— Могу порекомендовать вам Лукинского, — ответил начальник. — Он — старший стрелочник Окуловки, за его добросовестность я ручаюсь.

— Прекрасно. В таком случае будьте любезны послать за ним, а я немедленно распоряжусь о вызове станового пристава. Вы позволите мне послать за ним вашего жандарма?

— О, пожалуйста...

Назаров черкнул на карточке несколько слов приставу, приглашая его сейчас же явиться с чинами полиции, и жандарм полетел к нему.

Между тем на станцию явился Лукинский, так хорошо аттестованный начальником станции.

— Ты знаешь, любезный, Михайловых? И в особенности Ивана Михайлова? — спросил Назаров, внимательно вглядываясь в наружность старшего стрелочника.

— Как не знать, ваше благородие, он ведь служил у нас. Пустой человек! А только, ваше благородие, явился он три дня тому назад из Питера и больно много денег с собой привез. Золотые монеты у него объявились и вещи разные. Как приехал, давай кутить с братом своим Федором.

— Где же кутили они?

— А в трактире Сметаниной.

— Скажи, Лукинский, как ты думаешь, где они теперь должны быть? — спросил Назаров.

— Да где же им быть, окромя трактира? Наверное, там.

Назаров шепотом еще раз спросил начальника станции, можно ли довериться Лукинскому.

— Говорю вам, господин агент, — тихо ответил начальник, — я за него ручаюсь.

— Ну, Лукинский, так ты вот что сделай: отправляйся сейчас же и узнай, где находятся Михайловы. Если их нет в трактире, то ищи в другом месте, но помни — ни единым словом не проговаривайся им о том, что их ищут! Слышишь?

— Будьте спокойны, ваше благородие... Сам понимаю.

— И как только ты их найдешь, сейчас же беги сюда! Не мешкай, время дорого. Ну, ступай.

Прошло около получаса, в течение которого Назаров с нетерпением поджидал прибытия местной полицейской власти. И вдруг произошло то, чего Назаров, да и сам начальник станции, ожидал менее всего. Лукинский вернулся на вокзал, еле держась на ногах — до такой степени он был пьян. Он шатался из стороны в сторону, язык его совсем заплетался!

— Однако вы хорошо знаете людей, которых рекомендуете и за которых ручаетесь! — обратился Назаров к сконфуженному и перепуганному начальнику станции. — Знаете ли вы, что, благодаря этому весь успех поимки предполагаемых убийц может свестись к нулю?.. Ты что же это, любезный, нализался раньше времени, а? — напустился на стрелочника Назаров. — Ну, говори, отыскал Михайловых?

— О-от... отыскал, — еле пробормотал «примерный стрелочник».

— Где же они?

— В трактире.

— В каком?

— В трак... тире, говорю вам.

Как раз в это время прибыл становой пристав всего с одним десятским.

— Неужели у вас нет еще полицейских служителей? — обратился Назаров к приставу. — Помилуйте, что мы будем делать с одним десятским? Придется, быть может, устраивать засаду, а то и силой забирать этих молодцов... Где же другие? Где урядник?

— А черт их знает, где их нелегкая носит! — буркнул пристав.

Взять с собой жандарма со станции было нельзя, так как вскоре должен был прибыть поезд.

— Нечего делать, времени терять нельзя. Тем более что этот Лукинский мне очень подозрителен. Кто его знает, может, он предупредил Михайловых, — решил Назаров. — Далеко до трактира Сметаниной?

— Нет, близко, — ответил пристав.

После бесконечных переходов то вправо, то влево Назаров увидел деревянное здание, довольно ярко освещенное. Это и был трактир Сметаниной.

— Вот что, господа, вы останьтесь здесь у двери, так как ваше появление может спугнуть Михайловых, а я войду в трактир один с этим пьяным дураком-стрелочником. Как только свистну, спешите ко мне.

Сказав это, Назаров, пропуская вперед себя Лукинского, смело вошел в заведение окуловской купчихи. Обычная обстановка захолустных трактиров. Столы, покрытые красными скатертями, колченогие стулья, буфет, клубы дыма от махорки и дрянного табака, гам многих голосов и отвратительный, удушливый воздух, пропитанный винным и пивным перегаром.

— Где же Михайловы? Которые? Указывай! — прошептал Назаров, сжимая руку старшего стрелочника.

Лукинский выдернул руку и пьяным голосом, заикаясь, дерзко проговорил:

— А я почем знаю... Никаких Михайловых тут нет. Ничего не знаю.

— А, вот что! — воскликнул Назаров и, выхватив свисток, протяжно свистнул.

Немедленно в трактир вошли пристав, десятский и начальник станции.

— Господин пристав, немедленно распорядитесь оцепить все выходы из трактира. Этот пьяный негодяй играет странную роль. Он не желает указать Михайловых.

К счастью, трактир имел только одну дверь, ту, через которую вошли Назаров и его спутники. Около него встали пристав и десятский. В трактире мгновенно наступила мертвая тишина. Посетители, бражничавшие за чаем и водкой, как бы окаменели от неожиданности и испуга.

— Кто из вас Михайловы, Иван и Федор? — резко спросил Назаров.

Оклик остался без ответа.

— Десятский, буфетчик! Называйте этих лиц... Вы знаете их? Есть среди них Михайловы?

— Никак нет.

— Вам Михайловых? — спросил перетрусивший буфетчик. — Их теперь действительно нет, а только они были.

— Когда?

— Да, почитай, минут с двадцать, как ушли. Пили они тут, а потом явился Лукинский, вот этот, что с вами. Подошел к ним, что-то сказал, они вскочили, давай его наскоро потчевать. Он стакана три водки выпил. Как только он ушел, бросились из трактира и Михайловы, — ответил буфетчик.

Было очевидно, что примерный Лукинский предупредил негодяев и те бросились в бегство.

Назаров сурово взглянул на начальника станции.

— Удружили-с! — бросил он ему. — Где теперь его искать? Какие у вас еще тут есть заведения подобного сорта?

Они бросились к постоялому двору. Чтобы исключить возможность побега Михайловых из дома Суворовой, если бы они там оказались, Назаров обратился к приставу:

— Будьте так любезны окружить этот дом понятыми.

— Я не могу этого сделать скоро, — ответил пристав.

— Как не можете?! — вскипел агент. — Что же мне, из-за ваших порядков упускать из рук преступника? Дать ему возможность скрыться?

— Но где же я возьму сейчас понятых? — оправдывался пристав.

Назаров понял, что ему придется рассчитывать только на собственную сообразительность и энергию. По счастью, рядом с постоялым двором Назаров увидел ярко освещенный дом. В его окнах мелькнула фигура жандарма. Оказывается, тут шла свадьба, на которой пировал и жандарм. Назаров немедленно его вызвал и попросил о помощи.

Оставив у каждого выхода дома Суворовой по человеку, Назаров постучал в двери постоялого двора. В эту минуту жандарм Маслюк, стоявший во дворе, услышал какой-то шорох.

— Ваше благородие, — подбежал он к Назарову, — вроде человек во дворе прячется.

Назаров, а за ним и остальные бросились во двор. Там стояли экипажи, телеги, сани и виднелась большая груда сложенных дров. Назаров сразу подошел к дровам и начал внимательно вглядываться в них. Вдруг он радостно воскликнул:

— Ага! Наконец-то попался...

За грудой дров лежал притаившийся человек.

— Ну, вставай, братец, теперь уже все равно никуда не спрячешься. Берите его, господа!

В то время как полиция извлекала из дров Ивана Михайлова, Назаров поднялся на чердак, где, как оказалось, прятался Федор Михайлов. Назарову сразу бросилось в глаза, что Иван Михайлов был более перепуган и смущен, чем брат его Федор. Прежде чем приступить к обыску, Назаров обратился к Ивану Михайлову:

— Ну-ка, любезный, покажи свои руки.

Они были все изрезаны. Последнее сомнение исчезло. Убийца иеромонаха был пойман. Начался обыск. В кармане пальто Ивана Михайлова нашли желтый бумажник, в котором было девяносто семь рублей кредитными бумажками, открытые золотые часы с золотой цепочкой, складной медный образок и еще одни, закрытые, часы с золотой цепью, а также носовой платок. У Федора Михайлова нашли кошелек с окровавленными трехрублевками, тринадцать золотых монет, из которых четыре русских, девять французских, серебро и другие монеты. На нижнем белье Ивана Михайлова были обнаружены кровавые пятна. Назаров немедленно дал мне телеграмму о поимке преступников. От Окуловки до Петербурга Михайловых сопровождали три жандарма и, кроме того, от станции Вишера — три полицейских надзирателя.