- Не может этого быть! - воскликнул Киров, впрочем, быстро вспомнив о секретарше в приемной и перейдя на более тихий тон. - Как это случилось?

- Это долгая история, - ответил Белов. - Поэтому я сейчас не буду рассказывать о так называемом «Большом Терроре» и Великой отечественной войне, а перейду сразу к тысяча девятьсот пятьдесят третьему году, в котором, после смерти Сталина, генеральным секретарем ЦК КПСС стал товарищ… а впрочем, какой он мне, к чёрту, товарищ, гражданин Хрущев...

При упоминании этой фамилии Киров незаметно, как он надеялся, вздрогнул. Одного Хрущева, недавно назначенного вторым секретарем Московского областного комитета ВКП(б), он знал, и человек этот имел репутацию клоуна и бездельника. Сергей Миронович искренне понадеялся, что это не тот Хрущев.

- Уж не Никита ли Сергеевич? - на всякий случай решил уточнить Киров.

- Он самый, - скривился Белов. - Про этого персонажа отечественной истории можно сказать много нелицеприятного, но я сейчас остановлюсь только на двух моментах. Во-первых, в пятьдесят шестом году, на двадцатом съезде, он прочитал доклад, разоблачающий «культ личности Сталина», чем серьезно испортил отношения Советского Союза со многими социалистическими странами. Второе, на чем я хочу остановиться, было то, что Хрущев запретил органам государственной безопасности проводить оперативные мероприятия в отношении партийных функционеров уровня от секретарей горкомов и выше, по сути, сделав партийную верхушку неприкосновенной. Догадываетесь, к чему это привело?

- Партия начала загнивать? - предположил Киров.

- Так точно, - кивнул Белов. - Помимо этого, Хрущев закрыл все артели и отменил приусадебные хозяйства, фактически превратив социализм в государственный капитализм.

Все это привело к проблемам и в экономике, и в идеологии. В восемьдесят пятом году генеральным секретарем партии становится Михаил Горбачев, - при упоминании этого имени Белов отчетливо поморщился. - Который начал целый комплекс реформ, известный как «Перестройка». Декларируемыми целями этих реформ, был курс на демократизацию экономики и идеологии. Коммунизм перестал быть государственной идеологией, из-за чего в обществе тут же возникло множество политических течений, в том числе и националистических, активно подогреваемых западом. Все это привело к желанию союзных республик отделиться от СССР, что и произошло в девяносто первом году.

- А куда смотрели простые граждане? - не выдержал Киров. - Почему они не протестовали?

- А простых граждан убедили, что они приобретут все блага капиталистической системы, сохранив при этом все достижения социализма, - ответил Белов. - Даже мне в мои годы понятно, что это невозможно, но уж больно людям хотелось жить также красиво, как в Америке.

- И как, зажили? - мрачно поинтересовался Киров, уже догадываясь, что услышит в ответ.

- Кое-кто, безусловно, зажил, - хмыкнул Белов. - Те, кто в результате приватизации государственной собственности получили в свое владение целые отрасли. Кстати, небоскреб «Лахта-Центр», который вас так впечатлил, принадлежит государственной корпорации «Газпром», возникшей в результате данного передела.

Подавляющее же большинство получило разруху, нищету и бандитизм. И все на фоне радостных воплей о том, что Америка нам теперь не главный враг, а лучший друг! К двухтысячным годам правительство, правда, опомнилось и даже вспомнило, что у России есть свои национальные интересы, но было уже поздно, мы оказались одни против целого блока стран с Америкой во главе.

Киров слушал Белова и только головой качал. Будущее, описываемое молодым человеком, казалось абсолютно безрадостным. Неужели все, ради чего большевики старались, не щадя себя, будет напрасным и все, что, чего они достигли и еще достигнут, будет разрушено?

«Нет! Еще только тридцать четвертый год! - внезапно сообразил Сергей Миронович. - Еще есть время, чтобы исправить допущенные в будущем ошибки, а товарищ Белов нам в этом поможет!»

Киров только собрался спросить у Белова, что нужно сделать, чтобы не допустить повторения их прошлого, как в кабинете раздался телефонный звонок.

- Извините, товарищ Белов, - произнес Киров, встав с кресла и подойдя к небольшому столику у стены, на котором стояли сразу пять телефонных аппаратов.

Звонил тот из них, что был напрямую связан с приемной.

- Слушаю вас, товарищ Ефремова, - произнес Сергей Миронович, сняв трубку.

- Товарищ Киров, товарищ Медведь настаивает на срочной встрече с вами! - сообщила секретарь.

- Угостите товарища Медведя чаем и попросите подождать! - жестко ответил Киров. - У меня чрезвычайно важный разговор.

Повесив трубку, Киров вернулся в свое кресло. Телефонный звонок дал ему время немного отойти от пугающего рассказа Белова и собраться с мыслями.

- Скажите, товарищ Белов, вы ведь не просто так мне все это рассказали? - спросил Киров. - Наверное, что-то можно сделать, чтобы это не повторилось?

- Для этого меня сюда и отправили, - подтвердил Белов. - Вот только спасать мир - это немного не наш с вами уровень. Нужно выходить непосредственно на товарища Сталина!

- Согласен с вами, - чуть помолчав и обдумав слова Белова, ответил Киров. - Что вы предлагаете?

- Позвольте еще один маленький экскурс в историю, - произнес Белов. - В моем прошлом сегодняшнее покушение увенчалось успехом. Через два часа после вашей смерти о случившемся доложили товарищу Сталину, а уже утром второго декабря он прибыл в Ленинград. Думаю, если вы лично ему позвоните, расскажете о покушении и настоите на личной встрече, он точно также прибудет в Ленинград.

- Что ж, вполне возможно, - согласился Киров, в очередной раз удивившись, насколько спокойно Белов говорит о его возможной смерти. - Пожалуй, так мы и поступим.

Вновь встав с кресла, Киров подошел к столу с телефонами и снял трубку с аппарата правительственной связи. С Москвой соединили достаточно быстро и уже через несколько секунд Киров услышал голос Поскребышева, бессменного секретаря товарища Сталина.

- Александр Николаевич, Киров на проводе, - представился Сергей Миронович. - Сообщите, пожалуйста, товарищу Сталину, что у меня к нему очень срочный разговор!

- Ждите, товарищ Киров, - произнес Поскребышев.

Некоторое время в трубке стояла тишина, затем в ней что-то щелкнуло и хорошо знакомый голос произнес:

- Сталин.

- Здравствуй, товарищ Сталин, Киров у аппарата, - поздоровался Сергей Миронович.

- Здравствуй, Сергей, - судя по голосу, Сталин был рад его слышать. - Как у тебя дела?

- Несколько минут назад на меня было совершено покушение, - сообщил Киров, хорошо знавший, что Сталин не любит, когда в разговоре его собеседники ходят вокруг да около.

- Как это случилось? - радость в голосе резко сменилась беспокойством. Сергей Миронович практически видел, как Сталин нахмурился.

- Меня пытались застрелить, но один молодой человек не дал этого сделать, - ответил Киров. - Но звоню я сейчас не из-за покушения. Товарищ Сталин, тебе очень нужно поговорить с этим молодым человеком.

- Прямо-таки очень нужно? - недоверчиво переспросил Сталин. - Я согласен, что человек, спасший тебе жизнь, достоин высокой награды, но о чем мне с ним говорить?

- Прости, но подробнее я смогу объяснить тебе только при личной встрече. Коба, приезжай! Это и в самом деле вопрос жизни и смерти! - произнес Киров.

Сергей Миронович прекрасно знал, что Сталин, встав во главе партии, намеренно создал определенный барьер между собой и товарищами, предпочитая, чтобы к нему обращались исключительно как к «товарищу Сталину», и, называя его старой партийной кличкой, Киров хотел подчеркнуть важность своих слов.

- Ну, хорошо, - после паузы произнес Сталин. - Завтра утром я буду в Ленинграде. А пока, Сергей, оставайся дома и обязательно усиль свою охрану!

- Сегодня в шесть у меня доклад на собрании партактива, - заметил Киров.

- Отмени! - распорядился Сталин. - А лучше - перенеси на завтра. Вместе выступим!