Люди кричали и кричали. И все равно все в моей жизни оставалось нерешенным.

Когда врач из бойцовского клуба перевязывал меня, я не мог не найти иронии в жизни. Мы с братом были не чем иным, как инвестицией для Анджело Леоне, человека, который своей жестокостью и жестокостью «обучил» нас, чтобы мы стали его активами. Я узнал об этом, вероятно, в то же время, когда научился говорить. Отец вложил в нас деньги и рассчитывал на возврат своих инвестиций. Его слова; не мой. Я никогда не понимал, что они означают, но когда он произносил их, мы с Данте знали, что нужно кивать головами.

И вот я снова в другой клетке.

Мои мысли вернулись к тому моменту, когда мы с братом впервые говорили о побеге.

Мы с Данте сидели во дворе нашего замка после того, как водитель отвез нас из школы. Никто из нас не был готов войти внутрь. С красивым синим морем с одной стороны, горами с другой и красочными садами между ними, это место выглядело как рай.

Это не так.

Этот дом был нашим личным адом. Триестский залив сверкал под яркими лучами, а в голове танцевал образ девушки со светлыми локонами и голубыми глазами.

Как она смеялась — беззаботно и радостно — когда скользила по замку вместе со своей сестрой. Я часто задавался вопросом, как это будет выглядеть. Быть таким веселым. Быть таким нормальным.

«Надо взять маму и бежать», — выпалил я. «Отойди от него. У нас было бы собственное состояние, мы были бы могущественными и независимыми, а отец мог бы отправиться в ад».

Я знал достаточно, чтобы понять своего брата, и у меня не было нормального детства. Наш отец позаботился о том, чтобы мы все были изолированы. Он умел напоминать нам, что мы пришли на эту планету только для того, чтобы служить ему, и что он мог избавиться от нас так же легко, как дал нам жизнь.

Данте повернул голову и посмотрел на меня. «Почему бы нам просто не убить его? Так мы сможем сохранить наш дом».

Я оглянулся, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. Если бы нас подслушали и отец узнал о нашем разговоре, нас бы избили до синяков.

— Не говори эту чушь, — приказал я ему. "Еще нет. Не раньше, чем мы станем достаточно сильными, чтобы захватить власть».

Плечи Данте опустились, и сожаление мгновенно проникло в мою грудь.

Нас превращали в его протеже — еще одна форма контроля. Мы сопротивлялись на каждом шагу. Когда он чувствовал, что мы выскальзываем из-под его поводьев, он старался настроить нас друг против друга. Но он терпел неудачу во всех попытках. Мы с Данте давно пообещали, что всегда будем поддерживать друг друга.

Мы были братьями и лучшими друзьями. Никто и ничто не стояло между нами.

Я указал подбородком в сторону места, которое мы называли домом.

— Рано или поздно нам придется войти. Взгляд Данте упал на мое предплечье, которое все еще было черно-синим после последнего избиения отца. Он и сам был не в лучшей форме. Отец нанял профессионала, чтобы он научил нас драться, точнее, как нас избивать, и называть это «тренировкой».

Беспокойство пробежало по моей спине. Если бы нашей мамы не было рядом, мы бы уже побежали. Но как бы то ни было… наши возможности были ограничены. Она отказалась оставить его.

Я посмотрел на него полностью и изучил выражение его лица. Он был точной копией Отца, но я знала, что под всем этим он не мог быть более другим. Глядя на синяк моего брата, скрывающийся под воротником его рубашки, я мог только надеяться, что он останется таким же. Я не хотел, чтобы Отец заразил его своим злом.

«Ты действительно торопишься получить еще одно избиение?» Я вздрогнул от его слов. К этому моменту на моем теле не было ни одного места, которое осталось бы нетронутым. Кроме моего лица. Отцу не хотелось, чтобы мир знал, насколько глубока его жестокость. — Если тебе так не терпится, мы могли бы устроить матч здесь.

Он оттолкнул меня и обратил свое внимание на море. Иногда ее красота была единственным, что у нас было. — По крайней мере, между нами будет честный бой, — проворчал он. «Отец не сражается честно».

Он этого не сделал. Никогда не было и никогда не будет.

«Так будет не всегда». Он молча кивнул.

Мои глаза скользили по сапфировой поверхности воды. «Мы не можем ждать, пока нам исполнится восемнадцать, нам нужно начать закладывать основу уже сейчас. Он все равно нас побеждает, так что мы могли бы использовать его, чтобы дать толчок нашим собственным империям. Он был занят погоней за своими любовницами и выборкой женщин в своих борделях, поэтому он не заметил бы, что несколько тысяч пропадают здесь и там.

Данте выглядел скептически, но не спорил со мной. Он понимал, что речь идет о выживании. Контроль. Власть. Мне просто нужно было придумать план, с которым он согласится.

«Все улажено». Голос врача выдернул меня из воспоминаний. «Поздравляю с победой».

Победа. Какая чертова шутка. Я заработал десять миллионов евро кровавыми деньгами, пытаясь забыть свое испорченное воспитание и призраков, которые преследовали меня. Был ли я лучше тех торговцев людьми?

Я оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что нож не врезался в мою татуировку. Мои инь и янь. Он соответствовал тому, что был на моем браслете, обернутом вокруг моего запястья.

Я встретился с темными глазами старика под густыми седыми бровями. "Спасибо."

Не мудрствуя лукаво, я ушёл оттуда.

Двадцать минут спустя я вошел в свой затемненный пентхаус. Это чертово место .

Мои ноги были тяжелыми, когда дверь за мной закрылась, оставив меня наедине с единственным призраком, которого я так и не удосужился прогнать. Женщина с золотыми кудрями преследовала меня, и я вызывал на себя боль, которую она причиняла.

До моих ушей донесся вздох прежде, чем я успел обернуться. Моя мать стояла, прижав руку ко рту, и на этот раз она не была в розовом кимоно. Вместо этого она носила черные брюки и малиновую блузку.

"Ты в порядке? Почему ты окровавленный?»

Я машинально опустила глаза и обнаружила, что моя рубашка залита кровью. Повязку нужно было сменить.

"Я в порядке." Я осмотрел ее еще раз. «Что с твоим дерьмом? Нет кимоно?

Лишь несколько раз я видел, чтобы моя мать не носила его. Западная одежда никогда не была ее первым выбором.

«Нет кимоно».

Что бы ни. У меня не хватило терпения к ней сегодня вечером. Хироши предупредил бы меня, если бы произошло какое-нибудь дерьмо.

— Как ты проник? Мне поменяли все замки. Я не хотел, чтобы кто-либо — семья или нет — входил в мое пространство без моего разрешения.

— Я взломал замок. Она закусила нижнюю губу, каждый вздох вызывал у меня раздражение и гнев. Предыдущая ссора должна была немного компенсировать эти чувства, но вид здесь моей матери — вспоминая, как она благословила Данте на женитьбу на Рейне — заставил меня покраснеть в глазах.

— Тебе не стоит здесь находиться.

«Данте женится». Ее голос стал хрупким. «Ты должна быть рядом с ним. Пришло время напасть на твоего кузена.

Я начал было обходить ее стороной, но она заблокировала меня, ее следующие слова вонзили невидимый нож в мою грудь. — Она не твоя, Амон.

"Тебе нужно идти." В моем голосе прозвучало предупреждение, которое мама явно не заметила, потому что схватила мою руку и сжала ее. «Если ты не готов сказать мне правду, я хочу, чтобы ты убрался из моего дома».

Я должен чувствовать сожаление. Печаль. Но я абсолютно ничего не почувствовал. Моя мать хранила от меня слишком много секретов, и я устал от ее манипуляций.

Она выдержала мой взгляд с резкостью, которой я раньше не замечал. "Что есть истина? Я тебе все рассказал.

Моя челюсть сжалась, и следующие слова были произнесены с неестественным спокойствием. «Вы можете начать с документа, который вы так отчаянно хотите найти для меня и Данте, и закончить рассказом, почему Диана Глазго обвинила нас в уничтожении ее семьи».