— А вот этого не надо, — попросил он, выезжая на трассу. — Я, действительно, могу быть поздно. Ложись спать.
Не видел смысла в подобных жертвах. Это у него — без вариантов. Хотя… Не мог не согласиться с тем, что фраза, с обещанием дождаться, затронула какую-то невидимую струну. Душевную струну. Появилось непонятное и неизвестное ранее ощущение нужности, важности. До сих пор его никто не ждал. Из командировки, с премьеры, да просто с работы, со съемок. В лучшем случае, нарисовывался на пороге Димка. В таком случае появлялась возможность перекинуться хотя бы парой фраз.
— Предлагаю считать это репетицией семейной жизни, — неожиданно весело прозвучал голос Риты в телефоне, а на втором плане что-то достаточно аппетитно зашкварчало.
Судя по всему, эта маленькая несносная женщина всё-таки добралась до кухни. Мелькнувшая мысль вызвала беззлобную усмешку Константинова. Да, вот теперь знал точно, чего ему в этой жизни так не хватало…
3
Санкт-Петербург. Это непонятное, необъяснимое ощущение. Оно снова появилось несколько часов спустя, когда вернулся домой. Света не было нигде, кроме спальни, в которой приглушенно горел ночник. Прислонившись к дверном косяку, улыбнулся. Рита дремала, обнимая его подушку. И выглядела совсем… по-домашнему. Такой… уютной, тихой. Поймал себя на желании её поцеловать. Вот именно сейчас, когда спит.
Почувствовав взгляд, а возможно и посторонние звуки, связанные с открыванием им входной двери и перемещением по квартире (хотя постарался всё делать максимально тихо), Рита, открыв глаза, подняла голову. Натягивая на плечи одеяло (странное действо, учитывая, что в квартире тепло, а уж обнаженной, только за эти пару дней, видел не раз), села на постели.
— Ну, и как это понимать, почему мы не спим? — поинтересовался он, присаживаясь на корточки перед постелью и постаравшись удержать взглядом взгляд гостьи. — Что-то случилось? Или новостей перед сном насмотрелась? — кажется, была сделана попытка сыронизировать. Только с последним сейчас, учитывая происходящие катаклизмы в стране, было сложновато.
— Скорее из-за Ксюхиного звонка психанула, — проворчала Ритка, продолжая удерживать одеяло практически у самой шеи, что Константинова заводило в некоторый тупик. Если его надумали стесняться, да еще до такой степени… Самое время начать поиск причины. Всего пол дня отсутствия, а на пороге уже новая проблема вырисовывалась. И это при том, что за минувшие пару суток у них всё было в данном вопросе просто замечательно.
— Что-то дома? — спросил осторожно, решив, по крайней мере — пока, поддержать тему, с которой хотя бы на контакт пошла.
— Истерика у нее, — еще и этот вздох, полный обреченности. — Деньги снимает, сахар-гречку закупает, — продолжала между тем Ритка, после секундной паузы совершенно неожиданно, уходя от затронутой темы, спросив, — Ужинать будешь?
Ответил не сразу. Настаивать и выяснять о состоянии мало знакомой ему Ксюхи не планировал. Если Рита сама уходила от разговора… Счел благоразумным тоже отступить. Больше сейчас беспокоило состояние самой гостьи. Это непонятное стремление закрыться от него. Если только не предположить, что с просони, чисто автоматически пытается укрыться. Или… Мелькнувшая мысль вызвала прилив желания. Что на ней сейчас? Его футболка? Или, может, совсем ничего? В чем она вообще спит, когда ложится в постель совершенно одна?
— В душ только загляну, — выпрямляясь и выходя из спальни, обронил Константинов.
А, по сути, попросту сбегал. На данный момент — от самого себя. Необъяснимое состояние напряжения гостьи удерживало от сколько-нибудь откровенных намеков (не говоря уже о действиях).
Не сказать, чтобы был сильно голоден. Во время съемок были чай, бутерброды. Особо никогда не привередничал. И сегодня — перехватил. Только озвучивать этого не стал. Его ждали. Для него… Для него готовили!
В кухне появился минут через пятнадцать, успев сполоснуться и переодеться. Привычные домашние брюки и достаточно свободная футболка. Всегда одетый. Даже когда одни. Что это — какой-то собственный пунктик? Или как-то связано с её присутствием в квартире? Учитывая, что между ними происходит в эти дни, вряд ли своей полу обнажённостью смутит.
На ней была коротенькая сорочка. Совсем коротенькая. Черный шелк с кружевными вставками. А когда Рита, даже совсем немного, наклонялась вперед… Перехватило дух. Вроде бы к сорока восьми пора уже насмотреться на женские прелести.
— Ого. — Константинов, остановившись за спиной, лишь вскользь коснувшись чуть прикрытой кружевом груди, медленно, повторяя каждый изгиб женского тела, переместил ладонь к бедру. Приподнимая сорочку, продолжая, — А почему до сих пор не надевала? Может, мы вместо ужина чем поинтереснее займемся, а? — предложил он, обжигая дыханием её шейку и одновременно теснее прижимая к себе, давая почувствовать пробуждение собственного желания. — Мне завтра не вставать. В театр к двенадцати, — продолжал слегка севшим голосом, а ладонь настойчиво поглаживала спрятанное в трусики заветное местечко.
Прекрасно понимала, о чем говорил. Да и — чувствовала. Вот только настроение сегодня было… Сама себя не понимала. Раздражение, совершенно необъяснимое, рвалось наружу.
А ведь всего несколько мгновений назад, когда его ладонь коснулась её груди совсем бесхитростной лаской, когда, повторяя каждый изгиб тела, спустилась к краю сорочки, когда почувствовала его просыпающееся желание… Готова была уступить прямо здесь, на кухне. И вдруг резкий перепад. Как переключили что.
— А мне два дня к ряду кто-то передохнуть дает? — резко прозвучал её вопрос. Слишком резко.
И всё же — что-то происходило. Помедлив, Константинов отступил, верно рассудив, что не самое подходящее время для поиска причины. И, не в последнюю очередь, уставшим был он, что мешало сконцентрироваться на проблеме. Если, правда, таковая вообще существовала.
— Извини, постараюсь быть посдержаннее, — проворчал он, подсаживаясь к столу. — Что так смотришь? — а во взгляде, направленном на него, было неподдельное недоумение. — Я понимаю русский язык, — грубить не хотелось совершенно, но совсем сдержаться не получилось. — Мне просто показалось, тебя всё устраивает. Если для тебя слишком активен…
— Меня всё устраивает, если у нас всё естественно, — ставя перед ним тарелку с ужином, обронила Коташова, не давая закончить фразу.
А вот Константинов оказался в растерянности. По крайней мере — в первое мгновение. Устал, конечно, сегодня, но не до такой степени, чтобы совсем не понимать смысла сказанного. А то, что до него пытались донести…
— Не понял, поясни, — откинувшись на спинку стула, протянул он медленно, при этом не сводя с гостьи слишком пристального взгляда. Его сейчас попытались если и не обвинить в чем-то, так уж точно — на чем-то подловить. Вот только…
— Алеш, я не хочу, чтобы из желания произвести на меня впечатление, ты начал что-то принимать, какие-то стимулирующие, — выдала Рита на одном дыхании, старательно избегая даже случайно встретиться с ним взглядом. Хорошо хоть, в комнате не попыталась спрятаться. Не представлял себе сейчас игру в кошки-мышки. Вообще, вопрос с потенцией до сих пор как-то не возникал. Понял бы еще, проблему другого плана. — Мне любовник здоровый нужен, если что.
— А поконкретнее можно? — поинтересовался Константинов, небрежно облокотившись на стол и с интересом наблюдая за собеседницей. Прекрасно он понял, о чем разговор. Только причины его возникновения найти никак не мог.
— Издеваешься? — Рита замерла с плетеной хлебницей в руках.
— Да нет, хорошая моя, это, по-моему, ты издеваешься, — возразил Константинов, скользя взглядом по ее фигурке, соблазнительно подчеркнутой шелковой тканью.
Рита постаралась сохранить спокойствие. Всего лишь взгляд. В конце концов — предполагала, какой интерес может вызвать у него такой вот её наряд. Интерес… Интерес — да. А вот реакция оказалась неожиданной. Или — ожидаемой?
— Хочешь сказать, что в сорок восемь без проблем можешь вот так заводиться, а под утро еще и повторять?
