— Мелочь, порезалась по неосторожности, — ложь сорвалась с губ легко и непринужденно. — Но если мы останемся на улице еще хотя бы на минуту, то оба превратимся в куски льда.

Эти слова вернули нас в реальность. Карл тихо выругался, потом взял меня за руку и решительно потянул за собой:

— Пошли. Я нашел тихое место, где мы сможем поговорить спокойно.

Мы протолкались к одному из постоялых дворов. Нижний зал оказался полон посетителей, но Карл уверенно поднялся по боковой лестнице на второй этаж, прошел по темному коридору к самой дальней двери и вынул из кармана ключ:

— Понимаю, что это не подходит дочери герцога, но я не знал, сколько у нас будет времени, не хотелось напрасно блуждать по городу. За эту неделю столько всего произошло, у меня ворох новостей для тебя. По-настоящему хороших.

Комната, куда мы вошли, не была похожа на гостиную отца или приемный зал во дворце, но была очень чистой и хорошо обставленной, видимо, предназначалась для состоятельных гостей, приехавших в столицу по делам. Карл напрасно извинялся, мои требования к соблюдению приличий за эти полгода поменялись слишком кардинально. К тому же, на столе стояли накрытый поднос с едой и кувшин воды, в камине потрескивало толстое полено, а в воздухе разлилось совершенно божественное сухое тепло. Карл снял с меня отсыревший плащ, затем принялся растирать мои пальцы

— Прости… — он повторил это уже, кажется, в десятый раз, — надо было заказать горячего вина. Если хочешь, я сейчас…

— Нет.

Я поймала его за рукав, не позволив уйти:

— У нас действительно слишком мало времени, чтобы тратить его на ерунду.

А потом приподнялась на цыпочки и поцеловала Карла в губы. Бесстыдно, дерзко, безрассудно, не оставляя даже шанса подумать, что поцелуем всё и ограничится.

Пальцы сами нашарили на его груди застежку плаща, распутали шарф, добрались до пуговиц сюртука. Я тихонько охнула, когда сильные руки сжали мои плечи, скользнули по шее, зарылись в волосы на затылке…

— Что ты… Стой! — он с заметным усилием оторвался, прижался лбом к моему лбу. Я видела, как враз закипевшая кровь прилила к его щекам, как заблестели глаза, слышала участившееся дыхание. И все же он попятился и торопливо повернул ключ в замке, а потом тяжело привалился к двери спиной: — Если это игра, то слишком жестокая.

— Никаких игр, — я переступила с ноги на ногу, сбрасывая промокшую обувь, затем потянула тесемки, стягивающие рукава платья. Карл смотрел на меня, кажется, не веря в то, что происходит.

— Боги, Сюзанна! Я же не каменный, в самом деле. — Я закончила с рукавами и потянулась к шнуровки под грудью. Карл сглотнул и прикрыл глаза: — Прекрати немедленно, иначе я за себя не ручаюсь.

— И не надо.

Шагнула вперед, прижалась, пряча лицо у него на груди. Только не поддаться стыду, не позволить отступить! Пусть я не та ослепительная красавица, которой он меня помнит, но у нас может просто не оказаться другой возможности побыть наедине. Я снова приподнялась на носочки, обняла Карла за шею и зажмурилась от удовольствия, услышав, каким тяжелым и глубоким становится его дыхание.

— Сумасшедшая, — выдохнул он мне в самое ухо. — Это неправильно, Вики, ты же знаешь. Ты заслуживаешь большего, чем торопливые ласки в забытом богами трактире. Мы оба заслуживаем.

Говори, что хочешь, я не стану спорить. Лучше стяну с тебя эту отвратительно бесполезную рубашку, прикоснусь к обнаженной коже, заставлю вздрогнуть от желания, когда мои руки скользнут по твоим плечам, груди, животу.

— Я заслуживаю, наконец, получить любовь, а не договоры и расчет. Человека, а не политику.

Карл прикрыл глаза и глухо застонал, словно от боли, а потом подхватил меня на руки и отнес к кровати. Мягкая перина промялась под тяжестью двух тел, покрывало обняло пусть не шелком, но и не грубой тюремной мешковиной. Плевать, что моя невинность досталась другому, плевать, что в брачных документах стоит чужое имя, а тело помнит прикосновения линаара. Сейчас я хочу утонуть в карих глазах, тепле нежных, заботливых рук, неспособных причинить боль. Хочу понять, как ощущается близость по любви и взаимному притяжению, накопленному годами, узнать, от чего отказалась, выбрав титулы и борьбу за власть.

Прежде, чем превращу свою страсть в оружие.

Поцелуи проложили дорожку от моих губ по шее, спустились к ключицам — и я не смогла сдержать восхищенный вздох. Карл помог мне выпутаться из тяжелой двухслойной юбки, медленно стянул до талии ненужную нижнюю рубашку.

А потом приподнялся, рассматривая меня со странным интересом.

Я закусила губы и отвернулась, жалея, что в комнате слишком много света, наверняка подчеркивающего и мою неестественную худобу, и бледность кожи. Мне понадобилось все самообладание, чтобы не прикрыть обнаженную грудь руками.

— Не смотри так, я очень изменилась, знаю, — прошептала тихо, чувствуя, как в животе скручивается тугой холодный узел. — Жалкое зрелище, да?

— Нет, — Карл потянулся ко мне, коснулся пальцем щеки, заставив посмотреть ему в глаза. — Желанная женщина не бывает жалкой, — он смотрел на меня в упор: брови сведены, на лбу пролегли две тонкие морщинки. — Ты — самая сильная из всех, кого я знаю. Дерзкая, несгибаемая, — он провел пальцем по моей груди, очертив её контур, потом его ладонь нажала на живот и медленно поползла ниже, — и самая прекрасная, — пальцы осторожно коснулись меня между ног, и я выгнулась от волны острого возбуждения, прокатившегося по телу.

Возможно, он шептал что-то еще, не помню. Разум отказывался фиксировать детали, погружаясь в смесь ощущений, вздохов, ласк, о которых я и не подозревала. Ненужная одежда оказалась на полу, прикосновение кожи к коже будоражило, едва уловимый мужской запах щекотал ноздри, тяжесть горячего тела надо мной пугала и заставляла сжиматься в предвкушении большего.

Но Карл не спешил. Дразнил, словно нарочно прикасаясь губами то к вершинкам грудей, то к венке, бьющейся на шее. Целовал прикрытые веки, гладил бедра, не позволяя мне прикоснуться к нему в ответ.

— Нельзя, — тихо выдохнул сквозь сжатые зубы. — Я и так держусь из последних сил.

— Тем более нужно. Или ты все-таки не хочешь? — я лукаво усмехнулась и царапнула ноготком по его груди. Карл глухо зарычал, поймал мой палец, прикусил, состроив такую угрожающую гримасу, что я чуть не прыснула от смеха.

— Вот сейчас и проверим, — в охрипшем от волнения голосе послышалась такая жажда, что я с трудом сдержала дрожь.

Карл подхватил меня за талию, приподнял, легонько нажал на плечо, переворачивая на живот.

— Нет!

Тело словно окатило ледяной водой, я вырвалась и отпрянула к стене. Перед глазами мелькнули недавние воспоминания. Свист бича, голос, отсчитывающий удары. Штрогге прижимает меня — беспомощную, жалкую, слабую — к столу, а я лежу, давясь ужасом и жалостью к себе, в ожидании унижения и боли. А затем — лес, снег, холод, снова пугающая невозможность сбежать и скрыться. Поцелуй, поднимающий на поверхность всё запретное и темное, что только есть в душе, порождающий фантазии, место которым лишь в голове безумца. Тьма в серых глазах, лицо, рассеченное рваной полосой. И мои уродливые шрамы, которые обязательно будут видны, если только я только повернусь спиной к свету.

— Вики, что случилось? Я сделал тебе больно?

Ни один нормальный мужчина не захочет обнаружить в постели искромсанный кусок плоти вместо возлюбленной. Я отчаянно помотала головой, проклиная себя за нахлынувшие мысли. На лице Карла сперва отразилась растерянность, а потом, пусть и с запозданием, понимание:

— Не я… Он сделал.

Сконфуженно кивнула, чувствуя, как на смену страсти приходит беспомощность.

— С-с-скотина! — его голос стал ледяным. — Что именно?

— Не имеет значения.

— Настолько не имеет, что ты бежишь от меня?

Хорошо, что смятое покрывало оказалось рядом: можно закутаться в него и не чувствовать себя настолько ничтожной.

— Я все-таки его убью, — с чувством выдохнул Карл.