— Я тебе заменю. Вот увидишь, не пожалеешь.

— Настя, это невозможно. Давай не обсуждать эту тему. А с Антоном, если хочешь, я поговорю, он будет заботиться о тебе. Иначе…

— Что иначе?

— Ничего. И, пожалуйста, Настя, больше не пей. На сегодня тебе достаточно. Давай я тебя посажу в кресло. Заметно, что ты сильно утомилась.

— Я не хочу сидеть.

Каманин не обратил внимания на ее слова, он взял бывшую жену за руку и подвел к легкому из пластика креслу.

— Посиди и отдохни. Полюбуйся на этот замечательный вид. Ничего так не летит наши душевные раны, как красота. Ты это поймешь уже через десять минут.

Он усадил Анастасию Владимировну в кресло и поспешно отошел от нее. У него было такое чувство, что он только что совершил предательство. Но и по-другому не мог, больше пяти минут терпеть ее невозможно. От прежней красавицы и умницы Насти не осталось ровным счетом ничего.

Каманин почувствовал, что ему тут душно. Он быстро спустился с террасы на землю, прошел несколько десятков метров. Затем вдруг резко остановился и вернулся назад.

Каманин подошел к Ростиславу.

— Папа, куда ты пропал? Я тебя искал.

— Я хочу с тобой поговорить, Ростислав. Только не удивляйся. Я понимаю, что не имею право просить тебя об этом, но больше некого.

— Слушая тебя, — удивленно произнес Ростислав.

— Я хочу поговорить с тобой о Насте, вернее, об Анастасии Владимировне. Ты не возражаешь?

— Ну, если тебе это надо… — неуверенно произнес Ростислав.

— Получается, что надо. Она в плохом состоянии, как физическом, так и психическом.

— Я это заметил, но чему тут удивляться, ей столько лет.

— Она всего на два года старше меня. Но не в этом дело. Понимаешь, сын, я беспокоюсь за нее.

— Но у нее есть Антон.

— Именно потому и беспокоюсь. Антон — это человек, который может думать исключительно о себе. Больше ни до кого ему нет дела, а уж до престарелой матери — тем более. Я не исключаю, что он ее отправит в какое-то заведение доживать свои дни.

— Вполне возможно, — согласился Ростислав. — По крайней мере, я бы этому ничуть не удивился.

— В том-то и дело. А мне было бы больно, если бы Настю постигла подобная участь. Но с Антоном говорить на эти темы бесполезно.

— Но что я могу сделать?

— Понимаю, что не имею право просить тебя об этом. И, тем не менее, прошу. В меру своих сил пригляди и позаботься о ней, не позволь Антону куда-то ее сбагрить. Я бы и сам, но у меня уже не хватает на все сил. К тому же в самое ближайшее время у меня будет много дел. И мне нужны на них силы.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Нельзя сказать, что плохо, но история с Марией в какой-то степени меня подкосила. Но давай не будем об этом.

— Как скажешь, отец, — согласился Ростислав.

— Это не просьба к тебе, это мое пожелание. Если сможешь, проследи за Настей. А если вдруг Антон взбеленится, упрется рогом, тут же сообщи мне. Я сумею его заставить не совершать подлостей. Тем более, у него достаточно средств, чтобы нанять сиделку.

— Хорошо, я попытаюсь проследить за ситуацией. Не уверен, что получится, у нас и без того с Антоном напряженные отношения. А тут еще возникнет и этот конфликт.

— Не беспокойся, Ростик, Антон не причинит тебе вреда. По крайней мере, существенного. О чем ты хотел со мной поговорить?

— Да, теперь уже не важно. — Ростислав невольно перевел взгляд на Анастасию Владимировну, которая с отрешенным видом сидела в кресле. — Мда, непростой случай.

— Был бы простым, не обращался к тебе. Я люблю тебя, сынок.

— Я тоже тебя, папа.

Каманин почувствовал, что немного успокоился, на Ростислава можно положиться. Он единственный из его сыновей, в котором он может быть уверен.

Он увидел, как к нему направляется Николай.

— Папа, можно тебя на несколько минуточек? — спросил Николай.

— Конечно, Коля. Только давай присядем, я что-то немножечко притомился.

— Конечно.

Они сели и стали смотреть на постепенно скрывающееся в темноте озеро.

— Красиво, — сказал Каманин.

— Да, красиво. Мир вообще очень красив.

Каманин посмотрел на сына.

— Ты хочешь сказать о чем-то другом.

— Да. Я все думаю… — Николай замолчал.

— Говори.

— Если не Бог создал этот мир, то кто?

— А почему ты думаешь, что его создал не Бог.

— Я полагал, это ты так думаешь.

— Совсем так не думаю. Вполне возможно, что его создал Бог. Но мы это не знаем доподлинно, как и то, а что скрывается под словом Бог. Эти загадки, разгадать нам не подвластно. Этим религия и пользуется; раз есть тайна, можно дать ей объяснения, а проверить его невозможно. Очень удобная и почти беспроигрышная позиция. Поиск смыслов — это то занятие, на которое обречен человек. А так как далеко не все смысла можно найти, то взамен предлагается некое решение. И все же сразу становится просто и ясно.

— Что же в таком случае делать?

— И иногда, Коля, самое лучшее — это ничего не делать. Надо представлять, что тебе хоть до какой-то степени дано познать, а что не дано. И вот то, что не дано, пусть остается непознанным. Но ни в коем случае это непознанное нельзя заменять какими-то постулатами. Мир не должен быть закрыт куполом наших знаний, это нереально, в него всегда должны просвечивать звезды. Не верь тому, кто уверяет, что ему известно конечная или высшая истина. Смотри на него, как на обманщика. И беги от такого человека подальше. Эти люди умеют искушать, как никакие другие, но это совсем не причина для доверия к ним.

— Ты считаешь, что в церкви нет ни грамма истинного.

— Осколки истины разбросаны повсюду, но отдельные осколки не превращают их в нечто истинное. Наоборот, только еще дальше отдаляет от нее, особенно если их абсолютизировать. Не помню, у кого, но однажды я прочитал: Бога искать остается, раз любовь не нашли. Мне кажется, этот твой случай. Когда человек находит того, кому может подарить свою любовь, у него подспудно возникает ощущение, что он на пути к Богу. Ведь это самое главное — найти свой путь к Нему. И тогда не нужны ни вера, ни учение, ни молитвы, ни храмы. А когда человек не может выйти на свою дорогу, он спасается от разочарования с помощью всей этой атрибутики. Такие люди постоянно находятся в поиске того, как себя обмануть. И не жалеют для этого ни средств, ни усилий. Не знаю, насколько сумел тебе ответить на твой вопрос. Знаешь, Коля, я против бесконечных разговоров на эту тему, они ни к чему хорошему обычно не приводят. Начинаются бесконечные спекуляции. Реши для себя что-то и делай так, как решил. И постарайся об этом потом не жалеть.

— Да, папа, спасибо. Не знаю только, получится ли?

Каманин посмотрел на сына.

— Главное в этом вопросе — не мучить себя. Не случайно церковь так любит мучеников — самую бессмысленную породу людей. В радости всегда больше божественности, чем в печали и в горе. Я это неоднократно проверял на себе.

— Спасибо, отец, за разговор. — Николай встал и резко направился к выходу с террасы.

Внезапно Лагунову стало скучно. Он отчетливо ощутил, что к этому празднику не имеет никакого отношения, он тут случайный гость, который попал сюда по недоразумению. Надо было уезжать отсюда после обеда: снял бы гостиницу в Варшаве, послонялся по городу. Когда он еще в него попадет. Ему даже не совсем понятно, что тут его удержало, особенно после всех обстоятельств.

Лагунов вышел из замка, подумав, направился к фонтану. Сел на скамейку и закурил. Странная собралась тут кампания, иногда ему даже казалось, что все эти люди играют какие-то заранее расписанные роли, как это происходит, когда снимают фильм. Ну не могут быть они в жизни такими. Даже Мазуревичуте временами казалась ему неестественной, хотя при мысли о ней у него всякий раз учащенно билось сердце. Однажды он поймал себя на том, что если бы она позвала, то все бы бросил и, сломя голову, помчался бы за ней в любое место на планете, даже в самое дикое. А ведь это же просто удивительно, он знаком с ней всего пару дней. И не понятно, что с ним творится. По крайней мере, уж точно раньше с ним не то, что ничего подобного не происходило, но он и помыслить не мог, что может произойти. С женщинами он всегда был предельно прагматичен, если даже не циничен, смотрел на них, как на инструмент для получения удовольствий. А все остальное считал несущественным. И вдруг такое. Есть от чего прийти в недоумение, заглянуть в себя поглубже. Вот только желания это делать никакого. Никогда не испытывал стремления покопаться в себе. А зачем, что там такого особенного можно найти? Он не сомневался, что ничего хорошего, ничего такого. Чем бы можно гордиться. Так, всякая ерунда.