Когда Гуларт выступал в Рио-де-Жанейро на собрании сержантов — и это была последняя опасная для существования режима акция, — подготовка к перевороту уже шла полным ходом. Переворот был ускорен действиями генерала Олимпиу Моурау Филью, который в прежние времена был замешан в темную историю с «планом Коэна» 1937 г. 31 марта Моурау при поддержке губернатора Магальяэнса Пинту выдвинул расквартированные в штате Минас-Жерайс войска под своим командованием в направлении Рио-де-Жанейро.

Ситуация прояснилась неожиданно быстро. В Рио-де-Жанейро Ласерда, в ожидании так и не последовавшей атаки морских пехотинцев, забаррикадировался во дворце-резиденции губернатора. 1 апреля Гуларт вылетел в Бразилиа, предотвратив тем самым действия, которые могли бы привести к кровопролитию. Войска II-й армии под командованием генерала Амаури Круэла, выступившие из Сан-Паулу в направлении Рио-де-Жанейро, братались с подразделениями I-й армии.

В ночь на 1 апреля, когда Гуларт вылетел из Бразилиа и его самолет взял курс на Порту-Алегри, председатель Сената объявил место президента вакантным. В соответствии с конституцией этот пост занял председатель палаты депутатов Раниери Мазилли. Но власть находилась уже не у гражданских лиц, а у военачальников.

Бризола еще попытался мобилизовать войска и население штата Риу-Гранди-ду-Сул, как бы повторяя подвиг 1961 г. Но это не имело успеха. В результате в конце апреля ему удалось эмигрировать в Уругвай, где уже находился Гуларт.

Таков был конец демократического эксперимента 1945–1964 гг. Впервые в истории страны военные взяли власть с прицелом на долгосрочную перспективу, установив авторитарный режим.

Правительство Гуларта, которое, казалось бы, опиралось на мощные силы, разрушило себя само. Что случилось с «военным и профсоюзным резервами»? Дело в том, что Гуларт и поддерживавшие его верхушка армии и профсоюзов имели ошибочные представления о политической обстановке. То, что происходило во властных структурах, воспринималось ими как выражение того, что происходило в обществе. Также они считали, что большинство военных были сторонниками выдвинутых правительством реформ, так как сама история возникновения этого правительства, социальное происхождение министров отражали народные устремления. Они полагали, что сторонники переворота составляли меньшинство, находившееся под контролем «военного резерва» и нижних чинов армии.

Очевидно, что большинство офицерского корпуса на протяжении всех этих лет предпочло бы не разрушать устои конституционного строя. Но у армии как института были и другие, более важные принципы: поддержание социального порядка, уважение к сложившейся армейской иерархии, контроль над распространением коммунистических взглядов. В тот момент, когда эти принципы оказались нарушены, порядок превратился в беспорядок, а наличие беспорядка уже само по себе оправдывало вмешательство армии.

Утрата Гулартом легитимности, постоянное нарушение армейской дисциплины и сближение нижних чинов армии с организованными в профсоюзы трудящимися — все это в конечном счете привело к тому, что умеренные круги военных пополнили собой ряды заговорщиков, примерно так же, как это произошло среди гражданских лиц (где умеренные слои переходили на сторону антиправительственных сил. — Примеч. пер.). Что же касается так называемого «профсоюзного резерва», то он сумел мобилизовать рабочих, занятых в основном в госсекторе, но не более того.

Большая масса наемных работников, измученных инфляцией, практически игнорировала объявленную ВКТ всеобщую забастовки. В любом случае мобилизация рабочего класса могла бы на практике достичь немногого; единственное, чего могли добиться рабочие, — это нарушить единство армии, но этого не произошло.

Таким образом, хотя развитие социальных движений было весьма красноречиво, в политическом отношении Гуларт находился в подвешенном состоянии. Рядом с ним оставались только военный министр, который уже не командовал войсками, синдикалистские лидеры с горсткой последователей, ставшие мишенью для репрессий, и друзья, создававшие ненужные иллюзии.

Движение 31 марта 1964 г. со всей очевидностью было направлено на избавление страны от коррупции и от «коммунистической угрозы», на восстановление демократии.

Новый режим начал демонтаж институтов, запустив так называемые Институционные акты, которые обосновывались как прямое следствие «осуществления учредительной власти, присущей любой революции»[162]. 1 апреля 1964 г. командующие сухопутными силами, военно-морским флотом и военно-воздушными силами издали Институционный акт № 1. По нему, формально продолжали функционировать и Конституция 1946 г. в несколько видоизмененном виде, и Конгресс.

Именно данный аспект явится одной из характерных черт военного режима. Хотя реальная власть переместилась в другие сферы, а базовые принципы демократии оказались попраны, режим практически никогда открыто не демонстрировал свою авторитарную сущность. За исключением кратких периодов Конгресс продолжал функционировать, а юридические нормы, которые затрагивали гражданские права, были представлены обществу как всего лишь временные. Да и действие самого Институционного акта № 1 было ограничено датой 31 января 1966 г.

На деле же меры, предусмотренные Институционным актом № 1, были направлены на укрепление исполнительной власти и сужение поля деятельности Конгресса. Были сохранены президентские полномочия по внесению в Конгресс законопроектов, которые следовало рассмотреть в течение 30 дней в нижней палате и в течение такого же срока — в верхней; в противном случае они считались принятыми. Поскольку было совсем несложно воспрепятствовать голосованию в Конгрессе, а его деятельность, как правило, превращалась в волокиту, то утверждение законопроектов, поступавших от исполнительной власти, именно в связи с «истечением срока» их рассмотрения стало обычным явлением. Также в компетенцию президента перешло внесение законопроектов о создании или увеличении новых статей госрасходов.

Было приостановлено действие парламентского иммунитета, при этом «высшее командование революции» получило право аннулировать депутатские мандаты и лишать граждан политических прав сроком на десять лет. Для облегчения процедуры чистки государственных органов были приостановлены на шесть месяцев гарантии права на пожизненную службу и на защиту от увольнения, предоставлявшиеся другим категориям государственных служащих.

Также Институционный акт № 1 создал основу для учреждения военно-полицейских органов дознания, в сферу действия которых подпадали лица, ответственные за «преступления против государства или его собственности, против политического и социального строя или за ведение революционной войны».

На основании этих чрезвычайных полномочий были развязаны преследования противников режима; начались аресты и пытки. Но система еще не стала полностью закрытой. Еще имелась возможность апеллировать в судах к принципу habeas corpus[163], а пресса пока еще не утеряла относительную свободу.

Именно благодаря разоблачениям выходившей в Рио-де-Жанейро газеты «Коррейю да Манья» («Correio da Manhã») президент Кастелу Бранку распорядился начать расследование о применении пыток и поручил это тогдашнему главе военной канцелярии президента генералу Эрнесту Гейзелу. Расследование было закрыто за «недостаточностью доказательств», но все же на некоторое время пытки перестали носить систематический характер.

Особую мишень для репрессий представляли собой студенты, которые сыграли видную роль в период правления Гуларта. Вскоре после 1 апреля военные заняли, а затем подожгли помещение Национального союза студентов (НСС — União Nacional dos Estudantes, UNE) в Рио-де-Жанейро. После своего роспуска НСС перешел на нелегальное положение. Гонения обрушились и на университеты. Университет Бразилиа, созданный на основе идей обновления, был объявлен военными «подрывным», и они заняли его помещение уже на следующий день после переворота.