Моего разрешения никто не спрашивал. Оба практика засуетились вокруг моей телеги, заглядывая под колеса, изучая валы и корпус. Один даже принялся осматривать лошадь, ворошить ей гриву и осматривать копыта.

Первой мыслью было отделать всех троих и сказать, что это был несчастий случай, но заглядывая за доброжелательность Вальта, я чувствовал эхо той же силы, что была у Келвина. Неприятная сила.

-Проблемы, мэтр? – из неоткуда возник Берр, запыхавшийся, красный, но довольный. Видимо, у него получилось сторговать нужную пошлину. – Этот молодой человек хороший-малый! Мы с ним от Норвиля двигаем. Каждый скажет, что он и мухи не обидит! Я знавал его дядю, да и отца тоже. По работе. Мы с ним в одной торговой гильдии состояли.

-Зло не всегда имеет соответствующий облик, Бернард, - продолжая улыбаться, говорил Вальт. – И цель инквизиции изобличать, уничтожать, и гнать такое зло в недра их породившие.

Двое практиков, наконец отлипли от моей повозки и вернулись к хозяину, вывалив все что они думают тому на ухо.

-Да… хорошо, - чуть громче чем следовало, ответил инквизитор. – Вы можете быть свободны, мэтр Фарро из Гудвина. Пока вы можете быть свободны…

Над нами пролетела птица, усевшись на кончик клевера, венчавшего обелиск. Вальт вместе со мной провожал пернатого взглядом, а потом сказал:

-Добро пожаловать в Кеймор.

У меня всегда неплохо получалось вести дела с людьми. Когда попадешь в среду, где обитают эти двуногие без перьев, рано или поздно находишь точки соприкосновения с каждым. Просто не нужно делить их на касты, характеры, дробить на темпераменты и выражать своё мнение по поводу каждого. Люди на то и люди, чтобы быть разными, а коль они разные, значит и ценить в них следует разные качества, ведь каждый из них может быть вам полезен.

Кеймор – это большой город. Огромный. За те четыре дня, что я провел в нем, у меня получилось схематично построить в голове его карту и та, условно, делилась на несколько частей: продовольственный район, заполненный разнообразными мануфактурами и вытесняющими их фабриками; район знати – этот находился выше по холму, отделяясь от прочих районов каменной насыпью и бетонной фортификацией. С одной стороны символичное напоминание для собственных жителей, с другой, полезное укрепление при осаде. Следом можно было назвать… даже не район, а улица. Она была длинной и являла собой убийцу тысяч кошельков. Девушки, азартные игры, выпивка, хорошие декорации, запретные вещества, там было все и по цене, которую мог позволить себе не каждый. Улица Разлитого Вина – так её называли. Был и район, называемый Трущобами. Это место, насколько я понял по рассказам, в свое время приняла весь урон степняков и во время восстановления этой части города, там осело много людей, которые не очень-то любили зарабатывать на жизнь честным путем. Вышло так, что они там и остались, а ночные прогулки по улочкам Трущоб, чаще всего кончались сводкой в рапорте утреннего патруля: найден в канаве, глотка перерезана.

Можно было бы описать ещё жилые районы, или изолированный от города участок под Храм Великого Бога, где проживали исключительно монахи и архиепископ. Но там я ещё не был, следовательно, не могу говорить о фактах. Только слухи, только рассказы, только вода.

-Фарро, - услышал я голос.

Это был Пайк.

Я обнаружил себя полусидящим на кровати в снятой комнате трактира, потягивающим из кружки пиво, и глядящим в окно, где какой-то извозчик хлестал кнутом расторопного горожанина. Там собралась целая толпа.

-А? – обратив глаза на Пайка спросил я.

-Мы энто… стало быть, четыре дня ужо ничего не это самое. Не делаем, - затороторил Пайк, теребя пальцами застежку своего доспеха. – Я… ну, могу это. Поговорить с тобой. Ну, на чистоту.

-На ЧиСтОтУ, - передразнил я Пайка и деланно плюнул в его сторону. – Если хочешь говорить, говори нормально.

Пайк покраснел, набрал воздуха в легкие, но погодя выпустил его сквозь плотно стиснутые губы.

-Нисса…

-Ноэль. Её зовут Ноэль, - шепотом просипел я. – Второй раз нас сдать хочешь?

На этот раз он поник полностью. Те остатки решимости которые в нем были, испарились и было видно, что он уже не заговорит. Тогда заговорю я:

-Это ты ничего не делаешь, Пайк, - в душах сказал я. – Ноэль ухаживает за моими девочками, защищает мой сон и отлично смеется с моих шуток. Девочки убираются, стирают мне одежду, ходят за покупками и даже начали у меня учиться грамоте. Я за эти четыре дня сделал больше, чем мог бы сделать кто либо на моем месте, имея на хвосте инквизицию. Вот по-твоему, что я делал?

-Ну… э-э-э… Ты ходил. Разговоры разговаривал. С торговцами, с нищими. Пил с некоторыми. У меня так батя после смены отдыхал…

-И так подумают многие, кто за мной следил. А ведь я много узнал про город. Наладил отношения с соглядатаями с торговых лотков, прощупал адептов местной гильдии нищих, и помимо всего прочего, вышел через них на посты мошенников и менял, работающих в черных кругах. Если повезет, и меня там не вскроют, можно будет говорить о том, что я стану её частью, а следовательно, частью системы. Останется только со временем становиться деталькой побольше и подмять эти лавочки под себя. Теневая власть Кеймора – основная её часть. Великий Род государство без правителя… если опустить, что эту самую власть пытается подмять совет Зрячих. Дневной Кеймор не имеет стойкой централизованной власти, но ночной сфокусировался на одном человеке. Капкан его звать. Три тысячи награда за его голову. Золотом. Чтобы ты понимал масштаб трагедии, этот мужичек настолько популярен, что три из четырех Домов распускают слухи, что он миф и давно чалится в одной из замковых темниц. Но награду, тем не менее, не отзывают.

В этой комнате можно было спокойно, но не громко. Две комнаты рядом с нами пустовали, а сверху был чердак, куда я периодически заглядывал, чтобы проверить, не притоптал ли там кто-нибудь пыль.

-Вот оно как…

Этот увалень ничего не понял. Для кого только распинался.

-Пайк.

-Да?

-Я рассказал, что делал эти четыре дня. А что делал ты?

Тишина в ответ.

-То-то и оно. Ни-че-го. Зиро. И дело не только в каких-то деловых вопросах. Понимаешь о чем я?

Все на что его хватило, это покачать головой из стороны в сторону. Пряжка его ремня ерзала и скользила между его лихорадочных пальцев.

-Знаешь, по-настоящему на тебя я никогда не злился. В общем-то, мне абсолютно насрать на твои страдания и попытки искупления. Пока все что ты делал, это ел и пил за чужой счет. Но где-то внутри тебя, прямо там, - я привстал и наклонился, чтобы постучать по нагрудной пластине Пайка. Глухое «тук-тук». – я увидел человека, который сможет что-то дать этому миру. И мне бы хотелось помочь, дать толчок в нужном русле, чтобы ты преобразился и из гусеницы стал бабочкой. Но для этого мне надо, чтобы у тебя хоть что-то щелкнуло в голове и… и желательно, чтобы от этого щелчка там не расходилось эхо.

Мне было его даже почти жалко. Сейчас она напоминал ребенка, которого привели на ковер к директору, каждое слово которого приближает малыша к слезам. На своей территории он был намного увереннее в себе, да и словоохотливей.

-Мне хотелось вывести тебя, - признался я и снова пригубил из кружки. – Все эти заигрывания с Ноэлью, шутки, разговоры, приобнимания. Все! Мне хотелось, чтобы ты мне дал бой. Чтобы заступился, за то, что тебе дорого, а не просто отдавал свою любимую на растерзания такого как я.

-Счастье… оно, это самое. Само должно оставаться. Не нужно за него бороться. Иначе… это ужо и не счастье, - говорил он сбивчиво.

-Счастье надо выгрызать, Пайк. Клыками и когтями. Вырывать из лап рока, и защищать ценой собственного комфорта. Считаешь, что счастье в спокойствии? Думаешь, что если на счастье надо сражаться, оно уже не такое уж и счастливое? Ты не пробовал. Стоит тебе один раз прочувствовать победу на языке, как поймёшь, что сильно ошибался. Победа и похвала от любимой женщины. Победа и похвала от друга. Победа, и даже враг оценит твое упорство… в твоем случае я. А потом, это упорство оценишь и ты сам. Поймёшь, своими крошечными мозгами, что приложил руку к чему-то большему, чем свой хер, а значит, уже носишь ответственность.