Литмир - Электронная Библиотека

– Звучит неразумно, правда?

– Ну, – протянул старик, – вообще-то я об этом никогда не думал.

– Отлично. – Стив возобновил свои копания. – Что до меня, то я верю в реинкарнацию души не столько по разуму, сколько потому, что просто хочу в это верить.

– А для чего?

– Для чего верить?

– Да.

– В какой то мере, для бессмертия, наверное. Если ты жил в прошлом, живешь сейчас, стало быть будешь жить ещё. Мне, например, очень хочется жить вечно.

– Но это же абсурд, – возразил старик.

– Что именно?

– Ваше желание.

– Мое желание или возможность его реализации?

– Последнее.

– Не вижу ничего сверхъестественного. Допустим, вас лишили руки. Вы живете? Живете. Вас лишили ноги. Живете? Живете. Так почему вы не сможете жить, если вас лишат тела? – Стив придвинул стремянку к стеллажу и начал подниматься по ступенькам. – Ведь руки или ноги отнимаются у тела, а не у души. У души нет ни того, ни другого. Поэтому ей всё равно, в какой оболочке находиться: в той, у которой четыре глаза или семь пальцев.

– А если теряешь голову? После такой потери ты мертвец. Это исключение из правил? – Старик довольно улыбнулся.

– Нет, это подтверждение правила. – Стив не отрывался от просмотра книг. – Так уж получилось, что для человека, а он не единственная физическая форма, голова является хранителем сразу трех, самых важных каналов, через которые душа общается с внешним физическим миром: это слух, зрение и речь. Если лишить душу всех этих каналов сразу, заметьте, сразу, ибо потеря одного из них, или даже двух, не является причиной смерти, то у неё остаются лишь руки да ноги для совершения чисто физических действий. А это не её предназначение. Поэтому она и покидает обезглавленное тело. Вот так. – Коул слез со стремянки и, немного передвинув её, снова поднялся до второго яруса стеллажей.

– Интересная теория, – помолчав, изрек Мюрей.

– Я бы назвал это легкой вспышкой не совсем здоровой фантазии.

– Но даже если допустить такое, почему, покидая тело, душа, также отказывается от всего того, что было с ним связано? Я имею ввиду воспоминания и всё такое. Неужели нам это настолько ненужно? Для чего мы живем заново, вселяясь в младенца и умирая стариком, для чего делать те же ошибки, испытывать туже боль? Разумеется, я далек от мысли, что наша следующая жизнь будет полностью похожа на предыдущую, но ведь не исключено, что что-то повторится?

– О! – Стив громко захлопнул книжку, немного испугав звуком Барнса. – Как это верно! Вот сейчас мы подошли с вами к самому интересному. – Он уселся на ступеньку, лицом к своему оппоненту и, пошарив с мгновение глазами по книжным полкам, в поисках импульса для своего рассказа, сказал: – Насколько я помню, всё началось с распечатки. Так вот, я бы никогда не обратил на неё такого внимания если бы не одна деталь: там говорилось, что прошлую жизнь мне довелось провести, будучи женщиной. Конечно, прозвучит забавно, но иногда я ощущаю в себе некоторые женские начала.

– На мужиков тянет? – шутливо спросил старик.

– Но если единственное отличие, по-вашему, между мужчиной и женщиной заключается в этом, то, – Стив пожал плечами и хлопнул томиком по ладошке, – тогда, наверное, можно сделать такой вывод.

– Конечно, я так не думаю, – попытался оправдаться старик.

– Да ладно. – перебил Коул. – Дело в том, что, действительно, существуют моменты когда я, помимо своей воли, конечно, позволяю себе сделать некоторые чисто женские движения, жесты. И, пожалуй, самое удивительное, что это не машинальное действие: в такие мгновения я именно чувствую себя женщиной. – Стив посмотрел на старика.

– Я в порядке, Мистер Коул, – выдавил он, – … продолжайте.

– Ну хорошо. Так вот, – начал Стив, кладя книжку на место и собираясь с мыслями. – Вы были правы, когда сказали, что две жизни не могут полностью повторять одна другую, но отдельные фрагменты их могут совпадать. Вот почему мы иногда оказываемся в ситуациях, которые до боли поражают нас фактом своего повторения. Общеизвестное дежавю. Если вы прожили две жизни или, допустим, три, то вероятность возникновения таких ситуаций чрезвычайно мала. Однако она сильно возрастает с возрастом в десяток судеб. Наши жизни подобны синусоидам: у каждой своя частота и фаза. Располагаясь на одной временной оси, они пересекаются, но только что упомянутые ситуации – это не точки их пересечения, они только миг, и поэтому мы не успеваем их заметить. Моменты ощущения нечто подобного наступают тогда, когда две разные синусоиды имеют несколько общих точек, то есть частично повторяют друг друга.

– Ну и что?

– А то, что в такие моменты колеи двух абсолютно разных жизней сходятся, и некоторое время мы находимся одновременно в двух жизненных течениях. И вот загадка: почему потом, когда нам предстоит расстаться, мы выбираем новую ветку, а не проторенную. Хотя на этот счет у меня есть кое-какие сомнения. Иначе как быть с внезапными, необъяснимыми смертями.

– Вы полагаете, это именно те случаи ложного выбора пути?

– По крайней мере, обратное недоказуемо, так же, как и утверждение. Это лишь предположение, так сказать, «легкая вспышка не совсем здоровой фантазии», – процитировал себя Стив.

– Да, – протянул Барнс, вытирая лоб, – забавно, честное слово, забавно.

– Однако как это не прискорбно, но из сказанного следует, что, несмотря на всю нашу многожизненность, умереть нам, всё-таки, предстоит, – заключил молодой человек.

– ?!

– Да-да, ибо обязательно наступит такой момент, когда наша очередная жизнь будет полностью состоять из фрагментов, прожитых ранее. А это значит конец фантазии. А что такое душа? Это та же фантазия. Нет фантазии – нет души – нет жизни. Всё. – Стив развел руки в стороны, втянул голову в плечи и надул щеки.

– Но, вообще-то, в моей жизни было… полно неожиданностей, – пролепетал Барнс. – Скорее, она одна, сплошная неожиданность.

– Тогда, я вас искренне поздравляю, Мистер Барнс: вам ещё жить да жить, – добродушно заметил Стив, возобновляя исследование книжных полок.

– Но, если честно, я так и не понял, почему же мы, всё-таки, ничего не помним из наших прошлых жизней?

– Почему же? Кое что помним. – Коул улыбнулся. – Любая боль или радость рано или поздно умирает, оставляя лишь шрамы, при взгляде на которые возникают ассоциации от испытанного ранее. Ведь так?

– Ну-у-у-у-у, – промычал старик, – я слабо представляю себе эти шрамы.

– Я тоже. Впрочем, любую неосязаемую вещь можно представить себе лишь слабо.

– Но тогда …

– Что дает толчок к воспоминаниям? Обстановка, в которой Вы находитесь: картинки, звуки, запахи. Ваша память связанна с физическим миром, то есть единственные свидетели того, что с вами было – это, что вас окружает. Допустим, на дворе ночь. За окном идет сильный дождь. Вы чувствуете себя очень неуютно, потому что год, десять, сто лет назад тоже была ночь и дождь за окном и … сильная молния, которая ударила так близко, что в вашем доме повылетали стекла. А может она даже убила кого-нибудь. Вы никогда не забудете эти переживания, совсем не понимая, что было их первопричиной. Это и есть шрамы. Но меня, например, больше интересует вот какой вопрос: помните, я говорил вам о пересечении жизненных течений?

– Да.

– Так вот, если мы из будущей жизни попадем в прошлую, нам уже будет известен весь её дальнейший ход.

– Полагаю, да. Ведь она уже прожита.

– На первый взгляд, верно. Это как открыть прочитанную книгу посередине. Вроде бы читаешь заново, а конец уже известен. Но это ведь мы в будущей жизни знаем, что прожили настоящую, то есть читая шестой том, узнаем героев, появившихся в пятом. Кто же расскажет нам про нашу настоящую жизнь, если тот, кто должен нам о ней рассказать в будущем, в то самое будущее ещё не попал по той простой причине, что не прожил настоящего. Другими словами, мы можем знать, что пятый том уже прочитан, только читая шестой. Но для того чтобы начать шестой и узнать, что мы читали пятый, нам необходимо этот же пятый сначала прочесть. – Стив на некоторое время замолчал. Похоже, он сам старался понять свою теорию.

4
{"b":"920581","o":1}