Коринн не добавил, что, как самый вероятный наследник своего отца, он принял на себя командование армией не только из-за своего немалого опыта, но и потому, что он был друг и спутник Повелителя Драконов.

— Драконы знают, что ты здесь? — спросила Сольвейг.

Коринн покачал головой. — Скорее всего нет, иначе они не дали бы мне войти.

— Мы все еще пытаемся избежать настоящего сражения, — сказал Сэр Джордж. — С таким подкреплением, как эльфы и дварфы, наше положение станет намного сильнее.

— Намного намного сильнее, — усмехнулся Коринн. — Эльфы сказали мне, что видели по меньшей мере половину армии Даркина в пяти днях ходьбы на юг отсюда. Драконы наверняка знают об этом тоже.

— А вот это самая лучшая новость, на которую я только мог рассчитывать, — радостно сказал Тельвин. — Теперь Мартэн будет не так уверен в себе, когда он опять захочет поговорить.

— Мы заставим их пожалеть, что они выбрали войну, — торжественно объявил дварф. Потом он встал и поставил на стол свой по-прежнему полный стакан. — Если ты извинишь меня, мне нужно привести своих солдат в город. Две тысячи дварфов и четыре тысячи эльфов, даже окруженные драконами — слишком неустойчивая смесь, возможны всякие инциденты.

Коринн поклонился и вышел, не добавив больше ни слова и только на мгновение задержался у двери, дожидаясь пока Сэр Джордж и Сольвейг присоедятся к нему. Тельвин улыбнулся. За последние пять лет молодой дварф возмужал и стал такой же, как все остальные: уверенный, твердый, к тому же командир армии. Хотя что-то мальчишеское время от времени в нем мелькало. Тельвин был рад, что так много из его старых друзей собралось вместе в такое трудное время; он даже не удивится, если с войском из Даркина приедет Перрантин. Не хватает только Карендэн, и сильно не хватает, но тут уж ничего не поделаешь.

— Если от меня больше ничего не надо, я вернусь в Академию, — разочарованно сказалаАлесса.

Тельвин кивнул, но не проронил ни одного слова, даже когда она вышла. Он все еще не знал, должен ли он сожалеть или радоваться, что ее попытка соблазнить его была так неожиданно прервана, хотя и подозревал, что в любом слугае должен был отказаться от ее лестного предложения, если бы дело дошло до этого. Он никак не мог избавиться от чувства, что ею движут какие-то тайные мотивы, что добиваясь интимной близости она хочет получить какое-то преимущество, а от него что-то убудет.

— Что-то не так? — спросила Селлинда, вставая со своего кресла в углу и подходя к нему.

— Только Алесса, — объяснил он. — Она пыталась убедить меня остаться здесь, сохранив корону. Еще она сказала, что хочет всегда быть со мной, и даже утверждала, что пойдет со мной в любое место, куда бы я не направился. Я склонен думать, что она пытается убедить меня в своей искренности. Хотел бы я иметь побольше опыта в подобных делах!

— Алесса волшебница с большими амбициями, — задумчиво ответила Селлианда. — Но ее амбиции не обязательно плохие или эгоистичные; скорее она ищет большую любовь, вокруг которой может построить свою жизнь. Она может попытаться использовать тебя, а может быть она решила, что личность с такой силой и властью — идеальная пара для нее. Не могу сказать. Она уже соблазнила тебя?

— Нет, еще нет, — торопливо ответил Тельвин, затем громко рассмеялся над самим собой. — Откровенно признаться, я даже не знаю, должен ли я считать себя польшенным или оскорбленным. У меня такое чувство, что в этой стране со мной обращаются как с чужеземцем, причем нежелательным.

— Они научили тебя искать истинные мотивы любых поступков, так как у них у всех есть тайные причины действовать так, а не иначе, — сказала она. — И тем не менее, что же я могу сказать? Пять лет назад я дала тебе понять, что вижу твои чувства ко мне, и все еще верю, что в глубине души ты не изменился. Но я также чувствую, что ты принадлежишь к твоему собственному народу, и ты не должен принимать никаких окончательных решений, пока не узнаешь, кто ты такой на самом деле.

— Да, и когда это будет? — спросил он.

— Я верю, что очень скоро.

Всадник на грифоне прилетел с востока в полдень, причем он несся с такой сумашедшей скоростью, что очутился над городом чуть ли не раньше, чем сообразил, что Браер в осаде. Вероятно это было даже хорошо, потому что иначе он даже не осмелился бы пролететь над драконами, а сами драконы, если не были бы захвачены врасплох, точно не дали бы ему дорогу. Гонец пустил своего зверя низко над городом, а потом поторопился приземлиться в главном саду королевского дворца. К тому времени за ним уже летели несколько драконов, которым, однако, скорее было интресно посмотреть на грифонов. Во всяком случае они даже не пытались напасть на него.

Гонца, прилетевшего из Тиатиса, немедленно провели к Дариусу Глантри, который, в свою очередь, мгновенно выбежал из своего дома, чтобы увидиться с ним. Гонец передал письмо и присоединился к другим всадникам на грифонах, так как единственной альтернативой был полет через ряды драконов. Дариус, опять бегом, немедленно отправился в личную комнату Тельвина. Сам Тельвин в это время обсуждал положение вместе с Сэром Джорджем и Капитаном Гэрстааном.

— Послание от самого Императора Корнелиуса, — объяснил Дариус, кладя листы с бумагой на стол. — С моей точки зрения — хорошие новости. Альфатиане, похоже, обнаружили, что драконы собираются вторгнуться в Хайланд. Вот они и решили отправить огромный флот на завоевание Вендара, пока основные силы драконов находятся так далеко от них. Судя по всему их цель была вновь занять и восстановить крепости, из которых из выгнали в начале года. Но армия драконов встретила их флот в море и уничтожила его.

— Вторая армия драконов? — спросил Сэр Джордж с внезапно проснувшимся интересом. — Когда была битва?

— Согласно сообщению три дня назад, — ответил Дариус. — Наши всадники на грифонах втайне наблюдают за землями Вендара с тех пор, как мы узнали о проблемах Альфатиан с драконами. Вот почему слово так быстро дошло до нас.

— Итак вторая армия драконов, — задумчиво сказал Сэр Джордж. — Это означает, что драконы настолько серьезно взялись за дело, что создали сразу две армии. Хм, одна здесь, вторая в Вендаре, и все это одновременно. Не уверен, что это можно назвать хорошими новостями. Это означает, что здесь, над нашими шеями, было бы вдвое больше драконов, если бы не глупость Альфатиан.

— Да, я понимаю, что вы имеете в иду, — сказал Тельвин. — Я думал, что они собрали всех драконов на свете, чтобы справиться со мной. Но если они держат в резерве вторую армию в своих собственных землях, это значит, что они очень уверены в себе.

— Или это означает, что они вообще не собираются сражаться, — напомнил ему Сэр Джордж. — Иначе все эти драконы были бы нужны здесь и сейчас.

Гэрстраан только покачал головой. — Совершенно не уверен. Но уже то, что нам не придется иметь дело с двойным числом драконов, действительно хорошая новость. Плохо то, что драконы не чувствуют необходимость в дополнительных бойцах.

— По меньшей мере теперь я понимаю наше положение немного лучше, — заметил Тельвин. — Мне представляется, что Мартэн послал половину своей армии против Альфатиан. Вот почему он дал нам время завершить нашу оборону, вот почему он движется так медленно и осторожно. Я думал, что он играет в какую-то игру и предполагал самое худшее. А правда в том, что он просто выигрывал время.

— Повлияет ли это все на его способ вести с нами переговоры? — спросил Дариус.

Тельвин безнадежно покачал головой. — Не знаю. Надеюсь мы дойдем до конца и он скажет мне, что он на самом деле хочет. Я подозреваю, что это будет очень скоро, иначе ему придется считаться и с армией из Даркина.

— Не уверен, что это его тревожит, — сказал Дариус. — Эта армия бесполезна, пока она не пересекла реку. А драконы могут с легкостью помешать ей сделать это.

Когда все высказались и ушли, Тельвин почувствовал, что сообщение объяснило ему смысл только того, что уже случилось. В самом лучшем случае оно дает ему крошечную надежду на то, что драконы не собираются сражаться. Тогда он спросил себя, а положил ли Мартэн все свои карты на стол, и действительно ли он хочет, чтобы Повелитель Драконов сдался? Это помогло бы объяснить и странную осаду и очевидное промедление; быть может это вообще просто запугивание. Проблема была в том, что Тельвин мог только гадать.