— Он вам не рассказал, да? Штрогге.

— О чем? — вышло слишком резко и напугано.

— Поверить не могу! — Его заливистый смех заставил меня вздрогнуть и вцепиться в край сиденья. — А я-то думаю, почему вы так его — ох, потеха-то — выгораживаете! Он правда? Ха-ха, промолчал, да? Пригрел вас на своей широкой груди, может, подлечил, утешил. Даже, наверное, сделал что-то особенное? Только не подсказывайте, сам угадаю, боги, вот умора! — он смахнул выступившие слезы, всхлипнул, силясь сдержать веселье. — Подарил что-то, драгоценную безделушку. Нет, вы не настолько мелочны. Пообещал отпустить после рождения ребенка? Или просто сыграл в благородство и чувства? А вы и поверили, пошли за ласковой хозяйской рукой, поджав хвост!

— Прекратите, — рявкнула я, вынуждая его, наконец, заткнуться.

Канцлер шумно высморкался, пару раз глубоко вдохнул и, внезапно посерьезнев, отчеканил:

— Линаар продаст ваше тело королю в обмен на собственную свободу. Признанный наследник за снятие печати, Сюзанна. И единственный, кто может этому помешать, сидит перед вами.

— Продаст? — ошеломленно уточнила я.

— Обменяет. В рамках договора, предложенного его величеством в день вашей свадьбы. Я не очень вдавался в подробности и не могу сказать, как именно это произойдет. Знаю итог: вы выносите дитя, которое позже нарекут сыном Агнес и Фердинанда, мэтр получит свободу от печати, а вас устранят за ненадобностью. Впрочем не исключаю, что король проявит милосердие, и последним приказом еще скованному клятвами линаару будет уничтожение вашей памяти. Один раз такое уже было, правда, Штрогге был слишком молод, неопытен и дело все равно кончилось трагедией, но с тех пор многое изменилось. А дальше выбор невелик: или закрытая обитель, или торговать телом на улице. Как вам такое будущее?

— Бред. Ложь. Макс никогда на это не пойдет. Он не настолько подл, как вы или мой дядя. Я вам не верю.

— Мда? Ну так поинтересуйтесь у лорда Жаньи, говорю ли я правду. А еще лучше — спросите свою женскую интуицию: так ли хорошо вы знаете Штрогге, так ли уверены, что он от вас никогда и ничего не скрывал?

Удар пришелся точно в цель. Я прикусила губы и обхватила себя руками, чувствуя внезапно пробравшийся под одежду холод.

— Я могу помочь, — напомнил Глосси. — Спрятать вас так, что ни одна королевская ищейка не найдет. Пусть линаар и король грызут друг друга, выясняя, кто кого оставил в дураках. А когда один из них проиграет, я уничтожу оставшегося.

Карета вновь подпрыгнула на ухабе, потом колеса чавкнули, погружаясь в талую грязь. До меня смутно донеслась крепкая мужицкая ругань, следом — визгливый женский голос, посылающий вслед экипажу с десяток проклятий. Я тихонько вздохнула и провела рукой по лицу.

— И что вы хотите за своё покровительство?

— Как и прежде, миледи. Вашей благосклонности.

Я ошарашенно тряхнула головой, едва не расхохотавшись. Серьезно? После всех этих издевательств и пыток, после того, как он сам признал, что во мне не осталось и половины былой привлекательности? Ширма, очередная красная тряпка, чтобы отвлечь мое внимание от более важного.

— У вас уже есть супруга, — напомнила я единственный не связанный со мной аргумент.

— Умоляю, она давно уже слаба здоровьем, её дни сочтены. Кроме того, я не настолько честолюбив и понимаю, что не гожусь в короли-консорты. Наша связь может быть гораздо неформальнее и интимнее, а ряд неудобств, связанных со статусом, вполне компенсируются долей в прибыльных предприятиях, земельными угодьями и герцогским званием. Вы же станете свободной женщиной, выберите в мужья хоть своего любимчика Карла, хоть иностранного принца, мне плевать.

— Тогда зачем вам вообще эта «благосклонность»? Титул и деньги позволят вам выбирать из лучших женщин Лидора.

Он усмехнулся и взгляд его стал жестким:

— А как же чувства, Сюзанна? Я мужчина, а вы — женщина, позволившая себе не просто гордыню. Насмешку. Издевательское снисхождение. Унизительную жалость. Если хотите корону, вам придется встать передо мной на колени и сделать так, чтобы я искренне захотел уничтожить ваших врагов.

Его трость скользнула по моей лодыжке, поднялась к колену, затем к бедру, оголяя ногу все выше и выше. Взгляд канцлера скользнул по задранным нижним юбкам, серым шерстяным чулкам, подхваченным простыми тканевыми подвязками. Глосси недовольно поморщился: слишком просто и неизящно, да? Мне стоило неимоверного усилия удержаться на месте и не влепить ему пощечину.

— Этого мало.

Трость замерла на месте, он с усилием оторвался от созерцания моей ноги и поднял голову.

— Полное оправдание для моего отца, — произнесла я сухо. — Документальные подтверждения того, что Фердинанд состряпал обвинение незаконно. Вы можете это устроить?

— Возможно, — недоверчиво прищурился он.

— Так не пойдет, мне нужна определенность.

— Хорошо: у меня есть доказательства его невиновности.

— Какие именно?

— Письма, записки, протоколы, в конце концов, если до этого дойдет, я могу дать показания сам.

— Я хочу увидеть бумаги. Убедиться, что вы не лжете мне, как… — я сглотнула, проклиная себя за то, что сейчас произнесу, — как солгал Штрогге.

— Вы не в том положении, чтобы требовать хоть что-то, дорогая, — мягко улыбнулся канцлер. — Поэтому я хочу получить оплату вперед, дело слишком рискованное.

— И вы не боитесь, что я расскажу об этом разговоре дяде?

— Ваше слово против моего. Он вам просто не поверит, ему невыгодно вам верить, а Штрогге слишком хорошо оценивает реальные шансы, чтобы встать на вашу сторону окончательно. Мой же интерес прозрачен, более честного союзника, чем я, у вас просто нет, а времени осталось совсем немного. Впрочем, решать вам.

Он убрал трость и откинулся назад. Довольно облизнулся, точно кот, сожравший миску сметаны. Я же неторопливо поправила юбку, расправила плечи и, наклонившись к канцлеру, выдохнула:

— Пошел ты в задницу, Фредерик Глосси. Я лучше сдохну в канаве, отдаваясь нищим и пьяницам, чем лягу с тобой.

По его лице пробежало облачко удивления, тут же сменившееся разочарованием и злостью.

— У вас обязательно будет такая возможность, фрои, — холодно произнес он и три раза от души стукнул тростью в стенку. Повозка остановилась, канцлер распахнул дверцу:

— Проваливайте. Живо.

Я не заставила его повторять дважды и соскочила на дорогу. Ноги тут же погрузились в грязь едва не по щиколотку, подол платья намок и отяжелел, в нос ударил тяжелый запах нечистот. Случайные прохожие уставились на повозку недобрыми взглядами.

— Если передумаете, вы знаете, где меня искать, — бросил мне вслед Глосси.

— Мразь!

Я с грохотом захлопнула дверцу и еле успела отскочить в сторону, так лихо возница тронулся с места. Увы, от брызг увернуться не удалось: руки, лицо и платье покрылись черными пятнами. Свистнула плеть, кони обиженно заржали, и через минуту экипаж скрылся из виду.

— Что, детка, неудачный клиент? — сочувствующе-издевательски поинтересовалась какая-то женщина, подходя ко мне и протягивая грязный, как смерть, платок. Её волосы были собраны в небрежный пучок, лицо выбелено мелом, на губах горела ярко-алая помада, глаза грубо подведены углем. Декольте её платья, несмотря на холод и ветер, едва прикрывало груди, а подол юбки был подколот бантом, открывая ногу до колена. — Так с благородных только вперед плату, они те еще обманщики.

Некоторое время я оторопело смотрела на нее, пытаясь справиться с душившей меня яростью и чувством бессилия.

— Как пройти отсюда к рыночной ратуше? — наконец выдавила я из себя.

— О, так ты там работаешь? То-то я смотрю, не местная. Чистенькая да свежая. И пахнешь, как весна, — шлюха с силой ухватила меня за плечо и, развернув, в противоположную от экипажа сторону, подтолкнула в спину: — Туда иди, а тут не отирайся, у нас чужих не любят. Своим бы работы хватило.

Мне не осталось ничего другого, кроме как подобрать юбки и упрямо зашагать в сторону дома.