Агнес обнаружилась в дальней комнате. Королева неподвижно сидела на полу и смотрела в огонь камина. Рядом с ней на погнутом и закопченом серебряном подносе лежали две плохо поднявшиеся пародии на хлеб. Прежде роскошные волосы королевы лежали на спине темной волной и оказались спутаны, точно у лесной ведьмы, на плечах болталась мятая хлопковая рубашка. Белая ткань была перемазана сажей и прожжена в нескольких местах, но королеве было наплевать. Заслышав шаги, она медленно обернулась, подняла на гостью покрасневшие глаза, по её лицу пробежала тень узнавания.

— Ах, это вы...

И снова обернулась к огню, замерев, как статуя. Отблески огня упали на впалые щеки, безжизненную серую кожу, очертили темные круги под глазами, бескровные губы. Взгляд Ками задержался на руках королевы, покрытых сажей и алыми пятнами ожогов.

— Не бойтесь, — губы Агнес дрогнули и изогнулись. — Вас я не трону, обещаю. Хотите есть? — она пододвинула Ками хлеб. — Этот точно без яда, хотя, видят боги, сейчас об этом волноваться уже глупо.

— Благодарю, — Ками наклонилась и послушно отщипнула кусочек, положила в рот, заставила себя прожевать, проглотила. Агнес неотрывно наблюдавшая за ней, кивнула:

— Садитесь… где получится. Простите, тут не убрано, да и вообще, — она безнадежно махнула рукой в пустоту.

— Вы позволите поближе к огню? — Ками выудила из груды сваленной и, кажется, разбитой мебели диванную подушку и положила её на пол рядом с королевой.

— Как вам будет угодно.

Ками осторожно опустилась рядом, вынула из кармана чистый белый платок, плеснула на него воды из стоявшего тут же простого глиняного кувшина и, аккуратно переложив правую руку Агнес на свои колени, стерла первое пятно копоти. Королева даже не вздрогнула, не попыталась вырваться, и Ками сочла это молчаливым позволением продолжать. Ожегов оказалось не так уж много, а те, что были, уже начали подживать.

— Вам стоит умыться, — Ками ласково обтерла лицо Агнес. Оглянулась, не найдя ни гребня, ни щетки, принялась разобрать сбившиеся волосы пальцами.

— Это уже не поможет… — тихо вздохнула Агнес. — Какая разница, как я выгляжу? Нет смысла стараться, не для кого, да и не хочется.

Ками не ответила и продолжила заплетать косы, перебирая пряди от самых корней. Когда-то так делала её мать, и Ками еще помнила восхитительное тепло родных прикосновений, ощущение безопасности и спокойствия, доступное только детям в заботливых объятиях родителей.

Агнес наблюдала за её действиями безучастно. Взгляд её скользил по распахнутой каминной решетке, груде сваленных прямо на ковер поленьев, разбросанных в полном беспорядке вещах, не задерживаясь ни на чем, даже на драгоценностях блестевших в полумраке цветными искрыми.

— Как думаете, сколько времени понадобиться огню, чтобы сожрать эту комнату? — она говорила тихо, обращаясь словно к самой себе. — Что должно быть первым: ковер, балдахин или шторы? Мне всегда было интересно, горят ли драгоценные камни и можно ли расплавить золото в обычном камине?

Она потянулась, подцепила кончиком пальца роскошное колье с бриллиантами, взвесила его на ладони, затем отправила прямо в мещанину углей и пепла. Подумала, положила сверху две толстые щепы. Пламя опало, притихло и лишь потом недоверчиво и радостно облизало подачку. Ками закончила с прической, вновь опустилась на подушку, поджала колени и обхватила их руками, не говоря ни слова.

— Думаете я безумна? — поинтересовалась Агнес. — Уверяю, я в полном порядке и понимаю, что делаю. Безумной я была раньше, когда пыталась бороться за совершенно ненужные иллюзии. Надо было послушаться ваших советов и сразу уехать из города. А еще лучше — никогда не приезжать.

Она глубоко вздохнула, расправила плечи и обернулась к гостье. Взгляд её, осмысленный и острый, оценивающе прошелся по лицу Ками.

— Ну, говорите уже.

— Что?

— То, зачем вас ко мне подослали, — горько усмехнулась она. — Напомните о долге, чести, обязанностях. Мягко укорите, рассказав поучительную историю о том, как справлялись со сложностями другие женщины. Поманите несбыточной надеждой на удачу в будущем, ведь я еще не так стара. Пообещайте, что муж примет меня с распростертыми объятиями, если я возьму себя в руки. Скажите, что всё станет, как прежде, даже лучше. Или, — в её глазах появился нездоровый азарт, — надавите на логику. Перечислите все мои провалы, сделайте упор на туманных перспективах и возрасте, неопределенности, а потом плавно подведите к мысли, что я должна уйти в сторону, дав свободу Фердинанду. Напугайте в конце концов. Разводом, казнью, унижением, можно даже всем сразу. Какая, в сущности разница? Просто говорите, что надо, и уходите, оставьте меня уже наконец в покое.

Ками едва заметно качнула головой.

— Я здесь не за этим.

— Вот как? — изогнула бровь Агнес. — Тогда зачем?

— Слушать.

Губы королевы дрогнули, в уголках глаз блеснули слезы. Интересно, кто-нибудь догадался просто спросить, каково ей сейчас? Обнял? Прижал к себе? Попробовал утешить или хотя бы разделить боль её потери? Кто-нибудь держал её за руку, когда из комнаты уносили окровавленные простыни? Позволил выкричать страх поражения и неминуемого одиночества, идущего за ним? Хоть один человек рассмотрел за масками и отражениями женщину, потерявшую не наследников короны, престиж и будущее, а родных детей?

— Расскажите мне, — тихо попросила Ками. — Я не в силах оградить от беды или повернуть время вспять, но я… могу хотя бы скорбеть вместе с вами.

Королева моргнула, губы её задрожали:

— Магдала и Альфред. Я хотела назвать их в честь своей бабушки и деда Фердинанда. Я хотела…

Она всё-таки не выдержала, закрыла лицо руками и разрыдалась, уткнувшись головой в подол черной юбки Камиллы фон Гобстрот.

***

— Как она?

— Спит.

Ками не удивилась шагнувшему из тени амариту. Знала, что ему доложат о её визите, как и знала, что он будет ждать под дверью столько, сколько потребуется. За окном уже давно сгустились тени, но тут, в личном королевском крыле, слуги зажгли лишь несколько свечей. Ками устало потерла лоб, прислушалась. Из приемной не доносилось ни разговоров, ни смеха.

— Они ушли довольно давно, — подсказал амарит, — время ужина, отличный повод мелькнуть перед августейшим взором Фердинанда. Я могу зайти к Агнес?

— Не сейчас, она только что уснула.

— Уверены, что оставлять её без присмотра безопасно?

— Она не сделает ничего непоправимого. Теперь — нет.

Ками не стала уточнять, что будь у Агнес силы хоть на что-то, кроме слез, она бы сперва разнесла по камешку весь этот дворец и по косточке — его обитателей, и только потом подумала, как жить дальше. Однако, тоска и ненависти ушли, оставив после себя только усталость и сон.

— Уже поздно, мне пора возвращаться к мужу.

— Разумеется. Я предупредил охрану, вас проводят до самого порога дома. Спасибо, что все-таки пришли.

Она помялась, комкая в руках насквозь мокрый носовой платок:

— Лорд Жаньи, это не моё дело, и всё же… Я желаю вам счастья. Вам обоим. В Лидоре или за его пределами, под настоящими именами или под чужими, но если вы сможете не только найти, но и сохранить свое счастье, значит, всё это было не зря.

Глаза амарита сверкнули пониманием, однако улыбка показалась совсем невеселой.

— Сделаю всё, что в моих силах. Надеюсь, в этот раз их хватит, чтобы спасти хоть кого-то.

— В этот раз? — нахмурилась Ками.

Он склонил голову набок, помолчал.

— Когда-то очень давно я любил другую женщину. Не совсем так, как Агнес, но уверяю, что не меньше. Её звали Мина, она была младше меня всего на год, и, как и все в нашей семье, — Ками вздрогнула и удивленно распахнула глаза, — подавала огромные надежды. Вы были, наверное, совсем еще ребенком, тогда как Мина уже вовсю пробовала использовать свою любовную магию. Природа наделила мою сестру легким нравом, красотой, честолюбием, но, увы, не осторожностью. В один прекрасный день в её постели оказался юный принц Лидорский. Казалось бы, очередная пикантная история, которых при дворе случается с десяток в год, если бы не одно «но»: Мина забеременела и потребовала законного признания их связи. Девица из семьи амаритов в фаворитках — это одно, но королева и мать наследника — совсем другое. Разумеется, отец Фердинанда, нашел более удобное решение досадной проблемы. Ни меня, ни собственного сына слушать он не пожелал, и когда, — Жаньи сглотнул, борясь с неприятными воспоминаниями, — ребенка не стало, Мина впала в неистовство. Кричала, проклинала короля и весь его род, обещала отомстить. А потом просто исчезла. Мы искали её изо всех сил, но все равно опоздали. Король, опасаясь скандала, приказал одному из своих магов стереть ей память. Магом оказался Максимилиан Штрогге, да-да, тот самый, юный линаар на службе его величества.