Я смотрела на него, прищурив глаза, и он буркнул:

— Что?

— Я проявляю чудеса выдержки прямо сейчас, — заявила я. — Видите? Я не ору в ответ и даже не облила вас капучино.

— Может, тебе его просто жалко, — предположил Гроув, не особо промахнувшись мимо истины.

— Значит, весь секрет в том, что вы — поганый сексист? — предположила я, отпив капучино — и правда вкусный, жаль переводить зря. — Нет, что-то не сходится. Марту вы зачислили. И Виолу. А у той изгибы, что вы так художественно изобразили, покруче моих. Что ж, значит, личная неприязнь. Хотя, как преподаватель, вы должны уметь оставлять в стороне всякие чувства.

Он вздохнул, покачал головой и откусил разом половину пончика.

— Давайте вернемся к тайнам, — предложила я. — Что вы делали на кладбище, мастер Гроув?

— Не твое дело, — промычал он.

— Тогда расскажите какой-нибудь милый секретик, — попросила я. — С какой игрушкой вы спали в детстве? — Он вытаращился на меня, и я пояснила: — Вряд ли вы сразу родились мастером боевых искусств. Был ведь какой-то плюшевый мишка или там котик, который защищал вас от страшного подкроватного монстра.

Он страдальчески закатил глаза и глотнул кофе.

— Я никому не скажу, — шепотом пообещала я. — Только вам. Если вдруг придется вернуться еще раз.

Гроув запихнул себе в рот вторую половину пончика.

— Тогда имя вашей первой девушки, — предложила я. — Это вы можете сказать?

Его голубые глаза на миг затуманились от воспоминаний.

— Вижу, она у вас была, — проницательно заметила я. — Ну, и?

— Давай так, — предложил он, слизнув крошку, приставшую к губам, — ты рассказываешь, как уболтала мытаря дать тебе колесо, да еще и помочь выставить стрелки, а я говорю имя.

Я чуть тортом не подавилась от такой вопиющей наглости.

— Я, значит, открою вам секрет использования редчайшего артефакта, а вы мне — всего-то лишь имя девчонки, которая о вас и думать забыла? — возмутилась я. — Так нечестно!

— Ну, мне не особо интересны имена твоих парней, так что равноценного обмена не выйдет, — криво усмехнулся он.

— Если хотите секрет колеса, то дайте мне тоже что-нибудь веское, — потребовала я. — Вы явно что-то скрываете, мастер Гроув. Взять хоть ваши прогулки по кладбищу. Вообще-то студентам туда ходить запрещено.

— Вот именно. Я не студент, — напомнил он. — Хожу, куда захочу. Наслаждаюсь всеми прелестями взрослой жизни.

— Сомнительная радость — шататься по старым могилам, — заметила я. — Смею напомнить, что и этим убогим наслаждениям вскоре придет конец. Если только вы не измените свое будущее. А для этого всего-то нужно поставить мне завтра зачет и пойти спать с чистой совестью.

— Если я поставлю тебе зачет, то точно не усну, — отрезал Гроув. — Из тебя боевик, как из меня балерина. Встречное предложение: ты рассказываешь, на кой тебе боевка, а я говорю, какая игрушка была у меня в детстве.

Я задумалась, хмуро уставившись в опустевшую тарелку, а Гроув щелкнул пальцами и, позвав официантку, ткнул в мою сторону.

— Еще торт.

— Нет, — спохватилась я. — Давайте лучше ягодное пирожное. Вон то розовенькое, с витрины.

Передо мной появилось блюдце с воздушным суфле, украшенным потеками густого джема и черникой, и я решилась. В конце концов, необязательно рассказывать все…

— После зачисления на курс все боевики проходят аттестацию на дееспособность, — нехотя сказала я. — Для того, чтобы не было претензий со стороны родственников в случае травм. И чтобы не требовались разрешения на всякие сомнительные операции. И для участия в соревнованиях. Ну, вы в курсе.

Мастер Гроув молчал, но его пристальный взгляд ощущался теплой поддержкой, от которой даже стало неловко.

— Вот ради этого я собственно и иду на ваш факультет, — легкомысленно закончила я. — Ну и чтобы вас побесить, конечно.

Фраза прозвучала фальшиво, и Гроув не обманулся моим натужным весельем.

— Ты хочешь избавиться от опеки родных? — понял он. — У тебя проблемы в семье?

Я дернула плечом, положила в рот кусочек пирожного, но оно отчего-то показалось безвкусным.

— Сколько тебе лет, Кэсси?

— Двадцать.

— Значит, через год ты в любом случае получишь сертификат зрелости.

За год может случиться всякое, но Гроув зашел на территорию, куда я его пускать не собиралась.

— Знаете, почему кафе так называется? — бодро спросила я. — «Две сдобные плюшки»? Возьмешь одно пирожное — и вот уже незаметно доедаешь второе.

Так себе перевод темы, но Гроув не стал меня больше расспрашивать.

— Овечка, — сказал он, откинувшись на спинку стула. — Моя игрушка. Пухлая как подушка, с пуговицами вместо глаз.

Я не смогла сдержать улыбку, как ни пыталась.

— Мастер Гроув, я унесу эту тайну в могилу, — торжественно пообещала я.

Больше я ничего из него не вытянула. Гроув стоял на своем и требовал раскрыть тайны колеса, потом расплатился по счету, не взяв с меня ни копейки. Он, конечно, оставался все тем же вредным преподом, завалившим меня на зачете, но я приятно провела время, и это открытие взволновало меня едва ли не больше перемещений во времени.

Выйдя из кафе, я запрокинула голову к небу, по которому плыли последние паутинки. Красный клен, что раскинулся прямо у входа, дал мне пять опавшим листком. Хороший получился день. Помнится, в прошлый раз я провела его в библиотеке, грызя гранит боевых искусств. Надо бы прогнать еще раз все вопросы, зачет уже завтра.

Мастер Гроув вышел следом и всучил мне бумажный пакет с фирменным знаком.

— Плюшки, — пояснил он. — Официантка сказала — самые вкусные.

— Так я, чего доброго, решу, что вы за мной ухаживаете, — неловко пошутила я.

— Вообще-то это ты пригласила меня в кафе, — напомнил Гроув.

— На что это вы намекаете?

— Ни на что, — ответил он. — Ты, как никак, моя студентка. Пока что…

Я раздраженно закатила глаза, вернула ему пакет с плюшками и пошла вниз по улице. Гроув догнал меня в два счета и молча пошел рядом. Я пыталась прибавить шагу, но как-то все равно получалось, что я семеню на каблуках, а Гроув идет неспеша.

— Можно получить аттестат зрелости и другим путем, — сказал он. — Нанять адвоката, подать прошение… Все реально. Особенно если есть какие-то злоупотребления или… насильственные действия. Тебя обижают дома, Кэсси?

— Нет, — ответила я.

У меня теперь и дома-то не было.

Я скомкано распрощалась с Гроувом и ускользнула в переговорный пункт, где потратила пару флоренов, чтобы услышать то, что и так уже знала. Пустая трата денег, пустые надежды…

— Ой, а мы как раз уезжаем, — щебетала мама из трубки. — Так хочется продлить лето, схватить еще немного тепла и солнышка. Альфред забронировал совершенно шикарный номер! С окнами на море, с огромной террасой. У нас толком не было медового месяца, так почему бы не наверстать сейчас. Ты ведь можешь остаться на каникулах в академии, милая? Уверена, ты найдешь, чем заняться.

— Найду, — сказала я. — Хорошо тебе отдохнуть, мама.

Я повесила трубку и сидела в будке, пока в нее не постучал очередной нетерпеливый клиент. Но когда вышла на улицу, Гроув меня ждал.

Он открыл передо мной дверцу машины, и я села в салон, пропахший булками.

— Я съел одну плюшку, — признался Гроув, сев за руль. — А потом вторую. Но там еще осталась пара штук для тебя.

Я кивнула, глядя на проплывающие мимо домики. Яркие и разноцветные, из окна машины они казались игрушечными, почти пряничными. А небо уже затянуло серым, к дождю.

— Кому ты звонила? — спросил Гроув.

Я повернулась, разглядывая его профиль: высокий лоб, прямой нос, жесткая линия подбородка.

— А вам какое дело?

— Никакого, — ответил он после паузы. — Мне абсолютно все равно.

Высадив Кэсси у академии, Чес загнал машину в гараж, а после, под начавшимся вдруг дождем, добежал до главного корпуса и вскоре постучал в архив.