В: По вашему мнению, в данном случае речь идет об обеспечении выполнения контракта с целью гарантировать профессиональную пригодность Полка, опередить конкурентов в Великобритании и защитить свою клиентскую базу…

О: Да, причина, по которой я не решаюсь ответить на этот вопрос, заключается в придании этому рыночной окраски…

В: Эти ваши слова в вашем кратком документе…

О: Какие слова?

В: Профпригодность, клиентская база, защита рынка, конкуренция…

О: Да.

Как будто этого было недостаточно, юристы МО также оспаривали право Уоррена и меня увеличивать нашу юридическую команду, чтобы помочь в решении сложных, новаторских юридических вопросов.

С каждым новым членом, которого Уоррен пытался привлечь, нужно было подавать новое заявление в суд. От этих людей требовались обязательства о неразглашении информации, и все это способствовало созданию иллюзорного «покрывала национальной безопасности», которое министерство обороны пыталось накинуть на весь процесс.

Команда юристов росла, несмотря на эти трудности. Многие люди, как юристы, так и не юристы, отдавали свое время и моральную поддержку за небольшое или нулевое финансовое вознаграждение, ради дела, которое не было их собственным, но которое, по их мнению, было достойно их участия. Получить их совет, консультацию, личное время и усилия действительно было для меня заслуживающим уважения особенным опытом, и никогда не хватит никаких слов, чтобы выразить мою благодарность. Среди этих людей были доцент Пол Ришуорт и его коллега профессор Джули Макстон, оба из Оклендской школы права; Грант Иллингворт, барристер, работавший вместе с Уорреном в качестве адвоката защиты; Рейнор Эшер, королевский адвокат и Питер Твист, барристер, которые оба помогли, потратив время на поиск справочной информации для судебного процесса. Этим и многим другим, особенно сотрудникам адвокатского бюро «Южный крест», я бесконечно благодарен.

Наконец, спустя два года после того, как министерство обороны получило мою рукопись, состоялся суд. В течение двух недель британское правительство безуспешно пыталось одурачить прессу, окутать суд завесой национальной безопасности и, что не менее важно, подорвать мой авторитет.

Паранойя министерства обороны по поводу безопасности своего дела и судебного процесса в целом вылилась в такие явления, как экраны, скрывавшие свидетелей от публики; изменение голоса, чтобы скрыть их личности от телезрителей; телохранители; скрытные перемещения и выборочное чтение вслух «секретных материалов». Все это, вероятно, принесло МО больше вреда, чем пользы. Уоррен определенно считал это контрпродуктивным, и это мнение подтверждала пресса, освещавшая процесс. Уоррен настоял на том, чтобы наши свидетели, в том числе и я, давали показания открыто, чтобы их видели все, с единственной оговоркой: не скрывать имен и не «пикселизировать» записи с камер. Когда ты вооружен правдой, скрывать нечего. Эта процедура сработала нам на руку.

Во многом благодаря компетентности и мастерству Уоррена и Гранта, а также плохой работе свидетелей МО на перекрестном допросе, окончательный результат оказался в нашу пользу.

На министерского политтехнолога свалилось столько дурной славы, что, по словам одного британского журналиста (который отправился в Новую Зеландию для освещения процесса), «в итоге он просто закрутился».[73]

Судья Салмон установил, что я подписал контракт под принуждением и неправомерным влиянием, без юридической консультации, и что контракт является недействительным. Несмотря на попытки юристов МО оспорить и дискредитировать меня в ходе процесса, мои показания были приняты судьей; и я, и моя вера в свою команду юристов, особенно в Уоррена, были оправданы успешным результатом.

Вторая причина иска министерства обороны, а именно предполагаемое нарушение конфиденциальности, была отклонена. Это решение было особенно приятным, учитывая, что в течение 18 месяцев, предшествовавших судебному разбирательству, Уоррен утверждал в суде, что конфиденциальные материалы в значительной степени являются общественным достоянием. Список министерства обороны из 23 конфиденциальных материалов за это время сократился до 15, затем до 12, а во время самого процесса — до 9, все из которых судья первой инстанции, судья Салмон, признал общественным достоянием и постановил внести в текст лишь незначительные технические изменения. Министерство обороны никогда не оспаривало этот аспект.

Вряд ли найдется много тех, кто не согласен с концепцией конфиденциальности в ее надлежащем виде и в нужном месте, но контракт министерства обороны и способ его реализации — это не тот путь, которым следует идти к ее обеспечению.

Однако это оказалось далеко не так, поскольку вскоре после оглашения решения Высокого суда министерство заявило о своем намерении подать апелляцию, хотя прошло много месяцев, прежде чем это стало возможным.

В середине 2001 года состоялось рассмотрение апелляции министерства обороны в Апелляционном суде Новой Зеландии в Веллингтоне. Изначально суд собирался рассматривать апелляцию в составе пяти судей, но потом выяснилось, что одним из членов коллегии является отец одного из адвокатов МО. Неудивительно, что мои юристы выразили официальный протест Апелляционному суду в связи с таким составом коллегии, что привело не только к отзыву соответствующего судьи, но и к сокращению коллегии с пяти до трех человек.

В течение трехдневного слушания адвокаты МО пытались убедить суд в юридической правоте и возможности принудительного исполнения их договора о конфиденциальности, а также в абсолютной необходимости судебного запрета. Мы, разумеется, утверждали обратное.

Однако с самого начала у меня сложилось впечатление, что суд не слишком благосклонно отнесся к решению судьи Салмона, и по окончании слушаний я возвращался в Окленд, немного ошеломленный тем, как именно суд обосновал очевидную враждебность к нашим доводам.

Тем не менее мы были уверены, что, как только судьи получат возможность полностью изучить все документы из Высокого суда, правота нашего дела вновь будет доказана. Для того чтобы вынести решение, противоречащее первоначальному постановлению, Апелляционному суду пришлось бы существенно пересмотреть все факты, а такое очень тяжело сделать и случается редко. Недели превратились в месяцы, а на горизонте не было и намека на судебное решение. Хотя в деле было несколько запутанных моментов, можно было предположить, что три месяца — вполне подходящий срок, чтобы ожидать решения суда.

За неделю до истечения шестимесячного срока нам сообщили, что решение будет опубликовано на следующий день. После этой новости Уоррену позвонил один из адвокатов противоположной стороны, и в ходе последовавшей дискуссии прозвучал комментарий о том, что мы проиграем спор по вопросу контракта, но, вероятно, добьемся успеха относительно свободы выражения мнения (закрепленной в новозеландском Билле о правах) и получим разрешение на публикацию.

Конечно, когда Сью, Уоррен и я сидели за компьютером и читали присланное по электронной почте решение суда, предсказание предыдущего вечера оказалось удивительно точным. Апелляционный суд согласился с мнением министерства обороны: если контракт был действительным и охватывал всю информацию, полученную в ходе работы в спецназе, то он также включал в себя информацию, уже ставшую публичной, и, следовательно, если контракт признан обоснованным, мне должны были запретить публиковать книгу, независимо от информации, ставшей «общественным достоянием».

То, что Апелляционный суд сумел восстановить договор в силе, когда судья Высокого суда, который имел возможность заслушать всех свидетелей в течение двух недель, и решительно отверг договор как недействительный, вызвало у меня недоумение.

Эта книга не является площадкой для того, чтобы углубляться в странные комментарии, которыми было пронизано решение Апелляционного суда, — хотя в противоречивом заявлении, не согласующемся с остальными комментариями к судебному вердикту относительно контракта с британскими силами специального назначения и его реализации, главным автором было сделано следующее заявление: