, мне отрадно
Вам говорить, как на духу
[24].
Иногда – без достаточных, на наш взгляд, оснований – к «утинскому циклу» присоединяют и написанное в феврале 1854 г. стихотворение, которое потом станет «визитной карточкой» творчества Павловой, самым известным ее стихотворением. Речь в нем идет о поэзии, ставшей главным содержанием, смыслом и радостью ее жизни:
Ты, уцелевший в сердце нищем,
Привет тебе, мой грустный стих!
Мой светлый луч над пепелищем
Блаженств и радостей моих!
Одно, чего и святотатство
Коснуться в храме не могло;
Моя напасть! мое богатство!
Мое святое ремесло!
Проснись же, смолкнувшее слово!
Раздайся с уст моих опять;
Сойди к избраннице ты снова,
О роковая благодать!
Уйми безумное роптанье.
И обреки всё сердце вновь
На безграничное страданье,
На бесконечную любовь!