— Кто знает, кто и как будут выглядеть. Кстати, у вас тоже хорошая фигура. Чем раньше вы начнете ее заниматься, тем дольше она сохранится в таком виде. Мой вам совет: не откладывайте, приступайте как можно скорей.

— Спасибо, я учту ваши слова. Рута Юргисовна, могу я с вами поговорить?

— О чем? — спросила Мазуревичуте.

— Я знаю, вы пользуетесь большим успехом у мужчин. Вас сильно любил мой отец. И у меня такое ощущение, что любит до сих пор, хотя собирается жениться на другой. Я хочу знать, как вы этого добиваетесь?

— Добиваюсь, чего?

— Любви мужчин.

— Вам не кажется, что логично об этом поинтересоваться у мужчин.

— Нет, не кажется. Меня интересует другое.

— Что же именно?

Майя задумчиво посмотрела на озеро, которое лениво плескалось в нескольких десятках шагов от них.

— Я хочу знать, как у вас это получается? Почему Лагунов думает только о вас, а спит со мной? Объясните, пожалуйста. Для меня это важно.

— Почему Лагунов спит с тобой, а думает обо мне?

— Да, нет, — раздраженно произнесла Майя. — Это как раз я выяснила.

— Что же в таком случае ты хочешь от меня?

— Почему так происходит? Что в вас такого, чего нет во мне. Да, вы красивая, элегантная, в вас есть шарм, каждая ваша вещь тщательно подобрана. Я внимательно все рассматривала. Но и я тоже умею хорошо подавать себя, да и внешностью не совсем обделена. А вот мужчин так не цепляю, как это делаете вы.

— И ты хочешь, чтобы я тебе это объяснила?

— Да.

— А если я не знаю.

— Вы знаете, иначе папа не влюбился бы в вас. Вы понимаете то, чего не понимает почти никто.

— Ты слишком лестного обо мне мнения. А я вот не знаю, что тебе ответить. Все происходит само собой, я даже особых усилий не прикладываю. Наверное, это либо есть в человеке, либо нет. И если нет, то уже и не будет, как не звучит это печально. Вот, собственно, и все.

— Так не может быть, Рута Юргисовна, вы просто не желаете мне это открыть.

Мазуревичуте удивленно посмотрела на Майю.

— А зачем мне что-то скрывать? Ты же не можешь похитить мою суть. Знаешь, Майя, ко мне сейчас пришла одна мысль: есть люди, которые озарены светом, есть люди, которые пребывают в потемках, а есть люди, которые всегда во тьме. Вот твой отец из тех, кто озарен светом. Их крайне мало, но они привлекают к себе большое внимание. Когда я впервые увидела Феликса, то во мне тут же словно бы сработал какой-то тумблер. А все потому что от него исходило сияние.

— Не понимаю. Никогда не замечала у него никакого сияния.

— Наверное, чтобы его увидеть, нужны особые глаза. Исходящий свет от другого человека видят только те, кто сами способны принимать этот свет. Я это говорю к тому, что, наверное, сама обладают некоторым даром светить. Совсем не таким сильным, как у твоего отца, но что-то все же во мне такое есть. Я давно это почувствовала. И окружающие меня люди это замечают, хотя, возможно, в большинстве своем не осознают, что происходит.

— Получается, что от меня свет не исходит?

— Не хочу тебя обижать, но полагаю, что не исходит. Ты их тех, кто всю жизнь проведет в полутьме. Ничего в этом ужасного нет, это обычное состояние подавляющего числа жителей земли.

— Но почему именно в вас горит этот свет, а во мне — нет.

— Это никому неизвестно, просто есть некая данность, одни светят, другие не светят. Наверное, больше на эту тему я тебе ничего не смогу сказать вразумительного. Попробуй расспросить отца, у него постоянно бывают различные прозрения. Не желаешь искупаться?

— Нет. Но это не справедливо!

Мазуревичуте пожала плечами.

— Таланты людям раздаются очень несправедливо, у одних они есть, у других — нет. И что с этим прикажешь делать. Мне тоже это сильно не нравится. Но я успокаиваю себя тем, что в этом должен быть какой-то скрытый большой смысл. Раз так устроено, следовательно, это необходимо. И что тут можно обсуждать, надо просто принять такой миропорядок, как данность. Я все же искупаюсь, уж очень жарко. И тебе советую, сразу появятся другие мысли. Если же зациклишься на этом, свихнешься. Так, ты со мной?

— Нет.

Мазуревичуте встала и направилась к воде. Майя, не отрываясь, смотрела на ее стройный стан и прямую спину. Затем поднялась, взяла одежду и стала подниматься к замку.

Анастасия Владимировна зашла в номер, где жили Антон и Ростислав. Ростислав не было, Антон же лежал на кровати и мрачно смотрел в потолок. При виде матери он не сделал даже едва заметного движения.

Анастасия Владимировна села на стул и не совсем уверенно посмотрела на сына. Тот же продолжал угрюмо молчать. Внезапно он сел на кровати.

— Мама, собирайся, мы уезжаем, — проговорил он. — Не хочу тут оставаться больше и минуты.

— Но ведь мы прибыли на день рождения. А оно у отца только завтра.

— Плевать мне на его день рождения. Мне тут делать больше нечего. Да и тебе — тоже.

Анастасия Владимировна несколько секунд молчала.

— Объясни, что произошло между вами? Почему он тебя запер в этой ужасной комнате?

— Это не комната, мама, это камера, — уточнил Антон.

— Хорошо, камера, — покорно согласилась Анастасия Владимировна. — Но что же все-таки произошло?

Антон мрачно посмотрел на мать.

— Я давно хотел у тебя спросить: как ты могла выйти замуж за этого человека?

— Я очень хотела этого. И нисколько об этом не жалею. Тем более, благодаря нашему браку появился ты.

— Я не об этом. Я не понимаю, как ты могла с ним жить столько времени. Впрочем, это твое дело. Давай собираться. — Он о чем-то на секунду задумался. — Из этой глухомани еще и не вырвешься, тут даже такси не закажешь. В крайнем случае, поедем на какой-нибудь попутке.

— Подожди, Антоша, я понимаю, он тебя обидел, но он все-таки твой отец. Он имеет на это право.

— Право! — зло сузил и без того заплывшие жиром глаза Антон. — Да кто ему дал это право? Он бросил тебя с маленьким ребенком ради другой женщины. Этим он перечеркнул все свои права. Разве не так?

— В чем-то ты, безусловно, прав, он ушел из нашей семьи. Но он заботился о тебе, помогал деньгами. Без них я бы тебя, возможно, и не подняла.

— По-твоему получается, я должен ему быть до конца жизни благодарен. Наши пути давно разошлись. Я ему сделал такое предложение… — Антон замолчал.

— Что за предложение? Ты мне ничего не говорил, — удивлено произнесла Анастасия Владимировна.

— Это не важно.

— Нет, уж, прошу тебя, скажи.

— Я предложил ему работу, — неохотно признался Антон.

— Что за работу?

— Работать на нашу партию.

Несколько мгновений Анастасия Владимировна изумленно смотрела на сына.

— Антон, разве ты не знаешь, что он считает вашу партию мерзкой и отвратительной? Он ни за что не согласится сотрудничать с ней. На что ты надеялся?

— За эту работу ему предлагают очень большое вознаграждение, — так же неохотно продолжил Антон.

— Феликс согласится работать за вознаграждение? Если он не согласен с тем, что делает твоя партия, он никогда на это не согласится. Предлагай ему хоть миллион.

— Столько ему и предлагают.

— Жаль, что ты совсем не понимаешь своего отца, — грустно протянула Анастасия Владимировна.

— Понимаю, не понимаю, это уже не имеет значения, — зло прошипел Антон. — Нам надо срочно уехать из этого идиотского замка.

Анастасия Владимировна отрицательно покачала головой.

— Я раньше времени не уеду. Для меня это последняя возможность его повидать, побыть рядом с ним. Я знаю, больше такого не случится.

— Откуда ты это можешь знать?

— Просто чувствую и мне этого достаточно. Не знаю, кто из нас уйдет первым, но больше мы не увидимся. Ты, если хочешь, можешь уезжать, я же останусь здесь до конца. Извини, мне надо немного отдохнуть. Я сегодня слишком перенервничала.

Анастасия Владимировна встала, и, шаркая ногами о пол, вышла из номера.

Каманин сидел на террасе и смотрел на озеро, когда появилась Мария.