Если бы папа был здесь, посоветовался бы с ним. Но обсуждать такое по видеосвязи совсем не хотелось. Может, с мамой? Она-то рядом. Леша помассировал шею и решил — завтра поговорит с ней. На смех точно не поднимет, это же мама. Но при мысли о том, что он поделится таким, возникло неуютное чувство. Он что — маменькин сынок? Разве недостаточно вырос, чтобы самому справляться?

Противоречивые мысли и чувства раздирали, когда Леша подошел к школьному порогу. И осознал, что пора включиться в настоящий момент. Хотя бы затем, чтобы не налететь на кого-нибудь.

— Ты сегодня особенно задумчив, — за фразой последовал дружеский легкий тычок в плечо, и справа из толпы выплыло усмехающееся Димкино лицо. В светло-русых коротких волосах проглядывала узкая дужка наушников. Из кармана куртки выглядывал смартфон — слушал музыку по дороге в школу.

Друг взял Алексея под локоть, и направил правее по коридору, чтобы разойтись с щебечущей стайкой первоклассниц. Допив кофе, парень выбросил стаканчик в урну.

— Наверное, дальше будет только хуже, если не решусь с ней нормально заговорить, — признался он.

— Обсуждали же, продумываешь заранее несколько тем, пробуешь первую, если ей не интересно, переходишь на вторую… Что-нибудь заинтересует. А потом сам не заметишь, как вместе погружаетесь в книгу или игру, и деретесь из-за разницы мнений, — Дима хохотнул, — мы с Сашкой постоянно устраиваем спарринги: она за синих, я за белых.

Сашка, или Александра — девушка Димы из параллельного класса. Оба увлекаются игрой «Консул Российской межзвездной федерации», только она играет за синих — Конфедерацию разумных осьминогов, а он за белых — Империю не менее разумных медуз. А поскольку Саша — мастер спорта по докаратосу, Димкины слова о спаррингах не совсем шутка.

Рассеянно улыбнувшись, Леша поправил рюкзак и ответил:

— Когда я пытаюсь сказать Нике что-то новое, после «спасибо за вкусный кофе», у меня перехватывает дыхание, а сердце пытается выскочить из горла прямо на стойку. И мозг забывает, что такое речь. А она еще и прикалывается надо мной. У тебя вот так бывало хоть с кем-нибудь?

Дима стал серьезней. Они подходили к классу, мимо широких окон вестибюля, за которыми золотилась уже прореженная листва деревьев.

— Ну, вот прямо так — ни с кем. Но и ты ведь раньше не терял дар речи в общении с девчонками?

— Не терял. И сейчас не теряю, с остальными. А с ней…

— Ну, друг. Наверное, тебя в этот раз не просто стрела Амура пронзила, а целое копье! — Дима рассмеялся и хлопнул Алексея по плечу.

Они вошли в класс и прошли к своей парте. Одноклассники — девочки и ребята уже рассаживались по местам. У большого монитора, висящего на стене перед партами, задержался дежурный по классу, протирая пыль специальной салфеткой. Шум пока не стих, и Алексей отвлекся на класс, краем уха прислушиваясь к разговору Димы с Аленой, сидящей за соседней партой в левом ряду.

Та скороговоркой трещала про многодетных Сенчюковых. Они недавно усыновили пацана из интерната, его определили в их класс, завтра придет на уроки. Логично, раз здесь учится его сводный брат. Хотели раньше усыновить, еще год назад, но не получилось с квартирой. А в прошлом месяце получили новую, двухуровневую, и теперь на всех хватит места.

Слушая, Алексей отрешенно наблюдал за классом, как обычно, чтобы сосредоточиться перед уроком. Мельтешение лиц, рук и шум голосов парадоксально помогали ему вспомнить тему, мысленно пробежаться по выполненной домашке, и создать рабочий настрой.

Прозвучал звонок — начало урока. В класс вошла Мария Даниловна, преподаватель геоэкономики. Дверь закрылась, шум стих, все расселись по местам и закликали учебными планшетами. Они продолжали изучать тему «Экономический разворот двадцатых годов». Алексей с головой погрузился в перипетии перехода на новый мирохозяйственный уклад во время и после Российской СВО. Смена направлений импорта-экспорта, перестройка финансовых потоков, падение мировых валют, и переход на национальные, создание новой системы…

Это увлекало, словно детективное расследование, поэтому он не сразу понял, что чувствует вибрацию смартфона, поставленного на беззвучный режим. С удивлением достал его из рюкзака и замер. Мама? Она же знает, что он сейчас на уроке. Да и в дни испытаний она не звонит. Стало тревожно.

— Мария Даниловна, извините, мне нужно выйти, — он уже выбегал из класса, когда учительница поспешно кивнула, провожая его удивленным взглядом.

Леша попытался успокоиться, мало ли что могло произойти? Испытания могли отменить или перенести. Может, мама что-то важное вспомнила, и воспользовалась свободной минутой. Он нажал иконку ответа.

— Да?

Слышимость была странной. Помехи? Нет, не похоже. Это не посторонний шум и не искажение звука. Мама говорила что-то, он узнавал ее голос. Но предложения громоздились одно на другое, смешивались, переплетались, словно он слышал одновременно несколько звуковых дорожек. Слух выхватывал части фраз, отдельные слова, в которых смысл то угадывался, то нет.

С трудом разобрал, как она взволнованно говорит что-то об аварии и спрашивает, слышит ли он ее. И вместе с этим разобрал фразу о необходимости сводить Ксюшу в поликлинику на анализы для бассейна. Это же было неделю назад! Еще расслышал что-то о втором потоке. А потом возглас: «Илья, отмени задачу!».

Леша мотнул головой, набрал воздуха в грудь и выкрикнул:

— Мам! Ты где? Что случилось? Авария на испытаниях?

Новые потоки ее речи, причудливо переплетаясь, вынесли за пределы неразборчивых звуков отдельные фразы:

— Ты попал в аварию⁈ Своди Ксюшу в поликли… Отмена! Отмена!.. Почему ты молчишь? Мы попали… Зона расши… Это поток…

Это стало нестерпимо, он не мог ничего понять, какафония звуков усилилась, и вскоре стало невозможно что-либо разобрать. А потом связь прервалась.

Он очнулся, осознав, что стоит в вестибюле, в трех метрах от двери в класс, сердце выколачивает выход из груди, а телефон вот-вот выпадет из руки. Из двери выглянул Димка, и испуганно замерев, уставился на него. Потом зашел внутрь, что-то быстро сказал, наверное, Марии Даниловне, схватил свой и Лешин рюкзаки и вышел к нему.

— Леха! Что стряслось? С мамой что-то?

Он не мог ничего сказать, пытаясь сделать вдох, и Дима обнял его за плечи, сжал, встряхнул.

— Леш! Говори! Куда бежать?

— Я… Я ничего не понял. Что-то со связью. Звонила мама, словно сразу несколько разговоров с ней, да еще в разное время. Какая-то каша. Но я уловил что-то про аварию, какой-то поток, Ксюшины анализы, какого-то Илью. А когда я спросил, случилась ли авария, она стала меня переспрашивать так, словно это я первый об аварии сказал. Димка, я не понимаю! Нужно перезвонить ей сейчас, а если не ответит, в институт, начальнику — спросить, как у них обстановка, да?

Дима напряженно кивнул, и Алексей набрал мамин номер подрагивающими пальцами. Нет ответа. Он отыскал телефон ее начальника, который она давала ему на всякий случай. Снова нет ответа.

Лихорадочно зашел в поисковик, перебрал новости Технограда — ничего. Никакой информации о происшествиях, включая мамин институт.

— Леш, пошли на воздух? — предложил Дима, — подождешь минут пять и позвонишь снова.

Алексей торопливо кивнул. Неплохая мысль, воздуха ему сейчас не хватает. Да и говорить посреди урока в вестибюле… Может выйти кто-нибудь из учителей, начнут спрашивать, что случилось. А он сам ничего не понимает.

Они вышли на школьный двор, отгороженный фигурным забором и клумбами, сели на скамейку в небольшом парке. Сначала сидели молча. Леша поглядывал на часы в смартфоне каждые десять секунд, пока Дима не придавил его ладонь с гаджетом к скамье. Минуты тянулись мучительно, словно сквозь вату доносился щебет птиц, голоса людей с улицы…

Он снова набрал маму — безуспешно. И только хотел позвонить начальнику, как телефон заиграл, высветив ее номер. Мгновенная вспышка радости чуть не заставила выронить гаджет. Леша нажал иконку ответа.