– Ну? – подтолкнул Барнс, напрягаю всю свою фантазию.

– Стало быть, замкнутый круг, и нет никакого шанса узнать свое прошлое, никакого. Каждый раз живем заново. Правда, я в этом не уверен. – Как бы находясь под грузом лишенного ясности рассуждения, Стив медленно передвинул стремянку, намереваясь проинспектировать очередной стеллаж.

– Мда, – с оттенком неугасшего любопытства подытожил Барнс, но оставил свои попытки вникнуть в услышанное. Наверное, следовало бы тактично намекнуть на необходимость повтора, но то ли старик не хотел полностью разочароваться в себе, то ли пожалел Стива, полагая, что воспроизвести заново свою мысль тому будет сложно. – Ладно, заканчивайте там ваши исследования и слезайте. Уже почти всё готово.

Скромный ужин мексиканской кухни мирно дожидался своего уничтожения.

– Стынет! – крикнул Барнс.

– Иду, – послышалось в ответ, – ещё секунду.

– Эмили! – послышался чей-то голос.

Стив резко обернулся. Настолько резко, что заставил стремянку слегка покачнуться.

– Мистер Барнс! – настороженно крикнул он, – Мистер Барнс!

– Да.

– Вы что-нибудь слышали?

– Лишь голодное бурчание в желудке.

– Нет, я серьезно. Вы меня звали?

– По-моему, это единственное чем я занимаюсь.

– А как вы меня позвали в последний раз?

– Словом «стынет». Это вас оскорбило?

Стив внимательно осмотрелся вокруг.

– Здесь никого нет кроме нас?

– Прекратите, Мистер Коул, конечно, нет. Спускайтесь, поболтаем за столом.

«Странно, – подумал Стив, – что за чертовщина». – Однако не столько факт происшедшего волновал его, сколько реакция на этот факт. Он отнюдь не испугался. Напротив, ему даже казалось, что он был готов услышать это слово. Он откликнулся на него так как будто за спиной раздалось его собственное имя: Эмили.

«Причем тут Эмили?» – подумал Стив и добавил вслух: – я иду!

– Эмили, не гони! – Снова тот же голос.

На этот раз Стив обернулся очень резко. Стремянка качнулась и, на мгновение, остановилась в неустойчивом равновесии. Секунда и …

– Аа-а-а… – закричал Стив, срываясь с самой верхушки складной лестницы.

Женщина упала на землю, но довольно мягко. Так, по крайней мере, показалось. Строптивая лошадь, сбросив наездницу, немного успокоилась и замедлила шаг. Из-за столов, скрытых слабой тенью деревьев и занятых небольшими группами людей, послышались возгласы ужаса и испуга. Умиротворенная атмосфера июльского полудня 1853 года впала в секундное оцепенение. Несколько женщин, потрясенные увиденным, позволили себе легкий обморок. Мужчины, находившиеся неподалеку, моментально ринулись к упавшей всаднице. Однако к желанию оказать элементарную помощь примешивалось ещё одно, более побудительное.

– Всё в порядке, господа, – сказала, лежащая на земле, женщина. Твердость голоса убеждала в искренности и ясно давала понять, что помощь не нужна. Первые добродеятели, боготворившие свою проворность, уже смаковали в своем воображении сцену, в которой им отводилась роль спасателей, когда этот уверенный женский тон обдал их холодом реальности. Застыв в нерешительности, несостоявшиеся герои глупо мялись с ноги на ногу, с досадой осознавая, что стопроцентная возможность обратить на себя внимание, став на некоторое время необходимой опорой, растаяла, как дым. Ни один из них так и не отважился подойти ближе и подать руки.

Похоже всадница, привлекательная, среднего роста женщина лет тридцати, ставшая причиной такого бурного волнения, не слишком баловала мужчин своим вниманием, тогда как на его недостаток с обратной стороны жаловаться не приходилось.

Внезапно какой-то мужчина, спрыгнувший с лошади, несущейся следом, продрался сквозь образовавшийся круг из статных красавцев, подскочил к лежащей на земле даме и присел рядом с ней на колено.

– Как хорошо, что на мне не мужской костюм, – продолжала молодая женщина, пытаясь выпутаться из величественно пышного платья, так поражавшего своей белизной, – иначе… – Она никак не могла подняться. – Будьте добры руку, граф. – Её голос смягчился при обращении к сидевшему рядом мужчине. Тот потянулся, намереваясь взять женщину на руки.

– Только руку, – чуть жестче сказала она, вынуждая повиноваться.

Толпа расступилась и пропустила образовавшуюся пару, которая медленно направилась к величественному особняку. Предстояло пройти не более ста метров, однако путь лежал через лужайку, уставленную дюжиной столиков, и сквозь сотню пристально следящих глаз. Женщина чувствовала себя неуютно: будучи сильной во всех отношениях, ей приходилось сейчас держаться за мужскую руку крепче обычного. Она почти повисла на руке графа, но всё же пыталась перебирать ногами.

– Позвольте, я донесу вас, – в очередной раз предложил провожатый.

– Я поражаюсь вам, Ричард. Вроде бы говорим на одном языке.

– Мне не понятно ваше упрямство, Миссис Уайт.

Женщина резко остановилась и, повернувшись к мужчине, бросила слегка гневным тоном:

– Неужели вы до сих пор не усвоили моих слабостей? Разве я похожа на человека, который, нуждаясь в чем-то, будет ждать пока это предложат?

Со стороны подобная раздражительность едва ли была объяснима. Скорее всего, недовольство было следствием не избыточной и настойчивой заботливости спутника, а рождалось той неловкой ситуацией, что будет предметом обсуждения всех гостей на ближайшие несколько часов.

– Жанет! – Женщина позвала служанку, со всех ног бежавшую к ней. Освободившись от мужской руки, Миссис Уайт, тем не менее, ласково поблагодарила за поддержку и медленно побрела в сторону центрального входа в особняк. Вскоре служанка уже участливо помогала своей госпоже. Ричард ещё некоторое время стоял и смотрел вслед удалявшейся паре. Когда женщины отошли уже достаточно далеко, он заметил, как служанка обернулась и, стараясь, очевидно, скрыть истинный предмет своего интереса, окинула взглядом большую территорию.

– Он всё ещё стоит, – пролепетала она, но Эмили Уайт, казалось, не слышала её.

Тем временем, оказавшись в усадьбе, Эмили дала волю своей слабости. Она еле волочила ноги по блестящему мраморному полу огромного холла, который был до того отполирован, что мог легко выполнять роль зеркала.

Добравшись до центральной лестницы, ведущей на второй этаж, она произнесла слабым голосом: – Спасибо, Жанет. Я поднимусь сама, а ты захвати теплой воды и полотенца.

– Да, мэм, – пролепетала служанка и скрылась в лабиринте из комнат.

Эмили продолжала стоять у подножья лестницы, собираясь силами и не решаясь начать восхождение. Она подняла руку и коснулась лба: он показался ей обжигающе горячим. Затем та же рука, скользнув вниз, прикрыла глаза, уже скрытые от света мягким покрывалом век. У Эмили кружилась голова, и боязнь упасть заставила её крепче ухватиться за перила.

В этот момент в холл робкими шагами вошел мужчина. На нем был дорожный костюм, и хотя на лице проступала усталость, мужчина выглядел весьма привлекательно. Только вот в данную минуту этого никто не мог оценить, ибо в огромном холле не было ни души, кроме одинокой женщины, да и то стоящей к нему спиной. Не слишком уверенные шаги и любопытствующий взгляд мужчины выдавали в нем человека, оказавшегося здесь впервые и чего-то искавшего. Или кого-то. Пройдя чуть глубже, он окончательно убедился, что ему не удастся встретить ни одного сгоревшего от желания поприветствовать его существа и уже собираясь уйти, он внезапно увидел силуэт женщины, или вернее, великолепного женского платья, вычерченного на фоне яркого солнечного света, что вливался в холл сквозь крупное окно, расположенное на верхней площадке, где лестница расходилась в разные стороны.

– Простите, – начал он, предварительно оглядевшись и удостоверившись, что ему не к кому больше обратиться.

Реакции не последовало.

– Меня зовут Джефри Оуэн, – чуть громче продолжил мужчина, медленно направляясь в сторону потенциального собеседника. – Я бы хотел видеть господина Кристофера Оуэна. Он мой дядя. Буду очень признателен, если вы … – он подошел почти вплотную к женщине, но она не изменила своего положения, – … если вы… – медленно повторил он и оглянулся. Нет, что-то здесь не так. Когда он вновь повернулся к женщине, она оказалась на пару футов ниже: она падала! Мужчина едва успел подхватить её на руки: «Боже, какая же она легкая! Платье, наверное, весит больше».