Но Тьма – та, что таилась под сводами грота, та, что кишела зловещими джетами в беззвёздной пустоте мёртвого космоса, – сулила своим приспешникам не менее щедрые дары. Только брать их требовалось силой. Не смиренным упованием на чью-то милость, а безграничным и непреклонным своеволием. Не в безмолвии чувств и безмятежности разума, а в напряжённой концентрации всех душевных сил последователи этого пути обретали, как думалось им, подлинное могущество. Они трансформировали внутреннюю энергию в яростные порывы освобождённой мысли, сокрушали врагов грозовыми ударами и незримыми вихрями, направляли внутренний взор сквозь пространство, а порою и время.

Конечно, сверхъестественное чутьё не было «плохим» или «хорошим» само по себе. Оно становилось благословением для одних, для других – пороком: в зависимости от того, как использовалось. И с какой целью.

Для далёких от мистики обывателей разница порою была трудноуловима. Для миротворцев и разрушителей – фундаментальна.

Беда Эмбер Глоу заключалась в том, что она – после стольких лет сурового самовоспитания! – с горечью вынуждена была признать правоту Верховного Хранителя, который физически ощутил гневный всполох в её душе.

Всё аскетические «труды» пошли прахом, ибо семя тёмного искушения намертво укоренилось в ней. Иссохло, зачахло, опалённое очищающим пламенем Света – а теперь снова проросло, грозя принести зловещие плоды.

Использование запретного меча и порочных ментальных трюков, пагубное пристрастие к джету, схватка с Далерхи, убийство Марагды... Начав удаляться от праведного пути маленькими шажками, странница закончила тем, что едва не вернулась в бездну запредельного мрака. И, похоже, недавнее спасение из тёмных объятий грота так ничему её и не научило.

Нет, сокрушённо подумала Эмбер, одиноко бредя по серебристому коридору, я не стою на месте. Я иду обратно.

В ту мерзость и грязь, из которой выкарабкалась немыслимым чудом…

Правду говорят: лучше вовек не знать истинного пути, чем, узнав, упрямо следовать ложным.

А беда миротворцев – страшная беда, что и повлекла нынешние невзгоды, – состояла в том, что во время Бури они доверились Оку.

Не Свету.

«Вот какой урок нам следовало усвоить», – заключила странница, вспомнив напутствие Бево Беато.

Отчего он не покинул Чертог? Что с ним сейчас – и что станет, если сокрытые в облаках башни снова будут разрушены?..

Невидимый лабиринт воздушных переходов в небесах… Она не могла думать о нём: мысли устремились, как горные реки в пропасть, к другому лабиринту, тёмному и зловещему. Грот Менауту, где Виг вместе с Эмбер когда-то одержал победу над тёмными джетами, был потревожен. Грозное предчувствие предвозвещало, что запредельная Тьма возвратит этому миру того, кто в ней затерялся. И странница должна быть готова его встретить.

На счастье – или беду? – Кадмар не избавился от её грозового меча. Спрятал где-то в рубке – она чуяла, идя по следу призрачного мерцания, которое виделось внутренним взором, пока не добралась до искомого предмета и не вернула его под плащ. Однако пользоваться сверхъестественным навыком теперь приходилось с осторожностью, ибо недобрые намерения и нечистая совесть могли выдать миротворцам её мятежную сущность.

Но как серый плащ скрывал под собой чёрный костюм, так и ловкий ментальный трюк мог набросить видимость смиренной покорности поверх беспокойной души, объятой грозовыми всполохами закипающего гнева.

47

Тьюди больше нет.

Ни добродушного здоровяка с кроткими и проницательными глазами-васильками, ни озорного мальчишки с буйной шевелюрой и смешливым прищуром.

Задыхаясь от беззвучного крика, Эмбер тянула руки в чёрную пустоту, где таяли плывущие мимо образы. Таяли, застывая льдинками слёз на щеках.

Она бежала в непроглядной темноте, зыбко вздрагивающей под ногами, с трудом поспевая за рослой фигурой – зловеще-туманной, едва различимой, неумолимо ускользающей во мрак.

Она выкликала заветное имя – но пересохшие губы, искривлённые в горестном вопле, были запечатаны жестоким безмолвием.

Эмбер остановилась, огляделась: бескрайний, куда ни глянь, ледяной космос без единой звезды.

Тревожная рябь замерших шагов на невидимых лужах.

Отринув сомнения, странница села, подобрав под себя ноги. Сосредоточилась, закрыла глаза. Потянулась всем существом в недосягаемую даль – в неизвестность, поглотившую верного спутника по её вине.

«Тьюди, я иду за тобой!»

– Тьюди больше нет, – отозвалась пустота болезненной пульсацией, от которой сдавило виски.

Он сидел в той же позе, скрестив ноги, в центре чёрного нигде, и ритмичные волны сотрясали тело судорогой запредельных смыслов.

Перед ним проплывали образы – былого, несбывшегося, – вспыхивали в темноте тусклыми искрами и разгорались лихорадочным пожаром, от которого закипала кровь.

Глаза его были закрыты, руки – расслаблены на коленях, чёрные волосы рассыпались по плечам. Ровное дыхание, на лице – безмятежность.

Эмбер тихо опустилась рядом, вгляделась в знакомые черты, тщетно пытаясь различить в них хоть тень неистовой Бури. Огненный шторм полыхал внутри, пожирая прежнюю сущность миротворца – странница чуяла это, холодея с каждым мигом. Но снаружи Тьюди был точно таким, как в саду у Чертога под сенью серебристых ветвей.

Разум кричал: «Беги!» – но благостное умиротворение на лице товарища внушало надежду.

Эмбер гнала прочь укоризненные мысли – о том, что ей здесь быть вовсе не следует, – задвигала в дальний угол сознания растущую панику, глушила нотации внутреннего голоса, нудящего что-то о Свете.

Но сердце заходилось в бешеном трепетании, рвалось из груди обезумевшей птицей, а дыхание, невзирая на все усилия, зачастило и сбилось с ритма. Пульсирующая боль в висках сводила с ума, разливалась по телу волнами дрожи.

С трудом уняв судорогу, странница протянула руку к невозмутимому лицу. Тьюди казался спящим. Живое тепло его щеки ласково коснулось озябших пальцев.

Он мягко накрыл их горячей ладонью, легонько сжал, словно пытаясь согреть. Молвил протяжно, будто зевая со сна:

– Ты нужна мне, беместа.

«Я здесь, Тьюди», – слова замерли на губах, не сорвавшись.

И он открыл глаза.

Сжавшись в комок на голой койке в медицинском отсеке, Эмбер заходилась от беззвучного крика, зажимала рот, до боли кусала пальцы, – лишь бы не выдать себя ни всхлипом, ни вздохом.

Пульсирующая боль взрывалась кровавыми фейерверками перед взором, отдавалась в висках сумасшедшим биением пульса – но и она не могла затмить застывший в памяти образ того, что взглянуло на странницу из глубины бездонно-чёрных глазниц.

Неутолимый голод. Всепожирающее пламя. Далёкие отсветы давно взорвавшихся звёзд – алые огни вместо зрачков, взирающие из непроглядного космического мрака.

48

Эта алчная тьма ослепила Эмбер, заглушила чутьё – и странница различила чьё-то приближение за миг до того, как распахнулась дверь.

От безысходности она притворилась спящей: замерла, прижав руки к лицу, влажному от слёз.

– Всё в порядке? – заботливый женский голос отозвался в душе всплеском досады.