Несмотря на большую профессионализацию офицеров, они не могли не иметь собственных взглядов на общество и на существовавшую систему власти. В годы президентства маршала Эрмиса да Фонсеки группа военных и гражданских лиц создала в президентском окружении некую «группу давления». Ее члены были названы «спасателями», поскольку намеревались спасти республиканские институты. В чем же состояло это «спасение»? Речь шла об ослаблении власти олигархии в тех местностях, где, как представлялось, это можно было сделать с наибольшей легкостью и где социальное неравенство было наиболее шокирующим. В контексте обострения проблем внутри и вне армии тенентистов можно рассматривать как наследников «спасателей». Кроме того, когда возник тенентизм, президентами были уже не военные, а гражданские лица, опутанные множеством ограничений.
Что же касается армии, то одной из главных причин недовольства среднего офицерского состава была негибкость и жесткость военной системы, затруднявшая возможность продвинуться по служебной лестнице и занять более высокие посты. Критиковались и высшие офицеры: их обвиняли в том, что они были заодно с коррумпированными правительствами. Таким образом, тенентисты стремились очистить не только все общество, но и тот институт, из которого они сами происходили.
В 1920-е гг. восставшие военные не имели ясного видения политических перемен. Они предполагали дать стране централизованную власть, которая воспитала бы народ и проводила бы некую смутно очерченную националистическую политику[109], — и с связи с этим говорили о необходимости перестроить государственный аппарат для того, чтобы «созидать Нацию». Они обосновывали тезис о том, что одно из самых больших зол, которые несло с собой господство олигархии, заключалось во фрагментации Бразилии, в ее превращении в «двадцать феодальных владений», хозяева которых отобраны правящими политиками.
Хотя в тот период тенентистам и не удалось сформулировать антилиберальную программу, они не считали «подлинный либерализм» инструментом укрепления страны. Они выступали за ограничение прямых выборов и всеобщего избирательного права, стремясь провести мысль о полезности авторитарного пути развития для реформирования государства и общества.
Являлся ли тенентизм, как это принято считать, репрезентативным движением среднего класса? Хотя он и снискал себе в 1920-е гг. широкие симпатии этого социального слоя, было бы упрощением сводить это движение лишь только к самовыражению среднего класса. С точки зрения социального происхождения, тенентисты в своем большинстве были выходцами из военных семей или из семей обедневшей элиты Северо-Востока. Очень немногие из них происходили из городских слоев Рио-де-Жанейро или Сан-Паулу. Кроме того, необходимо напомнить, что тенентисты были лейтенантами[110], т. е., иными словами, военными. На их мировоззрение наложило свой отпечаток главным образом то, что осознавать себя социальной силой они стали, будучи частью армии. Подобные представления были свойственны именно им, и столь же специфическим было и их недовольство тем институтом, к которому они сами же и принадлежали.
Если не принимать во внимание определенную поддержку, которой располагали тенентисты, в конечном счете они противостояли правительству практически в одиночку. Им не удалось привлечь армию на свою сторону. До 1930 г. ни одна весомая группа из числа гражданской элиты не была расположена разыграть столь радикальную политическую карту. Радикализм же проистекал не из содержательного наполнения действий тенентистов, а из методов их борьбы, главным из которых был путь вооруженного противостояния.
* * *
Президент Артур Бернардис (1922–1926), выходец из штата Минас-Жерайс, управлял страной в тяжелой ситуации; ему не раз приходилось прибегать к введению осадного положения. Будучи крайне непопулярным среди городского населения, особенно в Рио-де-Жанейро, он развязал весьма суровые по меркам той эпохи репрессии. Население было недовольно сложной финансовой обстановкой. В результате массированной денежной эмиссии, неоднократно производившейся Эпитасиу Пессоа в 1921–1923 гг. в целях реализации уже третьей операции по повышению стоимости кофе, упал обменный курс и возросла инфляция.
В годы правления Бернардиса произошло важное событие, связанное с «кофейной политикой». Среди основных забот президента было обслуживание внешнего долга; платежи по нему росли по мере того, как с 1927 г. возобновились выплаты не только процентов, но и основной части внешней задолженности. В конце 1924 г. прибывшая в Бразилию английская миссия по финансовым вопросам во главе с лордом Монтегью изучила ситуацию в стране. В докладе, направленном в администрацию президента Бразилии, указывалось на серьезные риски, связанные с операциями по повышению стоимости кофе и с эмиссией бумажных денег. Очевидно, что международные кредиторы опасались, что Бразилия не сможет выполнить свои обязательства.
В этой обстановке федеральное правительство было не очень расположено отстаивать интересы производителей кофе. В то же время последние усиливали критику кабинета за то, что он оставил в стороне проблемы, связанные с кофейным производством. Выход был найден в том, чтобы перевести «защиту кофейного сектора» с федерального уровня на уровень штата Сан-Паулу, который всегда стоял на страже его интересов. Подобная протекция приводила к постоянному изменению вектора «кофейной политики». Начиная с этого момента, федеральное правительство уже не раскрывало защитный «зонтик» для кофейного сектора, делая это лишь в кризисной ситуации. Этот «зонтик», однако же, должен был быть раскрыт постоянно. Правительство штата Сан-Паулу взяло под свою ответственность организацию процесса доставки кофе в порт Сантус, а также в случае необходимости обязалось его скупать. Казалось, что федеральный центр больше никогда не будет действовать в этой области или, в крайнем случае, будет лишь смягчать кризисы кофейного производства.
Передача власти от Бернардиса к следующему президенту протекала спокойно. Ротация претендентов на президентский пост от штатов Сан-Паулу и Минас-Жерайс нашла свое выражение в избрании Вашингтона Луиса, хотя он и был не «чистым паулистом», а «паулистом из Макаэ» — уроженцем данного города в штате Рио-де-Жанейро. Главной задачей нового президента стала стабилизация национальной валюты, что в итоге позволило бы добиться конвертируемости всех находившихся в обращении бумажных денег.
В 1920-е гг. политическое развитие штатов Риу-Гранди-ду-Сул и Сан-Паулу носило разнонаправленный характер. В то время как различные группы элиты штата Риу-Гранди-ду-Сул, пройдя через крупный военный конфликт, стремились к сближению, в штате Сан-Паулу ПРП закончилась партийная монополия. В 1927 г., после гражданской войны, в штате Риу-Гранди-ду-Сул был избран губернатором Жетулиу Варгас — бывший министр финансов в правительстве Вашингтона Луиса. Варгас предпринял шаги по достижению окончательного соглашения между ПРР и оппозицией, что отразилось на положении штата в составе федерации: оно серьезно укрепилось, что и продемонстрировали события 1929–1930 гг.
В штате Сан-Паулу процессы дифференциации общества, помимо прочих факторов, привели к тому, что ПРП больше не могла отражать все интересы (многие из них носили личный характер) и все политические концепции. В существовании несогласных внутри партии не было ничего нового, но до 1920-х гг. их влияние было весьма ограничено. А в 1926 г. возникла Демократическая партия (ДП — Partido Democrático, PD), имевшая либеральную программу. Основной целью партии было проведение политической реформы, которая включала бы в себя такие положения, как обязательное участие в выборах, тайное голосование, политическое представительство меньшинства, независимость трех ветвей власти, передача контроля над выборами в руки судебной власти.
Руководящие кадры ДП в основном состояли (по крайней мере, до 1930 г.) из авторитетных профессионалов, придерживавшихся либеральных взглядов, и молодежи — сыновей кофейных плантаторов. Руководителем партии был избран снискавший всеобщее уважение советник Антониу Праду — представитель крупной паулистской буржуазии и старый противник ПРП и ее идеологии. ДП привлекла в свои ряды и иммигрантов, но редакционная политика ее печатного органа — «Диариу насионал» («О Diário Nacional») — указывала на то, что основой партии был традиционный средний класс. Иммигранты же, особенно «плутократы от индустрии», становились мишенью для резкой критики.
