— Закройте дверь, опустите шторы и устраивайтесь поудобнее. Не хотелось бы, чтобы нам помешали любопытствующие.

Его движения стали рваными и резкими, выдавая крайнюю степень возбуждения. Он отвернулся, механически выполняя мою просьбу. Я же наполнила два бокала, оглянулась и, убедившись, что Глосси смотрит в другую сторону, сняла с шеи алмазный пузырек. Штрогге говорил, что десяти капель достаточно, чтобы убить.

Я добавила в бокал канцлера девять.

Диван за моей спиной скрипнул под тяжестью грузного тела. Я неторопливо подошла к мужчине, протянула ему питье. Он принял подношение бездумно, наблюдая, как я провожу пальцами по своей и так уже почти обнаженной груди. Отпил, любуясь моими медленными сладострастными движениями, блаженно зажмурился, когда я опустилась перед ним на колени, ослабила застежку штанов и пока еще через ткань одной рукой коснулась его естества. Он дернулся, прижимая мою ладонь сильне, сделал глубокий вдох.

— Молчите, — я стремительно приложила палец к его губам, не позволив застонать. — Пейте. Смотрите. Когда решите взять меня, я буду готова.

— Сумасшедшая!

Моя рука скользнула под юбки, коснувшись тела в самом чувствительном месте, бесстыдно лаская и заставляя ловить отголоски удовольствия, стирая грань между болезненным бредом и реальностью. Глосси подался вперед, одним махом осушил бокал и вернул его на столик. Дыхание его стало шумным, на лбу выступили бисеринки пота, глаза превралились в узкие щелочки. Он с жадностью ловил каждое мое движение, облизывал пересохшие от волнения губы, все больше и больше превращаясь в охваченное похотью животное. В конце концов прыгающими пальцами развязал на шее кружевной платок, стянул сюртук…

А потом внезапно побледнел, замер, испуганно прислушиваясь к собственным ощущениям, и закашлялся.

Кровью.

Его руки бессильно вцепились в ткань рубашки на груди, поднялись к горлу, впиваясь ногтями в кожу. В глазах всего за какую-то долю мгновения промелькнули удивление, недоверие, ужас, а затем — понимание. Глосси рванулся в мою сторону, однако судорога свела его тело и бросила к моим ногам как раз тогда, когда меня пронзило острой волной удовольствия.

С его губ сорвался болезненный хрип, смешанный со стоном, пальцы вцепились в ворс ковра, однако ни подняться, ни даже дотронуться до меня у канцлера не вышло. Все еще дрожа от наслаждения и ярости, я поднялась на неверные ноги, не обращая внимания на извивающееся в муках тело. Подняла почти пустой бокал, перевернула, позволив последним каплям упасть вниз.

— Надо же, какое смертельное удовольствие.

Наклонилась, сорвала с шеи канцлера цепочку с ключом, открыла ящик стола, вынула оттуда бумаги. В груди горячей волной поднялась радость, смешанная с чувством жестокого, мрачного торжества. Я заплатила за них очень высокую цену, но Глосси заплатил еще дороже.

— Тварь! — прохрипел он едва слышно, в его глазах полыхнула нечеловеческая ненависть. Бессильная и потому особенно приятная.

— Именно. Та, которую вы сами и создали.

Я оперлась о край стола и просто смотрела, как этот червь пытается подняться, доползти до двери или позвать охрану и как борется со смертью, с каждой минутой все отчетливее понимая, что никогда не победит.

Девять капель. Три четверти часа. Кровь, изгадившая ковер, пол и даже подол моего платья.

А потом Глосси затих, и всё закончилось.

Рычаг открытия потайной двери, о котором всего пару дней назад упомянул Макс, повернулся без единого звука. В проходе было абсолютно темно, тянуло сыростью ночи, холодом и свободой. На пороге я оглянулась в последний раз, чтобы увидеть, как огонь, выпущенный из камина, с удовольствием пожирает ковер, рассыпанные по полу бумаги, мебель, тело, оставшееся лежать с широко распахнутыми глазами, а затем закрыла эту часть своей жизни навсегда и шагнула в ласковую тьму.

Присутствие Макса я уловила, едва переступила порог дома и оказалась на улице: не очень близко, но и не так уж далеко. Магия едва ощутило уколола запястье и тут же затихла, словно легкого предупреждения ей показалось довольно. Что ж, стоило предположить, что линаар быстро обнаружит и мое отсутствие, и кражу. Догадаться, куда и зачем я отправилась, тоже не сложно. А вот не попасться на глаза людям Глосси — совсем другая задача. Надеюсь, Максу это удалось в полной мере, но от мысли, что из-за меня он неоправданно рискует, внутри неприятно заныло.

На крыши окружающих домов упали первые оранжевые блики. Я поспешно закрыла за собой потайную дверь и вжалась спиной в глубокую затененную арку соседнего дома. На эту улицу выходили лишь двери для слуг и поставщиков, парадные входы домов смотрели в противоположную сторону, однако я подозревала, что хотя бы пара соглядатаев должна была дежурить здесь постоянно.

Блики стали ярче, раздался громкий женский визг, затем звон разбитого стекла — насмерть перепуганные обитатели дома спешили выбраться из пожара на воздух. Ничего, помещения для слуг находятся у самой земли, а других домочадцев у Глосси не осталось. Раздались зычные мужские крики, треск дерева, топот ног. Мимо меня прямо к дверце пронесся и скрылся внутри мужчина в черном. Невдалеке хлопнула калитка, на мостовую выбежали перепуганные соседские слуги. Кто-то смачно выругался и побежал за ведрами, кто-то отчаянно забил в привратный колокол, женщины ахали и завороженно смотрели на ревущее над крышей пламя. Запястье снова обожгло магией: идеальный момент, чтобы затеряться в толпе и незаметно исчезнуть.

Я успела отойти от дома канцлера на добрых четыре квартала, когда меня все-таки окликнули.

— Эй ты!

Короткий взгляд через плечо — в полусотне шагов, широко расставив ноги и целясь прямо в меня, застыл арбалетчик.

— Стой, стерва!

Я инстинктивно отшатнулась — и выпущенный им болт вспорол воздух около моего плеча. Мужчина ругнулся и принялся перезаряжать оружие, а я бросилась бежать. Свернула за угол, потом еще раз, слыша приближающиеся шаги. Чья-то крепкая рука ухватила меня за запястье, перед глазами мелькнуло лицо, рассеченное знакомым белесым шрамом, шершавая ладонь зажала мне рот прежде, чем я успела хотя бы пикнуть.

— Тихо, — шепнул Макс, потом выпустил меня и развернулся к нападающему, как раз показавшемуся из-за угла. Короткий удар локтем в лицо, отвратительный мокрый хруст, следом — блеск кинжала. Линаар подтолкнул меня прочь от еще одного безжизненного тела. — Бежим.

— Боги, откуда ты взялся? Тебя же ищут.

— Как и тебя, — бросил он резко. В свете редких фонарей было видно, что Макс неестественно бледен. — Но из-за твоей дурости мы оба рискуем жизнями. Это чистой воды везение, что твоя дерзкая голова только что не украсила мозгами мостовую. Как вообще можно было сунуться туда в одиночку?!

— Тебя бы он убил. Если у кого и был шанс, то только у меня.

— Рано радуешься, мы еще не в безопасности. Скажи хотя бы, что мы сунули шеи в петли не просто так.

— Не просто: Глосси мертв, но у нас есть все необходимое.

Макс покосился на объемную папку с документами, которую я все еще прижимала к себе.

— А пожар?

— Я просто вернула долг. Никто не смеет сжигать мой дом, — линаар удивленно обернулся, услышав это объяснение, — и не рисковать потерять свой собственный.

Через несколько минут мы оказались под кронами деревьев и по широкой лестнице спустились к реке. Фонарей тут не было вовсе, а тень молодой листвы надежно скрывала нас от посторонних глаз. Макс развернулся ко мне, отобрал документы, небрежно положил их на каменные перила, затем внимательно осмотрел мое лицо, руки, шею, словно ожидал увидеть там раны и ссадины:

— Ты не пострадала?

— Повезло.

— Он успел что-то с тобой сделать?

— Например, трахнуть? — я с вызовом посмотрела ему в глаза, отрицательно покачала головой: — нет. Что бы ты ни думал обо мне, но я не шлюха. Убийца? Уже да. Сумасшедшая? Пожалуй. Но не вещь, которой можно безнаказанно распоряжаться по своему усмотрению.