Везде и всегда Где ни бродил с душой унылой, Как ни текли года, – Всё думу слал к подруге милой Везде я и всегда. Везде влачил я, чужд забавам, Как цепь, свою мечту: И в Альбионе величавом, И в диком Тимбукту, В Москве, при колокольном звоне Отчизну вновь узрев, В иноплеменном Лиссабоне, Средь португальских дев, И там, где снится о гяуре Разбойнику в чалме, И там, где пляшет в Сингапуре Индейская альмэ, И там, где города под лавой Безмолвствуют дома, И там, где царствует со славой Тамеа-меа-ма, Когда я в вальсе мчался с дамой, Одетою в атлас, Когда пред грозным далай-ламой Стоял я, преклонясь, Когда летел я в авангарде На рукопашный бой, Когда на мрачном Сен-Готарде Я слушал ветра вой, Когда я в ложе горе Теклы Делил, как весь Берлин, Когда глядел на пламень Геклы, Задумчив и один, В странах далеких или близких, В тревоге тяжких дней, На берегах миссисипийских, На высях Пиреней, На бурном море, без компаса, В лесу, в ночной поре, В глухих степях на Чимборасо, В столице Помаре, – Где ни бродил с душой унылой, Как ни текли года, – Всё думу слал к подруге милой Везде я и всегда. <1846> «Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы…»
Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы; Но в краткий час, где стихнет гром невзгод, И страсти спят, и споры сердца немы, – Дохнет душа среди мирских забот, И вдруг мелькнут далекие эдемы, И думы власть опять свое берет. Остановясь горы на половине, Пришлец порой кругом бросает взгляд: За ним цветы и майский день в долине, А перед ним – гранит и зимний хлад. Как он, вперед гляжу я реже ныне, И более гляжу уже назад. Там много есть, чего не встретить снова; Прелестна там и радость и беда; Там много есть любимого, святого, Разбитого судьбою навсегда. Ужели всё душа забыть готова? Ужели всё проходит без следа? Ужель вы мне – безжизненные тени, Вы, взявшие с меня, в моей весне, Дань жарких слез и горестных борений, Погибшие! ужель вы чужды мне И помнитесь, среди сердечной лени, Лишь изредка и темно, как во сне? Ты, с коей я простилася, рыдая, Чей путь избрал безжалостно творец, Святой любви поборница младая, – Ты приняла терновый свой венец И скрыла глушь убийственного края И подвиг твой, и грустный твой конец. И там, где ты несла свои страданья, Где гасла ты в несказанной тоске, – Уж, может, нет в сердцах воспоминанья, Нет имени на гробовой доске; Прошли года – и вижу без вниманья Твое кольцо я на своей руке. А как с тобой рассталася тогда я, Сдавалось мне, что я других сильней, Что я могу любить, не забывая, И двадцать лет грустеть, как двадцать дней. И тень встает передо мной другая Печальнее, быть может, и твоей! Безвестная, далекая могила! И над тобой промчалися лета! А в снах моих та ж пагубная сила, В моих борьбах та ж грустная тщета; И как тебя, дитя, она убила, – Убьет меня безумная мечта. В ночной тиши ты кончил жизнь печали; О смерти той не мне бы забывать! В ту ночь два-три страдальца окружали Отжившего изгнанника кровать; Смолк вздох его, разгаданный едва ли; А там ждала и родина, и мать. Ты молод слег под тяжкой дланью рока! Восторг святой еще в тебе кипел; В грядущей мгле твой взор искал далеко Благих путей и долговечных дел; Созрелых лет жестокого урока Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «Литрес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
