Графине Р<остопчиной> Как сердцу вашему внушили К родной Москве такую спесь? Ее ж любимицей не вы ли Так мирно расцветали здесь? Не вас должна б сует гордыня Вести к хуле своей страны: Хоть петербургская графиня, – Вы москвитянкой рождены. Когда б не в старом граде этом Впервой на свет взглянули вы, Быть может, не были б поэтом Теперь на берегах Невы. Москвы была то благостыня, В ней разыгрались ваши сны; Хоть петербургская графиня, – Вы москвитянкой рождены. Ужель Москвы первопрестольной Вам мертв и скучен дивный вид! Пред ней, хоть памятью невольной, Ужель ваш взор не заблестит? Ужель для сердца там пустыня, Где мчались дни его весны? Хоть петербургская графиня, – Вы москвитянкой рождены. Иль ваших дум не зажигая, Любви вам в душу не вселя. Вас прикрывала сень родная Семисотлетнего Кремля? Здесь духа русского святыня, Живая вера старины; Здесь, петербургская графиня, Вы москвитянкой рождены. Июль 1841 Гиреево «К тебе теперь я думу обращаю…»
К тебе теперь я думу обращаю, Безгрешную, хоть грустную, – к тебе! Несусь душой к далекому мне краю И к отчужденной мне давно судьбе. Так много лет прошло, – и дни невзгоды, И радости встречались дни не раз; Так много лет, – и более, чем годы, События переменили нас. Не таковы расстались мы с тобою! Расстались мы, – ты помнишь ли, поэт? – А счастья дар предложен был судьбою; Да, может быть, а может быть – и нет! Кто ж вас достиг, о светлые виденья! О гордые, взыскательные сны? Кто удержал минуту вдохновенья? И луч зари, и ток морской волны? Кто не стоял, испуганно и немо, Пред идолом развенчанным своим?.. Июнь 1842 Гиреево «Была ты с нами неразлучна…» Была ты с нами неразлучна, И вкруг тебя, средь тишины, Вились светло, носились звучно Младые призраки и сны. Жила в пределе мирно-тесном Одна ты с думою своей, Как бы на острове чудесном, За темной шириной морей. Земных желаний ты не знала, Не знала ты любви земной; И грохот жизненного вала Роптал вдали, как гром глухой. И стала ныне ты не наша! Восторг погас, порыв утих; Познанья роковая чаша Уже коснулась уст твоих. Забудешь тайну вдохновений В борьбах земного бытия; В огне страданий и волнений Перегорит душа твоя. Нет! не прав ваш ропот тайный! Не мечтаний сладкий хмель, Не души покой случайный Ей назначенная цель. Пусть пловца окрепнет сила, Покоряя бурный вал! Пусть пройдет через горнило Неочищенный металл! Осуждает провиденье Сердце жаркое узнать Горьких мук благословенье, Жертв высоких благодать. Нет! есть сила для полета В смелом трепете крыла! Та беспечная дремота Жизнью духа не была. Он зрелей теперь для дела, Он светлей для вольных дум; Что умом тогда владело, Тем владеет ныне ум. Июнь 1842 Гиреево «Читала часто с грустью детской…» Читала часто с грустью детской Сказание святое я, Как ночью в край Геннезарецкой Неслась апостолов ладья. И в переливы мглы ненастной Смотря, они узрели вдруг Как шел к ним морем образ ясный, И их сердца стеснил испуг. И над волной неугомонной К ним глас божественный проник: «То я! дерзайте!» – И смущенный Тогда ответил ученик: «Коль это ты, мне сердце ныне, Учитель, ободри в груди: Вели идти мне по пучине». И рек господь ему: «Иди!» И он пошел, – и бездны влага В сплошной сливалася кристалл, И тяжесть твердого он шага На зыбки воды упирал. Но бурный ветр взорвал пучину; И в немочи душевных сил Он, погибая, Девы к сыну Молящим гласом возопил. И мы, младые, веры полны, По морю бытия пойдем; Но скоро почернеют волны И дальный загрохочет гром. И усумнимся мы душою, И средь грозящей ночи тьмы К тебе с трепещущей мольбою Взываем, господи, и мы. Не нам до божьего примера Достигнуть силою святой! Не наша уцелеет вера В грозе, над глубью роковой! Кто жизни злое испытанье Могучим духом встретить мог? Кто жар любви и упованье, Или хоть грусть в душе сберег? Все чувства вянут в нас незримо; Все слезы сохнут, как роса; Земля и небо идут мимо: Его лишь вечны словеса. Июнь 1842 Гиреево |
