– ПРЕКРАТИТЬ НЕМЕДЛЕННО!!!

Непонятно откуда взявшиеся Константин Дмитриевич и Георгий Робертович растаскивали дерущихся. Было видно, что преподавателей так же вытащили из кроватей: Огнев в спортивных штанах, футболке и шлёпанцах, а Мамонов в семейных трусах, тельняшке и неизменных сапогах.

Тут же была и Марина Вадимовна Шольцева. Ввязываться в драку ей не имело смысла, поэтому она подошла к Даше, чтобы осмотреть плечо девушки.

– Кислотное заклятье. – Шольцевой понадобилась всего пара вспышек кольца, чтобы нейтрализовать магию, создать на Дашиной ране повязку и зафиксировать руку на перевязи. – Вам повезло, что не попало в лицо.

Георгий Робертович тем временем из последних сил держал Игоря, всё ещё молотящего Гохмана руками и ногами, а Огнев буквально выдирал слабо скулящего от боли Павла из цепких пальцев Воронцова.

– Жора, прошу, держи его крепче! – с ноткой паники воскликнула Марина Вадимовна, наблюдая за дракой и помогая Даше подняться на ноги. – Мне ни к чему убийства в академии!

– Да как же его, чёрта, удержишь! – Мамонов уже пыхтел, пытаясь сладить с крепким и злым парнем.

– Постарайся как-нибудь. – Шольцева повернулась к Даше. – Если б Иван не сообщил о вас, всё могло закончиться трагично.

Даша хотела спросить, о каком Иване идёт речь, но тут из стены выплыл жемчужно-белый призрак солдата. Он улыбнулся девушке. Даша улыбнулась в ответ.

***

– Голубева, ты рехнулась?! Пойти ночью по пустому замку на незнакомый голос у себя в голове?

Даше сидела на кушетке в перевязочном кабинете больницы и молча слушала, как отчитывает её Мамонов. А что она могла возразить? Какой смысл оправдываться? Сейчас, когда всё уже произошло, было очень легко рассуждать, как не нужно было идти одной, что стоило разбудить Игоря и отправиться прямиком если и не к самому ректору, то хотя бы к кому-то из ректората или домовых. Но всё случилось так, как случилось. Теперь нечего представлять в голове тысячи вариантов того, чего уже не случится.

– Едрить тебя через корягу, Даша! – Георгий Робертович обречённо провёл по небритому лицу. – Я был о тебе лучшего мнения! Серьёзно, это самый тупой поступок из всех, о которых я только знаю!

– Ладно, Жор, прекрати. – Константин Дмитриевич, что всё это время находился рядом, прижал к лицу холодный компресс; Игорь всё-таки вывернулся из хватки Мамонова и собирался ударить Гохмана, но промахнулся, подбив преподавателю глаз, сломав очки и поцарапав ему переносицу сломанной оправой. – Девчонке и так сегодня досталось.

Мамонов в ответ на это только вздохнул, протирая усталые глаза – не только Игорь мирно спал у себя в комнате, когда Иван понял, что без помощи живых ему не обойтись.

– Болит? – преподаватель сел рядом с Дашей, кивнув на её повязку.

– Немного, – соврала девушка. Кислотное заклятие прошло по касательной, да и лекарь применил особую мазь, усилив её действие заклинаниями, но рука всё равно должна была заживать как минимум до утра, уже не говоря о том, что жгла нещадно.

– Подонок, – процедил Мамонов, ударив по стене. – Очнётся, на кишках повешу!

Дверь открылась, и в перевязочную вошла Шольцева. Ещё один колоритный персонаж этой ночи, вырванный Иваном из своей кровати: длинные волосы заплетены в косу, чёлка накручена на бигуди, а голые ноги и ночнушка в цветочек сверкают через прорезь белого махрового халата. Всё это придавало проректору настолько нелепый и уютный домашний вид, что поневоле становилось смешно, а плохое отходило на задний план.

Однако Даше было не до смеха; всё это время Шольцева находилась в палате Воронцова – третьекурсник должен был многое ей рассказать. О чём конкретно его допрашивала Марина Вадимовна, догадаться не сложно, но вот окончательный вердикт пока оставался неизвестен; лицо проректора светилось спокойствием, и по его выражению Даша не могла догадаться об исходе разговора с Игорем.

– Константин Дмитриевич, – Марина Вадимовна с невозмутимым видом облокотилась на стену, вновь возвращаясь к деловому тону, – как ваш глаз?

Молодой преподаватель отнял компресс от наливающейся фиолетовым цветом половины лица:

– Представляете реакцию студентов, когда я завтра войду в аудиторию? Что за мир! За неделю лечим перелом позвоночника, а с простым фингалом справиться не в состоянии! Может, отгул?

– Я не могу этого сделать. – Шольцева понимающе кивнула. – Не та причина для больничного. Попробуйте поговорить с Сатировым, но вы лучше меня догадываетесь, что он на это скажет. Да и мне не очень хочется посвящать его в подробности этой ночи, лучше от этого не станет никому. Так что придётся вам завтра ловить на себе косые взгляды. Я бы, кстати, приготовилась к тому, что буду выслушивать какие-нибудь сплетни о ваших романтических похождениях.

Мамонов наклонился к уху Огнева и вполголоса сказал: «Ну, ты хотя бы попытался». Огнев лишь пожал плечами.

Шольцева повернулась к Даше:

– Сожалею, Дарья, но завтрашнего наказания вам не избежать. Даже не смотря на сегодняшний инцидент. – Лицо проректора стало грустным и напряжённым. – Я не знаю, за что вас так невзлюбил Гохман. Собирать цветы вервольфа – он просто напирал на то, что Тишманскому нужны помощники именно из провинившихся на матче. У парня очень мстительный нрав. Вы раньше с ним не контактировали?

– Один раз. – Даша вынула из носа ватные тампоны – крови уже давно не было – и выбросила их в урну. – Он оскорбил меня, я… так. Стоп. Это он предложил сбор цветков, как наказание для нас?!

– Да. Я думала вы в курсе… Константин Дмитриевич?

Шольцева вопросительно посмотрела на Огнева. Тот снова лишь пожал плечами:

– Воронцов с Гохманом и так не ладят. Если бы Игорь узнал, что идея с цветами принадлежит Гохману, то он как минимум бы его покалечил. Я пытался предотвратить конфликт.

Дальнейшая беседа преподавателей была не интересна Даше. Она встала и попросила разрешения навестить друга. Шольцева отпустила Дашу, взяв с неё слово не рассказывать Игорю последних новостей.

Какие уж новости! Всю дорогу до палаты, в которую определили Игоря, Даша вспоминала его обезумевший взгляд и полные ненависти глаза. Она и до этого понимала, что Воронцов не паинька, но и представить себе не могла, что он способен на такое. Он бил Павла не просто сильно, он бил его почти с наслаждением; Даша понимала, что здорово его боится, и, оказавшись перед дверью, долго не решалась войти – искажённое злобой лицо и перепачканные кровью кулаки так и стояли у неё перед глазами.

Когда Даша, наконец, толкнула дверь, она ожидала, что Воронцов будет ходить туда-сюда, как зверь в клетке, бить стену, ломать мебель или курить, много и нервно, но парень просто лежал на кровати. Шорты и кроссовки на босу ногу, правая часть лица и шеи заклеена пластырем, а костяшки пальцев разбиты до болячек. Нет на лице ни злобы, ни агрессии, глаза сонные, а весь вид – очень усталый. Даша молча ругнула себя за паранойю – если уж кому и стоило бояться Игоря, так точно не ей.

Она тихо подошла к койке парня и села на край. Игорь даже не посмотрел в её сторону; голова покоилась на подушке, руки скрещены на груди, остекленевший взгляд направлен куда-то в потолок.

– Что решил суд? – Девушка постаралась придать голосу беззаботный тон. Получилось неважно.

– Казнить нельзя помиловать, – бесстрастно ответил Игорь.

– А если со знаками препинания?

– Да нормально всё. – Игорь сел на кровати. – Рассказал, как было. Поверила.

Даша кивнула, внезапно почувствовав себя неловко; она впервые видела друга настолько обнажённым, но взгляд приковывало отнюдь не его прекрасное телосложение – шрам на плече, тот, что под татуировкой, был далеко не единственным, и схожие неровными полосами «украшали» грудную клетку и ноги.

– Как ты узнал, что я там? – девушка отвела взгляд. – Что Гохман напал на меня.

– Призрак рассказал. Я ночью проснулся от того, что в ухо кто-то орёт и холодно очень. Глаза продрал, а передо мной это привидение, из мужского туалета. Солдат, может, знаешь?