С конца XVIII в. республиканизм присутствовал в двух освободительных движениях в Бразилии, смыкаясь с идеей революции и переустройства общества. Некоторые участники движения за республику, зародившегося в Рио-де-Жанейро в 1870 г., унаследовали такое понимание республиканизма. Деятели, подобные Лопешу Тровану, подписавшему «Республиканский манифест» 1870 г., и Силве Жардиму уже в последние годы существования империи, отстаивали идею народной революции как пути к установлению республики. Большинство же республиканцев следовали мнению Кинтину Бокаювы, сторонника мирной смены режима, по возможности после смерти Педру II.

Социальной базой республиканизма в городах являлись в основном лица свободных профессий и журналисты (эта группа появилась в связи с развитием городов и распространением образования), а также военные. Республиканцы из Рио-де-Жанейро связывали республику с большим политическим представительством, с правами и свободами индивида, с федеративным устройством страны и с отменой рабства.

Новым явлением стало зарождение в 1870-х гт. консервативного республиканизма в провинциях, что нашло свое наибольшее отражение в создании Паулистской республиканской партии (ПРП — Partido Republicano Paulista, PRP), основанной в 1873 г. Члены ее происходили в основном из кофейной буржуазии. Основной пункт программы партии заключался в защите федеративного устройства, при котором у провинций была бы широкая автономия. Хотя один из видных деятелей республиканизма — Тавареш Бастуш — поддерживал идею федеративной монархии, республиканцы Сан-Паулу были убеждены в том, что принцип федерации несовместим с империей. Федеративное устройство, в числе прочего, означало бы контроль провинций над местной банковской сферой и над иммиграцией, а также децентрализацию доходов.

Республиканизм Сан-Паулу отличался от движения за республику в Рио-де-Жанейро большим упором на идею федерализма, меньшим вниманием к защите гражданских и политических свобод и формой решения проблемы рабства. Учитывая социальный состав ПРП, не случайным стало то, что партия избегала принятия каких-либо определенных решений относительно рабовладения или даже просто обсуждения этой проблемы вплоть до последнего момента перед отменой рабства. Недовольство республиканцев Сан-Паулу центральным правительством относилось, в числе прочего, к недостаточному представительству провинции в Сенате и в органах исполнительной власти. Нарекания вызывали также установленные правительством налоги. Подчеркивалось, что активно развивавшаяся провинция Сан-Паулу с каждым годом платила в казну империи все больше, не получая взамен тех выгод, которые соответствовали бы ее вкладу.

Несмотря на большую активность в ведении пропаганды и в издании газет, республиканское движение Рио-де-Жанейро не смогло организоваться в политическую партию. Из более или менее значительных республиканских партий отметим партии в Сан-Паулу (уже упоминавшуюся ПРП) и в Минас-Жерайсе (Partido Republicano Mineiro, PRM). В 1884 г., присоединившись к находившимся в оппозиции консерваторам, ПРП добилась избрания в палату депутатов Пруденти ди Мораиса и Кампуса Салиса, которые в дальнейшем будут двумя первыми гражданскими президентами Бразилии. По оценкам 1889 г., четверть электората Сан-Паулу (3600 чел.) была республиканской; во главе шли либералы (6600 чел.), за ними консерваторы (3900 чел.).

В 1870-е гг. отношения между государством и церковью оказались натянутыми. Союз «трона и алтаря», предусмотренный Конституцией 1824 г., сам по себе скрывал потенциальный источник конфликтов. Католицизм был государственной религией, но право утверждать или не утверждать церковные декреты (в зависимости от того, противоречили они конституции или нет) было закреплено за государством.

Конфликт был связан с новыми указаниями Ватикана, появившимися с 1848 г., в период понтификата Пия IX. Папа заклеймил «современные свободы» и попытался утвердить духовное владычество католической церкви в мире. В 1870 г. власть папы укрепилась после того, как на Ватиканском соборе была принята догма о его непогрешимости[78]. Подобная позиция церкви вызвала различную реакцию к мире. К примеру, в США она совпала с массовой иммиграцией в страну ирландцев-католиков, и в правящих кругах, состоявших из протестантов, опасались, что США превратятся в католическую страну. В Бразилии позиция церкви содействовала тому, что священнослужители стали проявлять большую строгость в вопросах религиозной дисциплины и в выражении самостоятельной позиции перед лицом государства.

Конфликт разгорелся, когда епископ Олинды дон Витал, в соответствии с распоряжениями папы, решил запретить масонам вступать в религиозные братства. Хотя масоны были немногочисленны, они обладали влиянием в правящих кругах. Виконт Рио-Бранко, который в то время был главой кабинета, являлся масоном. Цепочка недопониманий привела к тому, что с доном Виталом обошлись как с «мятежным чиновником»: его арестовали и осудили, после чего схожие меры были приняты в отношении другого епископа. Буря улеглась благодаря соглашению сторон (1874–1875), что выразилось в отставке кабинета Рио-Бранко, амнистии епископов и приостановке папой запретов, касавшихся масонов.

Участие военных в правительстве оставалось значительным вплоть до отречения Педру I, после чего оно стало сокращаться. То, что военные принимали участие в народных волнениях после провозглашения независимости, способствовало подозрительности, с которой стали относиться к армии. Либералы эпохи Регентства, и в первую очередь регент Диогу Фейжо, сократили армию и создали Национальную гвардию. Это обосновывалось тем, что многочисленная регулярная армия породит маленьких Бонапартов, как произошло в Аргентине и Мексике.

В отличие от армии, флот пользовался большим престижем; его рассматривали как аристократическую корпорацию, в том числе и потому, что в первые годы после получения независимости там служили английские офицеры.

Несмотря на различное отношение к себе со стороны государства и общества, офицеры как армии, так и флота оставались до 1850 г. элитным сообществом. В последующие десятилетия его социальный состав значительно изменился. Низкое жалование, плохие условия жизни и медленное продвижение по иерархической лестнице отвращали отпрысков богатых и знатных семей от военной карьеры. Одновременно с этим выросло количество сыновей военных и чиновников, которые претендовали на офицерское звание.

С точки зрения происхождения из того или иного региона, большинство новых офицеров были выходцами из внутренних районов Северо-Востока и из Риу-Гранди-ду-Сул. Как правило, военные с Северо-Востока происходили из обедневших традиционалистских семей, которые не могли оплатить учебу своих сыновей. В Риу-Гранди-ду-Сул, который был пограничным районом, где концентрировались воинские части, военная служба являлась достаточно престижной. На это указывает тот факт, что именно здесь в 1853 г. правительство основало Военную академию для офицеров пехотных и кавалерийских войск.

Изменение социального состава армии способствовало ее размежеванию с политической элитой империи и в особенности с «бакалаврами» — выпускниками юридических факультетов. «Законники» («легисты», как их прозвали военные) служили для последних воплощением бесполезной культуры и тормозили развитие страны своей паутиной законов и постановлений.

В 1850-е гг., ставшие временем процветания и благоденствия, правительство приняло несколько мер по реформированию армии. В сентябре 1850 г. был принят закон, изменивший структуру офицерского корпуса: по нему выпускники Военной академии получали преимущество перед всеми остальными, особенно в технических областях. В Военной академии, созданной при дворе еще в 1810 г., преподавалось гражданское инженерное дело, в дополнение к сугубо военному образованию. В 1858 г. министр обороны разделил оба эти направления, переведя военное образование в Военную школу Прайя-Вермелья[79] (до 1904 г.).