— В прошлый раз я была пьяна и плохо себя осознавала.

Он вывернул руль на повороте и мельком взглянул на меня.

— Ты была прекрасна. Ещё даже до того, как выпила первый бокал шампанского, Аль.

Вздохнув, я решила не продолжать этот очень странный разговор. Подумала только, что хочу поскорее оказаться как можно дальше от него и его обаяния.

— Это было давно и неправда.

— Как скажешь, — хмыкнул он.

Я снова отвернулась к окну, и мы молчали до самого дома. Когда автомобиль припарковался во дворе, первое, что сделал водитель, — это посмотрел на окна моей квартиры, в которых не горел свет.

Сказать, что я занервничала, — ничего не сказать. Икать начала ещё даже до того, как начать врать, на что Саша заулыбался, как Чеширский кот, демонстрируя ряд ровных белых зубов.

— Звони своему жениху.

Твою-то мать!

«Не умеешь врать — не берись!» — объясняла мама ещё в детстве.

Не сказал бы, что мне сильно это пригодилось в жизни, но я хотя бы понимал, что ложь всегда имеет последствия.

На моём пути встречалось очень много лжецов. В основном безобидных. Но мне одного раза хватило, чтобы понять, что некоторые играючи умеют заливать в уши. Отношения с той женщиной были роковой ошибкой, в корне изменившей моё отношение к противоположному полу.

Нет, женщин я люблю. Но только как дичь, которую нужно найти, убить и употребить по назначению.

Но, по-моему, в прошлый раз я дал маху. Да такого, что понять не мог, что за добыча передо мной.

Трудно найти более неспособного ко вранью человека, чем Аля. И ведь она не оставляла надежд в попытках избавиться от моего навязчивого внимания. Это и забавляло, и бесило одновременно.

Ещё до нашей встречи я как-то натыкался на статью в газете, что запихивают в почтовый ящик в рекламных целях, что есть люди, которые живут с этим годами. В той газетёнке описывались и первопричины, среди которых числились психические расстройства. Описывались примеры, правда, среди них не было ничего подобного.

Я ещё в тот вечер начал подозревать неладное, но сегодня до меня дошло, что подобные симптомы у неё связаны с вопросами и ответами на них. Любой человек нервничает, когда врёт. А стоило задать вопрос Але, на который она отвечала явную ложь, начиналось это.

А сейчас и вовсе заранее, потому что выбора я ей не оставил, а сознаваться она не собираелась.

Ну разве не мило?

— Нет, я не буду, ик. Должно быть, он спит.

Ну ладно. Если уж жених не сможет встретить, тогда я провожу, как полагается. Мне не трудно.

Я хмыкнул и отстегнул ремень безопасности.

— Тогда я провожу, как должно мужчине.

Цветочек внезапно побледнела. Отстегнула ремень и открыла дверь автомобиля.

— Не стоит, я вполне дойду до квартиры сама.

Нет, я, конечно, собирался довести до дверей, но думал, что до подъездных будет достаточно. А девушка словно намеренно подстёгивала.

— Это был не вопрос, — улыбнулся я.

Аля поджала губы, вылезла из авто и захлопнула дверь. Я не стал задерживаться, однако, было весело наблюдать за нервно шагающей фигуркой, вздрагивающей каждый раз от приступа «врунической» икоты.

Закрыв машину, нагнал девушку и выровнял шаг. У подъезда было темно. Почему-то не горел фонарь.

— Не мешало бы обратиться в управляющую компанию, чтобы они восстановили уличное освещение.

Цветочек искоса глянула на меня, но промолчала. Как только подошли к подъезду, она взяла в руки ключи и повернулась ко мне.

— Спасибо, что проводил. Дальше не нужно.

Я прищурился, пытаясь понять, что происходило в её голове, когда она представляла нас двоих у дверей её квартиры. Если там действительно есть жених, в чём я сильно сомневался, потому что поверить этой мелкой врушке не мог, то вряд ли он бы лёг спать, зная, что его девушка тусит у подруг. Да и почему вместе с ней не пошёл?

А может, дело в чём-то более приземлённом? Может, она представляла, как я настаиваю на продолжении вечера? Немного разобрав её характер, я понял, что ни прошлая, ни эта встреча со мной не были чем-то истинно желанным. Это позволило мне сделать кое-какие выводы, которые я теперь невообразимо хотел подтвердить или опровергнуть. Интересно же!

Я только улыбнулся девушке, не понимая, каким образом внезапно проснулся азарт. Допустим, это, возможно, оттолкнёт её, но не было сил устоять от соблазна позабавиться на прощание. К тому же я прекрасно осознавал, что это может быть последняя встреча. Поэтому, когда Аля приложила ключ к терминалу и открыла дверь, закрыть её я уже не позволил, скользнув за ней следом.

Цветочек перепугано развернулась и в полумраке довольно тесного тамбура выдохнула мне в лицо:

— Не надо.

От звука её тихого голоса я подобрался, отчего-то ярко ощутив вовсе не то, что она пыталась продемонстрировать.

— Ты ведь не меня боишься, — хмыкнул, глядя в потемневшие глаза. — Себя, правда?

И, не дожидаясь ответа, склонился, чтобы неожиданно для самого себя осторожно коснуться её губ, а после крепко прижать к себе, когда её ноги внезапно перестали держать свою хозяйку.

Доказывать мне ничего не нужно. Язык её тела говорил сам за себя, а я… А я, в конце концов, остался тем же, кем и был. Охотником. А охотники извечно обладали правом сильнейшего.

И какова же вероятность, что я могу провести с ней ещё одну ночь?

В том, что никакого жениха в квартире нет, я был уверен на девяносто пять процентов, пять из которых были допустимой погрешностью. В том, что его вообще нет в жизни этой застенчивой малышки, уверенность колебалась в районе шестидесяти пяти процентов, но и этого хватало, чтобы ответить на собственный вопрос положительно.

И прежде чем она начнёт сопротивляться, я снова припал к её сладким губам и поднял на руки, когда она обняла за шею и запустила пальцы в мои волосы.

Пьянящая… Дурманящая своим ароматом зайка, что так безропотно далась в лапы волку.

Стараясь не выпускать девушку из плена желания, я по памяти поднялся на площадку и нащупал кнопку вызова лифта. И только когда мы оказались в кабине подъёмника за закрытыми дверьми, она вдруг разорвала поцелуй, посмотрела на меня затуманенным взором и тихо прошептала:

— Что я делаю?

Этот вопрос был не мне адресован. Всё, чего мне хотелось в данную минуту, — обладать её телом. Я шёл на поводу у хищника, сидевшего во мне, а потому позволил себе поставить девушку на ноги, отобрать ключи и заткнуть возмущённый вскрик новым поцелуем. Уже не нежным, а тем, от которого у самого рвало все кольца. Поцелуем, который расставлял акценты и показывал, кто здесь власть.

И она подчинилась. Целиком, без остатка. Подчинилась, преданно умолкнув.

А у меня в груди от её чувственности и покорности разливалось тепло. Ведь, если по сути, я не сильно давил. Не принуждал. Я был настойчив, только и всего. Да и то потому, что видел, что нравлюсь ей, а вся та ежовая стена, которую она установила вокруг себя, была ничем иным, как способом уйти от… видимо, ненавистного мужского внимания.

Как мы вышли из лифта или открыли дверь квартиры (я точно знаю, что забрал у неё ключи), я не могу сказать. Помню только сладкий запах её манящего тела и дурманящий вкус податливых губ. Помню шелковистость бёдер под подолом платья. Помню, как приятно было сжимать её бёдра. И помню хриплое «Прекрати», когда языком ощутил тугую горошину упругой округлой груди.

Опьянённый желанием разум не хотел сдаваться, поэтому на неправдоподобное требование, больше похожее на мольбу не останавливаться, я не обращал никакого внимания, до тех пор, пока не услышал:

— Пожалуйста, не надо. Уходи.

Я поднялся, упершись руками по обе стороны от её головы. Тяжело дыша, вгляделся в её пьяные от желания глаза и, подавляя растущее раздражение от неутолённого сексуального голода, не менее хрипло спросил:

— Почему?

Она закусила губу, судорожно вздохнула и отвела взгляд: